Охрана караванов набиралась из прекрасно подготовленных бойцов, у которых эти горы были далеко не первыми. Повидали всякого и повоевали со всеми на этом материке. Содержание серьезной охраны стоило больших денег, но куда денешься — слишком много поставлено на карту у купца.
Игорь входил в группу охранников довольно молодого, но опытного и предприимчивого купца из далекого Герата. Коллег по профессии он знал плохо и они ему не нравились. Профессионалов, как ему показалось, было маловато. Несколько курдов, один одноглазый убых в красной остроконечной шапке и странноватый таджик-суфий с огромной китайской саблей. Несколько вооруженных до зубов казаков-бродников, победителей печально памятной битвы при Калке — все больше пили и бахвалились.
Но все выше поднималась извилистая дорога, все большую часть неба занимали огромные горные хребты. И тем тише и скромнее становились их разговоры. Себя он ощущал опытным и бывалым воякой, чему сразу удивился «с другой точки съемки» этого необычного сна.
На ночь стали общим лагерем вместе с небольшим новгородским караваном, вдумчиво выделяли часовых. Караулы выставляли в нужных местах да так, чтобы огонь костров не слепил глаза наблюдателям. Оружие было наготове у всех. Никакой паники, вызванной внезапностью нападения быть не могло — слишком уж много опытных людей было в составе караванов и отрядов.
После ужина и стремительного наступления полной темноты все дорожные разговоры прекратились и отнюдь не сон сомкнул уста путников — люди тревожно вслушивались в ночную тишину. Лишь старый убых, бывший пастух Boxy, рассказывал соседям по костру очередную жутковатую горскую легенду про древних людей этих гор:
— И правда, так и было: приезжал тогда к ним человек на белом коне. Все у него было белое! И борода, и бешмет, и усы, и кинжал в простых ножнах, потертых до белизны. Подъехал он к большому дому Тарбы и, когда собрались старики, рассказал, что едет с той стороны гор, с Карачая, куда давным-давно переселились его родственники. Едет потому, что поклялся побывать до смерти своей на могиле предков и клятву не может нарушить. Странник говорил, но многие его слова с трудом понимали даже старики. А когда он, переночевав, уехал утром, старик Тарба сказал: «Вы видели последнего садза… Легче увидеть Бога Охоты, чем чистокровного садза. Их больше нет…»
После таких рассказов слушатели еще пристальней вглядывались в ночь, пересаживались спиной к костру.
Игорь откуда-то знал — случаи разграбления действительно крупных и, следовательно, богатых караванов были весьма редки. Ничего нового в разведке люди с тех пор не изобрели — агентурная работа существовала всегда и о передвижениях больших соединений джигитов купцы узнавали загодя — у хазар, у кровников, у обозленных соседей. И выбирали соответствующую тактику движения.
Другое дело — налететь свирепо и неожиданно, ухватив пару тюков и, прирезав того, кто оказался поближе к смертельным взмахам твоей сабли, быстрее ветра скрыться среди камней! Горцы хорошо знают — длинной погони за ними не будет. Для таких акций нужны не только великолепные физические данные, позволяющие вести скоростные тактические действия в горах, но и, что главнее, определенный моральный настрой. Ведь такой смельчак шел почти что на верную смерть от молнией пролетевшего в темноте кинжала-кама, смертельного гостинца засад-секретов, которых не различишь в двух шагах. Или, еще хуже, в плен заберут. Наемнику этого не надо.
А вот горцы были всегда готовы и к добыче, и к смерти. В каждом роду всегда находились самоубийцы, готовые рискнуть жизнью ради неизвестных ценностей двух-трех прихваченных при отступлении караванных баулов. И тогда прекрасная звездная ночь становилась для уставших путников и торговцев-караванщиков поистине кошмарной!
Бой начался неожиданно и необычно тихо. Криков почти не было. Костры разгорелись ярче — это погонщики, спотыкаясь, стали подкидывать вязанки хвороста в огонь, и в мерцающем красноватом свете, хрипя от ярости и боли, незнакомые люди, наконец-то увидев, убивали друг друга.
Битва сразу же развалилась на группу локальных и не всегда равноправных поединков. Игорь видел, как одноглазый убых, со свистом выдыхая через крючковатый нос, очерчивал пологие восьмерки двумя огромными, в два раза больше чем обычно, кинжалами.
Таджик, раненый в ногу — мышца уже рассечена, из артерии хлещет, — лежал на окровавленных камнях, но к нему никто не мог приблизиться. Своей необычной для этих мест саблей суфий очертил круговую линию и положил уже двух горцев, попытавшихся скопом навалиться на него.
У Игоря в руке была длинная секира-чекан, которая позволяла доставать противника даже за щитом. А противника он сейчас убьет, это уже ясно.
Правую руку, защищенную панцирным рукавом с толстыми стальными пластинами Игорь скользом, по касательной, подставлял под удары легкой кубачинской сабли горца, в глазах которого уже появилось понимание неминуемо близкой смерти. Но абрек ни за что не отступит, это Игорь знал тоже, и закончил побыстрее.
Через несколько минут короткой свирепой схватки из нападавших осталось в живых лишь небольшая группа абреков, которые укрылись за каменным завалом, в кармане скалы. Предчувствуя скорую смерть, они связались все вместе за пояса одной веревкой и запели смертную песню. Большинство караванщиков не понимало горских языков, но Игорь знал, кто это и о чем эта песня. Это были вайнахи.
«Не плачь, мать, у меня есть еще братья, а у тебя дети, а у нашего Рода — слава! А я скоро буду лежать в пыли, меч и сердце пополам…»
Один раз Игорь уже видел такое и поэтому громко сказал всем:
— Уйдем, пусть идут в аул, это достойные воины…
Но окровавленный убых зло возразил:
— Раз абреки Песню Смерти спели, их надо убить, сам знаешь…
Опираясь об утоптанную землю тропы самшитовой ручкой секиры, не торопясь помахивая правой рукой, по привычке восстанавливая в ней силу, Игорь медленно подошел к сидящему у костра в кругу караванщиков купцу и медленно сказал:
— Отпусти горцев, отдай им трупы, и мы спокойно пройдем перевал…
— Нет, они напали на меня и нападут еще раз! А трупы этих бешеных псов я прикажу бросить в пропасть! Давай, Базала! — крикнул гератец кровожадному убыху.
— Да делай, как знаешь, хозяин, но тогда жди мести… — Игорь плюнул под ноги себе, а заодно и молодому самонадеян ному торговцу, отошел в сторону и сел на краю обрыва.
В тот самый момент, когда Базала с толпой осмелевших караванщиков и наконец-то основательно рассвирепевших казаков-бродников ринулся приступом брать последний оплот абреков, тишину вечернего ущелья расколол тугой рокот вертолетного двигателя!
Из распадка вынырнула черная туша штурмового вертолета «Касатка», увешанная подвесными контейнерами. Игорь не удивился. В той другой, «наблюдательной» плоскости своего сна он давно ожидал чего-то подобного. Он скатился в каменную щель в тот момент, когда «Касатка», выйдя на прямую линию стрельбы дала залп сразу из всех кассет, висящих на скошенных вниз кургузых крыльях. Неуправляемые реактивные снаряды пыльным облаком вспахали горную дорогу, подняв в воздух то, что еще мгновенье назад было караваном. Лишь из-за камней слышались торжествующие хриплые голоса абреков: «Месть собакам! Месть!»
Вертолет развернулся, явно довольный выполненной работой, и прошел на малой скорости совсем близко от дороги, обдавая лучами прожекторов и свистящей воздушной струей редкие кустики.
«Вот ведь приснится же…» — в фоновом режиме подумалось Игорю, и он, сам не зная зачем, грозно помахал пилоту своей нелепой щербатой секирой. Лицо пилота было совсем рядом. Это был тот же молодой парень, который сидел за штурвалом Ми-8 там, на Аяне. Пилот повернул голову к Игорю, сидевшему у среза скалы и так же, как в тот день, приветливо махнул рукой. Пилот был в сером летном шлеме с прозрачным забралом. Различалась почему-то английская надпись: «Ты убит!» Нашлемный целеуказатель чутко среагировал на поворот головы и тут же передал команду на бортовой компьютер системы управления огнем. Подвешенная «на две степени свободы» к бронированному брюху вертолета автоматическая скорострельная пушка «Гейзер» чутко развернулась синхронно с головой пилота и уставилась туда же, куда смотрел летчик — на маркер целеуказателя и, соответственно, — прямо в переносицу замороженного увиденным Игоря. Пилот приветственно, как старому знакомому, кивнул головой и черный зрачок ствола повторил это движение.
«А теперь — клавиша Enter», — только и успел подумать Игорь, как мощная струя холодящего адреналина разбудила его, вырвав из кошмарного ожидания неминуемой смерти…
Пассажиры микроавтобуса продолжали спать. Лишь Фарида, сидевшая рядом с Сержантом на заднем сидении, курила, при этом стараясь выгонять дым в приоткрытую форточку. Как всегда, сигаретный дым не хотел подчиниться замыслу многоопытных заречных конструкторов и напрочь игнорировал всю аэродинамику-эргономику, вместе взятую.
— Водички попить хочешь? — Фарида уже заметила, что Лапин проснулся, и протянула ему рифленую пластиковую бутыль с минеральной водой. Пока тот большими, болезненными после короткого, но тяжелого сна глотками утолял жажду, она задумчиво смотрела на него, а потом молвила:
— Вы, мальчики, по очереди просыпаетесь, а глаза у всех одинаково дурные, словно один и тот же сон смотрите, тоже по очереди… А потом сидите этакими тупарями, вспоминаете… Сигаретку, Игорек?
Игорь хотел сказать: «Да», но вышло лишь хреново синтезированное хрюканье. Пока он откашливался и набирал воздух для ответа, Фарида все поняла и протянула, уже прикуренную. Игорь, чуть отодвинувшись от мирно спящей жены, жадно затянулся, откинул голову на кресло и решил традицию остальных «тупарей» не нарушать. Молчать и заново вспоминать все, что произошло после их бегства с Аяна и Форта.
Сержанту не снилась война.
Сны он почти всегда смотрел мирные.
…Он долго и старательно выбирал блесну. Достал весь комплект из специально