Понятно, что подобная конструкция должна была как-то идеологически обслуживаться и направляться, поэтому уже в середине двадцатых годов была создана Партия Народного Счастья, ставшая кузницей управляющих кадров в РКНС. Кандидат в ее члены должен был заявить, что он готов отринуть частнособственнические инстинкты и отныне всецело служить трудовому народу. Далее его кандидатура выносилась на обсуждение и, в случае положительного решения, он навсегда терял свой пай и место в общине, что для этого мира было, видимо, очень серьезно. Зато отныне он мог сделать карьеру на руководящих постах в армии и правительстве. Или не сделать, тут уж без гарантий… Вообще Партия Народного Счастья, напоминала мне монашеский орден — к ее членам выдвигались особые требования, вроде личногонестяжания, кристально честного морального облика и незапятнанной репутации. С другой стороны, борцы за народное счастье были неподсудны обычным судам, а их проступки разбирали их собственные «братские комиссии» и «старшие учителя». Но точной информации, как водится, не хватало. Странное по ту сторону перехода Полессы было общество — вроде и социалистическое, а вроде и нет — не поймешь. Честно говоря, после всего прочитанного и увиденного мне захотелось на него посмотреть хоть глазком…
Уходили мы наутро, по холодку. Прошерстив склады, Мотя нашел нам комплекты условно гражданской одежды. Петрович оставил себе гимнастерку в условно-гражданском варианте, с карманами, я остановил свой выбор на белой нательной рубахе-косоворотке, коричневой шинели из дешевого сукна и хромовых сапогах… Различались мы с майором и цветом штанов: он в серых, а я в синих. Нашлись для нас также и рюкзаки типа «Сидор». Вид у нас был вроде как ничем не примечательный — простенько, но чистенько. Но это лишь на мой взгляд, а там — кто его знает… По ID пока ничего не пробить, подробную информацию можно будет получить лишь на той стороне. Ладно — программа минимум — перенестись и осмотреться, ЛКР, если что выручат, а прыгнуть в РФ или в мир Хей я смогу вообще из любой точки, если рядом хватает открытого пространства.
Шагая по тропинке на железнодорожной насыпи, мы углубились в сосновый лес, чистый и светлый. Но уже через пару минут и какую-то сотню метров все неуловимо изменилось. Сосны неожиданно встали вдоль насыпи стеной, гуще, чем в самом густом ельнике. Ветви и кроны деревьев закрыли от нас небо, сзади во мраке заклубился туман, а впереди замаячило что-то светлое… Мы внезапно оказались в сомкнувшемся лесном тоннеле, из которого нельзя сделать ни шага влево или вправо, настолько густыми были деревья и кусты. Можно было лишь идти вперед, по пропадавшей на глазах тропинке к манящему таинственному зеленоватому свету.
— Это и есть твой переход? — удивленно спросил я Петровича.
— Ага, — озираясь с интересом вокруг, ответил он. — Переход между мирами модернизированный, Кощейской конструкции. Шагай вперед, студент. Кому положено, тот пройдет по нему в другой мир, а кому не положено…тот из него никогда не выйдет или его просто не найдет.
— Ясно, — кивнул я головой и зашагал вперед, к свету. Еще десяток шагов, затем еще десяток и…
Неожиданно светло стало повсюду, а лесной тоннель исчез как его и небывало. А еще…вокруг было самое настоящее лето. Мы с Мотей неожиданно вышли из небольшого смешанного леска прямо на разогретую ярким солнцем лесную опушку. Сверху простиралось пронзительно — голубое, с редкими облачками на горизонте небо, вокруг буйствовала всеми оттенками зелени молодая листва, пели птицы, а под ногами в траве росли полевые цветы. Впереди виднелась обшарпанная автобусная остановка у порядком побитой асфальтовой дороги, за ней вспаханное поле с какими-то зелеными ростками.
«Переход завершен», — просигнализировал мне спешно открытый ID. «Координаты мира сохранены». Приехали.
Глава 13. Общинный рай
— Лето… — повертев головой по сторонам, неопределенно сказал Петрович. — Не, ну надо же! Везде зима, а тут у коммунаров теплынь, цветочки-лютики. Точнее не лето, а поздняя весна, — еще раз внимательно осмотревшись, сделал вывод военный. — Зелень слишком свежая и посевам в поле пока до урожая далеко.
— Ага, — согласился с ним я. — Только не у коммунаров, а у общинников, будем точны в терминах, — с некоторым облегчением я стащил с себя свою шинель, и, свернув, спрятал ее под ближайшим кустом. Мотя со своей гимнастеркой выглядел еще туда-сюда, но я в шинели на почти тридцатиградусной жаре смотрелся предельно глупо. — И сдается мне, мы не в Подмосковье. Где ты в Подмосковье видел такие здоровенные пирамидальные тополя? И березок не видно, все больше ясени и акации…
— Скорее тут вообще лесополоса, — хмыкнул бывший майор, осматривая вытянувшийся вдоль асфальтовой дороги лесок. — Местность на юга похожа, может Волгоград, а может Ростовская область или Краснодарский край. Однако…
— Тогда, пойдем к остановке прогуляемся. Раз уж попали, грех не осмотреться, — махнул я рукой в сторону дороги.
Мы не спеша двинулись вперед и вскоре добрались до цели, обойдя остановку сзади. Укрывшись под крышей — козырьком от жаркого солнца, на деревянной скамейке внутри сооружения сидела бабка в бесформенном сером платье с мешком у ног и пожилой мужик в потрепанном пиджачке. Рядом с ним стоял обтянутый отслоившейся местами мешковиной фанерный…чемодан? Сундук с ручкой? На нас парочка покосилась с некоторым интересом, но никто не сказал ни слова. Во всяком случае, на месте от удивления аборигены не подпрыгнули и то хорошо…
Объявление на остановке гласило, что она носит непритязательное название «пятьдесят второй километр» и тут останавливаются маршруты тридцать второй и сорок первый. Бездна информации однако… Пришлось отойти подальше от аборигенов, после чего я тихонько шепнул Петровичу, что займусь сбором информации и открыл ID. Оставалось лишь понять, какие следует задавать вопросы, чтобы получить на них верные ответы. В этом главная проблема — когда не знаешь ничего, то и спрашивать сложно, магия дает лишь конкретные ответы на прямые вопросы, анализировать информацию за тебя никто не будет. Да и ЛКР следовало беречь.
В течение нескольких следующих минут мимо нас по дороге проехало всего десятка два машин. Из них большинство — грузовые, причем вид у них был, скажем так, не ультрасовременный. Линии обводов угловатые, без всякой аэродинамической зализанности очертаний, кабины и кузова небольшие, порою вообще с деревянными бортами. Не древние полуторки, конечно, но и не современные мощные «фуры». До размеров «КАМАЗа» дотягивала лишь одна машина из десятка. Дизайн несколько непривычный, но все равно — стиль ретро, семидесятые. Редкие легковые автомобили ушли от грузовиков недалеко — даже старая «Волга» смотрелась бы среди них иностранной красавицей. Небогато жили общинники, что там говорить. И с личным автотранспортом у них, похоже, негусто.
А затем показался Он! Лязгающий коробкой передач, медленный, с трудом заползающий в небольшую горку автобус, неуловимо напоминавший своими обводами что-то смутно знакомое из глубокого детства. Табличка за треснувшим лобовым стеклом указывала, что движется он по маршруту номер тридцать два, от СКО «Светлый труд», до пригородной станции «Соленовская».
— Да это же практически ЛИАЗ, — тихо удивился рядом со мной Петрович. — Тот самый, с сиденьями из кожи молодых дермантинов. И цвет классический, желтый. Прямо ностальгия…
— Раз такое дело, прокатимся, — решился я. — Может до города доберемся, посмотрим что там и как? ID подсказывает, что от станции до Миродара не так уж далеко. А от Соленовской в город электрички ходят.
Внутри автобуса было жарко, душно, пыльно и тряско, кондиционер в нем, похоже, давно сломался. На заднюю площадку сквозь раскрывшиеся с лязгом двери мы втиснулись не без труда, и нас тут же обступили со всех сторон, прижав мешками и сумками. Я постарался протиснуться к окну, что удалось не сразу — автобус был набит практически битком. Как ни странно, одежкой мы с Петровичем не так уж выделялись — народ по большей части был одет неброско, дачников в шортах и футболках не попадалось, преобладали рубахи, пиджаки и мешковатые штаны, а у женщин — глухие блузки и длинные юбки. Гимнастерки как у Петровича тоже встречались.
Не то, чтобы давка в транспорте была для меня чем-то новым, в метро в час пик и хуже приходилось. Но тут я несколько «поплыл», очень уж обстановочка вокруг была атмосферная… Пока я, прижавшись к поручню у стенки, спрашивал совета у ID, быстро сориентировавшийся в этом бедламе Мотя создал, не иначе как за ЛКР, местные деньги, и сунул пожилой соседке за нас двоих один рубль, передав за проезд до станции. Точнее, «Один Трудовой Рубль», — на коричневой купюре с нарисованной пашней и трактором было написано именно так. К моему удивлению, обратно от кондукторши нам по живой цепочке рук вернулось два билетика и двадцать «трудовых копеек» сдачи одной монеткой — все без обмана.
Во время дороги я пытался внимательно слушать разговаривающих вокруг соседей. Получалось плохо — лязгающий шум мотора заглушал человеческую речь, все сливалось в один гул. Но подслушанные обрывки разговоров были в целом понятны, люди говорили по-русски, какого-то резкого акцента в речи аборигенов не чувствовалось. Попадались, правда, непонятные, смутно ассоциируемые не пойми с чем слова и обороты, вроде: «у Палыча на новпае одни кушери, а Мир постановил брать как с трудовика», или «наши Зинка с Новичихой заскублись, из-за Митяя-шофера со станции, а тот с Катькой гуляет. Так эти дуры на него жалобу в общинный сход подали. Коллективную».
Примерно через полчаса, на конечной остановке, мы наконец покинули наш рыдван, и я не пожалел сорока ЛКР, чтобы стереть память о встрече с нами у встреченной на остановке парочки и у всех соседей по автобусу. Цепочку свидетелей, которая способна привести возможное следствие к точке перехода следовало зачищать наглухо. Но дальше можно было и рискнуть — если чистить так же тщательно следы дальше, можно остаться на мели, никаких ЛКР не хватит. Да вроде мы не так уж и выделялись…