Ожерелье Атона — страница 17 из 50

Однако всего этого не произошло.

Десять лет встреч, и радость булькает, как пузырьки в бокале шампанского.

Десять лет встреч, пролежни выходных и праздников.

Галина бы еще поборолась. Только он, ее олигарх, знал: бесполезно. Он для себя все решил. Семья – это должно быть один раз и навсегда.

– Тебе тридцать пять. Не теряй времени. Выходи замуж и будь счастлива.

Когда он так сказал, Галину удивило лишь одно: совершенно не больно. А сердце вздрогнуло от радости: наконец-то! И сладкое предвкушение физического и морального освобождения…

Тот мальчик из аэропорта, он недовольно нахмурился и буркнул:

– Игорь.

Подумаешь, не очень-то хочет общаться. Не проблема! Разве только у него можно выяснить все подробности? Вот купюра на рецепции «Aton’s hotel» накрыта смуглой рукой менеджера. Галина знает фамилию симпатичного парня! Полуянов. И номер комнаты, в которую его поселили!

«Трахну мальчика и займусь делом, – убеждала себя Галина. – И вообще, непонятно, откуда взялось это безумное вожделение. Он же совсем не тот тип мужчин, который мне нравится. Слишком молод. Очень худой, нескладный, сутулый. И эти руки с длинными тонкими пальцами – почти женские, если бы не покусанные ногти…»

Но программа-минимум все не реализовывалась. Обольстить мальчика хронически не получалось. Было сложно даже просто завязать непринужденный разговор. Игорь ускользал, скрывался за колоннами ресторана. Прятался на отдаленном шезлонге у бассейна, закрыв огромные глазищи черными очками. Равнодушно проходил мимо, как будто бы нет на его пути красивой, эффектной женщины, нет, не было, не будет. Никогда.

Во внешности нет мелочей, и Галина всегда старалась помнить все. Маска на лицо, подкрасить корни волос в парикмахерской, окунуть ножки в педикюрную ванночку, заточить коготки, поставить новый рекорд на беговой дорожке…

Она и в Москве, спешащей, торопливой, расчетливой, от отсутствия мужского внимания не страдала. А уж в Хургаде, где все отдыхают и флиртуют…. Успеть бы отбиться от слетающихся на лакомый кусочек мужчин.

– Ах, Ганс, не сегодня, болит голова.

– Виктор, простите, здесь занято.

– Нади… Наджи… Наджимуддин, покорнейше благодарю, но я замужем…

Все и каждый. Только не он. Не он…

Досада. Что же ты не ловишься, малыш? Недоумение: ни одна душевная рана не стоит твоего затворничества, клин клином, ребенок, попробуй, тебя отпустит…

И вдруг – неожиданный, непостижимый теплый поток счастья. Игорь. Глупый мальчик. Красивый, нервный, капризный. Он просто есть, длинный худой червячок, греющий свои косточки под солнцем. За одно это можно простить все. Его строптивость, подчеркнутую невежливость, дырочку на майке и дешевый сотовый телефон, все, что будет, и то, чего не произойдет.

Но если все же это случится. Ну, вдруг. Если растает лед в голубых глазах. Если получится заразить его своим безумием, то… Это произойдет потому, что по-другому нельзя. И дело не в том, что у нее уже сто лет как не было мужчины. Не в том, что его бросила какая-нибудь глупышка. По-другому небо упадет на землю. Оно держится лишь на этом. Основа. Жизнь. Все.

– Мой милый мальчик, – пробормотала Галина, отодвигая дверцу шкафа, – я очень люблю тебя. Это такое счастье. Даже если оно тебе не понадобится, я все равно буду думать о тебе…

От любви стало трудно дышать. Все показалось таким бессмысленным. Шелковое черное платье, выскальзывающее из рук. И этот роскошный номер, и ночь за окном.

Сказать ему правду. Пусть будет что будет. С губ сорвалось неожиданное: «Господи, помоги мне».

Галина быстро оделась, сбрызнула декольте духами и выскользнула за дверь.

Он с кем-то переговаривался, ее мальчик, на пороге своего номера. Галина вжалась в стену и вся превратилась в слух. Но нет, слов не разобрать в сплетающемся диалоге мужского и женского голосов…

Ирочка Завьялова, беззаботно напевая песенку, не заметила ее, скрытую широким выступом.

Галина с тоской посмотрела на свои руки. Трясутся. Вот ты какая, ревность. Неужели Ира тоже неравнодушна к голубым глазам мальчишки? Конечно, иначе зачем бы она к нему приходила! А Игорь? Да как он может чувствовать к ней симпатию? Ведь они же ровесницы, почему именно Завьялова? И как же втрескавшийся в Ирину по уши профессор Романов?

«Вот сейчас все и узнаю», – подумала Галина и решительно постучалась в дверь.

Игорь не старался скрыть своего разочарования.

– Вы… Что нужно?

Галина проскользнула мимо него, симпатичного, юного, самого главного. И села на пуфик у зеркала, забросив ногу за ногу.

Сейчас – или никогда.

– Я люблю тебя, – просто сказала она.

Пару минут парень молчал, а потом пробормотал:

– Я… не знаю, что говорят в таких случаях.

Он потянулся за сигаретой, щелкнул зажигалкой, метнулся к окну.

– Ничего не говори. Мне, в общем, все и так ясно. Просто захотелось, чтобы ты это знал.

– Вы очень красивы, – сказал Игорь. Столбик пепла рассыпался по вытертым джинсам. – Но… я не знаю… это так неожиданно…

– Не ври, хорошо?

– Хорошо.

– Тебя бросила девушка?

– Нет. Или да. Все сложно.

– Расскажешь?

Он отрицательно покачал головой.

– Можно тебя обнять? Просто обнять, и все?

Какая обреченность в его согласии. Тонкая спина, одни кости. Господи, и за что ей это все?

Не размыкая рук, Галина поймала его взгляд. Гипнотизирующе красивые глаза. Чуть растерянные, убийственно спокойные. Пусть видит ее слезы. Вряд ли это приятное зрелище. Какая разница. Гривка мягких русых волос под ее пальцами. Пора прекратить пугать ребенка. Он ничего не чувствует.

Галина бросилась вон из его комнаты. Еще минута – и уйти из номера любимого мальчика у нее бы просто не получилось…


– Самая величественная из всех пирамид – это, Ирочка, безусловно Хуфу. Состоящая из двух с половиной миллионов каменных блоков, в высоту она превышает сто тридцать семь метров. Первоначальная же ее высота составляла почти сто сорок семь метров. Подсчитано, что вес этой пирамиды – около семи миллионов тонн – больше тоннажа всего военного флота США.

– Профессор, я поражена. Вы столько знаете!

Тимофей Афанасьевич довольно пригладил венчик седых волос и пустился в объяснения. Египет – это же до недавних пор его работа, причем любимая. А поразительна сама Ирочка – именно такая женщина, которую он всегда мечтал видеть рядом. Красивая (настоящая фемина! Роскошные рыжие волосы, ладная фигура!), хорошая слушательница, чрезвычайно интеллигентная.

– Невероятно, но ради вас захотелось сделать то, что в профессорской голове в принципе не укладывается, – продолжал сыпать комплиментами Тимофей Афанасьевич. – Захотелось отложить все экскурсии. Коротать время в отеле, за неспешными прогулками и разговорами. Просто быть с вами рядом. Невероятно! Я сам себя не узнаю!

Навстречу по дорожке неспешно шел египтянин в серой галабиа, держащий за уздечку верблюдицу. Он всегда появлялся в отеле ближе к вечеру, усаживался на скамью под тростниковым навесом и приветствовал туристов одним и тем же предложением:

– Камэль! Камэль фри…

Лежащая у его ног верблюдица недружелюбно рычала и скалила желтые зубы.

Смелых любопытных туристов ждал сюрприз:

– Кататься бесплатно, спускаться на землю – платно!

Завидев Тимофея Афанасьевича и Ирочку, хитрец привычно закричал:

– Камэль! Фри…

Ирочка склонилась над сумочкой и протянула верблюдице прихваченную с ужина булочку. Слопав угощение, животное неблагодарно зарычало.

– Кормить вы меня кормите, а вот кататься не смейте. Эх, бедные рыбы, без лакомства остались, – рассмеялся профессор и вновь продолжил расписывать плато Гиза. – Но мне лично больше всего симпатична личность владельца самой невысокой пирамиды, составляющей сегодня шестьдесят два метра, – Менкаура. Считается, что он был более добродетельным правителем, нежели его предшественники, жестокие Хуфу и Хафра. Однако ему предсказали, что он будет править всего шесть лет. По легенде, гонцы, отправленные к богине справедливости Маат, услышали следующий ответ: «Египту суждено терпеть бедствия сто пятьдесят лет. Хуфу и Хафра это поняли, Менкаура нет». Он пытался обмануть судьбу, распорядился и ночью жечь факелы, стремясь превратить таким образом шесть лет в двенадцать…


Обмануть судьбу… Обмануть… Ирочка уже почти не слышала раскатистого баска профессора…

Муж, Вася Завьялов, тоже верил: судьбу можно обмануть. Можно как-то пробиться туда, на широкий яркий экран, и десятки зрительских глаз станут сопереживать в темноте кинозала.

На словах Ирочка всегда поддерживала Васю, но в глубине ее души жило отчаяние.

Поженились они рано, им едва исполнилось по восемнадцать лет. Тогда Ирочка ни на что внимания не обращала. Ни о деньгах не задумывалась, ни о том, сумеет ли Вася вообще когда-либо обеспечить семью. Она – жена. И супруг у нее не абы кто, между прочим, на актера учится. В общем, будет чем утереть нос девчонкам. Вот примерно так в молодости рассуждала. А с годами-то поняла: у мужа на самом деле посредственная внешность, минимальные актерские способности и… он очень слабый. Нет в нем той злости, которая порой все-таки позволяет людям вывернуть себя наизнанку, перешагнуть через «не могу» и сделать это – дотянуться до солнца, достичь своей цели.

После окончания «Щуки» он так и не получил ни одной серьезной роли в кино, только эпизоды. В театр мужа тоже не взяли. Они всегда жили на ее зарплату. Наверное, Вася нуждался в Ирочке больше, чем она в нем. Любить? Нет, Ирочка его не любила. Не было той безумной страсти, в лихорадке которой перед глазами все плывет. Не было ранних подъемов, когда громче заливающихся птиц поет в груди счастье.

«Мы в ответе за тех, кого приручили…»

Ответственность. Вот ответственность – она присутствовала.

Ира опекала Васю очень старательно. Мать с отца всю жизнь пылинки сдувала, аналогично и Ирочка. Все для Васи. Кофе в постель по утрам, вкусный ужин вечером, чистота в квартире постоянно. Не забыть положить ему деньги в портмоне и всучить зонтик – останется голодным, промокнет. Да, подобный брак, в хлопотах вечных, – это несладко. Но ведь, наверное, многие живут так? Если не получается быть слабой женщиной, приходится становиться сильнее.