Когда прошли часы отчаяния, опечаленный и разгневанный отец отправился к начальнику округа.
«Разве, - сказал он ему, - мало в лесах и селениях кабанов, свиней, буйволов, которыми может поживиться господин тигр, если он проголодался? Кто же позволил ему отнимать у бедного землепашца последнего сына?»
Выслушав жалобу Чинь Бана, начальник округа посочувствовал ему, но разъяснил, что тигра нельзя привлечь к ответственности. На то он и господин тигр, чтобы не только побояться спросить с него за преступление, но даже подумать об этом. Если Чинь Бан не верит начальнику округа, пусть поговорит об этом с главным сыщиком, на обязанности которого лежит разыскивать всех тех, кто нарушает законы.
Вызвали сыщика. Как обычно, он был пьян, и, когда ему рассказали о сути дела, он ударил себя кулаком в грудь и воскликнул:
«Тигр съел твоего единственного сына? Да как он посмел! Не плачь, добрый человек. Клянусь небом, не пройдет трех дней, как я приведу его сюда!»
Усмехнулся начальник округа и говорит:
«Ну что ж, раз ты в моем присутствии обещал этому человеку привести сюда господина тигра, то обязан это выполнить. Иначе придется тебе голову отсечь… Иди!»
Отрезвился па другой день сыщик, вспомнил о вчерашнем и пришел в отчаяние. Он хорошо знал нрав начальника. Но раскаиваться было поздно.
И, подумав, сыщик отправился в лес. В самом деле, не все ли равно, погибнуть от когтей господина тигра или под мечом палача?
Встретилась ему по дороге кумирня, вошел он в нее и пал перед изображением Будды па колени. Проходил в это время мимо тигр, услышал слова человека, его раскаяние и мольбу о спасении и остановился у входа. Сыщик затрясся от страха. Но тигр не набросился на него, не растерзал. Усевшись на порог, он терпеливо ждал, пока человек закончит молитву.
«Ты звал меня? - спросил тигр. - Зачем я тебе нужен?»
Когда сыщик наконец пришел в себя, он с трудом пролепетал:
«Если ты тот, кто съел сына Чинь Вана, то должен позволить мне арестовать тебя».
Тигр не отрицал, что это он съел сына Чинь Бапа, позволил сыщику надеть себе на шею цепь, и тот привел его к начальнику округа.
«Разве господин тигр не знает древнего закона? - спросил его начальник. - У землепашца Чинь Бана был один только сын, а ты его съел. Кто же теперь будет кормить его на старости лет? Свою вину ты можешь искупить лишь тем, что будешь отныне заменять ему сына. Согласен?»
Тигр кивнул головой и был отпущен.
В тот же вечер на пороге своего дома Чипь Бан обнаружил зарезанного кабана. И с тех пор не проходило дня, чтобы тигр не приносил чего-либо из своей добычи. Появилась не только дичь, но и золото, дорогие ткани, которые тигр добывал убийством и грабежом прохожих людей…
Чинь Бан богател и жил припеваючи. Он, не скрывая, говорил: «Вряд ли покойный сыночек принес бы мне столько богатства, сколько его полосатый братец». Богатея, Чипь Бан становился все более алчным. Он стал скупать за бесценок землю у разорившихся соседей и сдавать ее в аренду беднякам. А время шло. Человек и хищник не только подружились, но и побратимами стали, потому что нравами и повадками были очень похожи друг на друга.
Но вот пришло время помирать тигру, и попросил тогда он Чинь Бана после смерти шкуры с него не сдирать: без нее ведь мучиться ему на том свете! Человек пообещал выполнить просьбу своего побратима. И все же после смерти тигра Чинь Бан и на шкуру польстился - содрал и застлал ею пол в своей спальне…
Вот что рассказывали люди об этом человеке.
Чинь Бан - невысокий, тучный человек в темно-красном шелковом халате, расшитом аистами и цветами, - сидел на веранде. Его похожая на тыкву голова с короткими, густо напомаженными волосами, толстое, дряблое лицо и непомерно длинные руки внушали отвращение.
Мельком взглянув на вошедших, он почесал длинной бамбуковой «обезьяньей лапой» спину и, зажмурив глазки, спросил:
- Зачем пришли?
Нгуен снял тростниковую шляпу и чуть наклонил голову. Поклонился и Аистенок.
- Прикажи, господин, отдать вдове Дэ ее буйвола.
- Какого еще буйвола? - словно удивился помещик. - Толком говори!
На легком бамбуковом столике перед помещиком стояла коробка с орехами ареки, листьями бетеля и толченой известью.
Неторопливо свернув жвачку, Чинь Бан, не глядя на просителей, сунул ее в рот.
Нгуен указал на Аистенка и добавил:
- Мальчишка недоглядел, и буйвол вдовы Дэ забрел на твое пастбище, господин.
Чипь Бан повернул свое отекшее желтое лицо к Нгуену и сплюнул на пол.
- Значит, по-твоему, на моем пастбище может гулять скотина всей деревни? Так, что ли, Нгуен?
- Если господин прикажет, то вдова заплатит за потраву. Буйвол ведь и пяти минут не пасся: только вылез из воды - тут его твой человек и схватил.
- Все вы так говорите! Выходит, что Чинь Бан должен кормить скотину всех здешних крестьян. Так ведь?… - Помещик осуждающе покачал головой.
- Ну ладно, все знают, что душа у меня добрая. Берите своего буйвола!…
Эй, кто там в комнатах?
Аистенок облегченно вздохнул. Что это, в самом деле, с помещиком?
Оказывается, он вовсе не такой уж злой.
Поругал немного, а все же буйвола отдает. А люди о нем так плохо говорят!
На веранду вышел Нга, правая рука помещика, маленький, с сухим, желтым лицом человек. Он даже не взглянул в сторону Нгуена и Аистенка.
- Послушай, Нга! Говорят, буйвол вдовы Дэ забрел на мое пастбище?
- Не знаю чей, но один буйвол, господин, пойман на твоем пастбище.
Мальчишка сам загнал его туда.
Нгуен вмешался в разговор:
- Мальчишка не мог сделать этого.
- Значит, по-твоему, я вру? - зло сверкнул глазами Нга. - Все вы, грязные свиньи, пользуетесь добротой нашего господина-благодетеля, обманываете его на каждом шагу, досаждаете с утра до ночи.
- Постой, Нга, - лениво махнул рукой Чинь. - Возврати ему буйвола!
- Не могу, господин.
- Почему?
- Поздно. Буйволу уже на ухе клеймо выжгли…
- Ах, как жаль! - словно сокрушаясь об этом, покачал головой помещик.
- Почему так поспешили, Нга?
- У твоих людей, господин, ведь есть приказ, - ответил Нга. - Вот они и выполняют его. А им, этим наглецам, это послужит уроком. Пусть не лезут к нам за даровыми кормами!
Помещик беспомощно развел руками, и глазки его хитро заблестели.
- Вот видишь, Нгуен, что получается? Поздно явились! Теперь уже ничего не поделаешь. В другой раз, если так случится - ведь вдова купит себе другого буйвола, - немедленно приходи ко мне…
Нга бросил насмешливым взгляд на Нгуена и бесшумно удалился.
Даже Аистенку было ясно, что помещик издевается над ними. Мальчик задрожал от гнева, а Нгуен, сжав кулаки, вплотную подошел к помещику.
- Господин, прикажи отдать буйвола вдове! - глухо произнес он.
Чинь Баи принялся готовить очередную порцию жвачки бетеля, но пальцы его дрожали.
- Что ты, Нгуен! - воскликнул он. - Если я издал сам такой закон, как же я буду его нарушать!… Нужен будет вдове буйвол, она возьмет его у меня.
- За деньги или рис? - спросил Нгуен.
- Ко-ко-конечно…
У Нгуена заходили на лице желваки. Аистенок видел, что он едва сдерживает себя.
- Уйдем, дядя Нгуен! - испуганно протянул к нему руку мальчик.
Но Нгуен словно не слышал Аистенка. Он медленно наступал на Чинь Бана, а тот пятился от него к двери. Он весь съежился и беззвучно открывал и закрывал, как рыба, рот. Потом, увидев свою бамбуковую палку, торопливо схватил ее, как оружие.
- Брось палку, Чинь Бан! Не забывай, что тростью господина можно избить его самого. Мала тебе, что буйвола украл, ты еще и угрожаешь!…
Помещик, потерявший было голос от страха, наконец закричал.
На его зов к террасе уже бежали люди. Они оттащили от Чинь Бана Нгуена, вытолкали его за ворота. Угрожающе размахивая руками, помещик крикнул ему вслед:
- Подождите, вшивые собаки, я вам еще попомню, как бросаться иа Чинь Бана!
Ж ЕЛТАЯ МАСКА
На самом верхушке старинного земляного вала, которым было окружено соление Долга, сидел Хун-Петушок.
Когда-то очень давно в районе Желтой Протоки бродили разбойничьи шайки из окончательно разорившихся, спустившихся крестьян. При их появлении жители селения Долга вооружались дедовскими фитильными ружьями и бамбуковыми кольями и отсиживались под защитой земляного вала.
Деревенские ребята любили играть на валу. И не было ничего удивительного в том, что Хун-Петушок забрался и вот уже час сидит на старинной ограде. Но мальчику было пе до игры. Нгуен поручил ему следить за дорогой в то время, когда во рву беседовал с крестьянами агитатор Куонг, учитель. Партизаны часто присылали в селение агитатора, чтобы сообщить народу новости, разъяснить обстановку.
Хун любил присутствовать на таких беседах. Учитель Куонг умел просто и интересно рассказать о том, что происходит в стране: и на освобожденной территории республики, и в районах, где хозяйничают чужеземцы. Куонг появлялся внезапно, и лишь очень немногим заранее было известно, когда и откуда он должен прийти.
Беседа уже подходила к концу, когда на дороге показался один, потом другой грузовик с крытым верхом. «Вероятно, они идут из Донг-Тоа в Ханой», - подумал Хун-Петушок. Не доезжая селения Долга, вторая автомашина почему-то остановилась. Первая проехала дальше, но, завернув на проселочную дорогу, ведущую к соседнему селению, тоже остановилась. Мальчику это показалось подозрительным. На всякий случай он уже вытащил из-за пазухи свою сигнальную трещотку. Но что это?
С первой автомашины прогремел выстрел, и из грузовиков стали выскакивать солдаты с автоматами.
«Враги!» - засигналила трещотка юного зукита.
Но было уже поздно. Солдаты стремительно окружили селение. Одни, топча крестьянские посевы, отрезали его от зарослей и Желтой Протоки, другие бежали со стороны Большой дороги. Постепенно приближаясь к селению Долга, враги все больше сжимали кольцо окружения. Вскоре группа солдат стала обходить дома, осматривать сады, огороды и сгонять всех жителей на деревенскую площадь.