Утка же, оказавшаяся под соломой, так сильно крякала, что от этого становилась не по себе. Не только чувство самосохранения заставляло ее подавать голос. Бедной птице было неудобно из-за того, что ее привязали.
— Погибнет, — пожалел утку Вася.
Дима не разделил его печали:
— Лучше, если ты погибнешь?
— Все-таки жалко.
— Если ее тебе так жалко, дома посидел бы.
— Зачем ты так? — обиделся Вася.
На это Дима ничего не ответил. Ему показалось, что на лесной опушке появился волк. Думал, что ошибся, но Тихон Петрович подтвердил, что это так:
— Тише, один уже показался.
Волк огляделся по сторонам, поднял голову и протяжно завыл. От этого по коже пробежали мурашки.
— Ого! — промолвил Тихон Петрович. — Нужно ожидать целую стаю.
— Почему вы так решили?
— Да волчица это. Она всегда первая идет. А за ней — остальные.
— Их много будет? — встревожился Дима.
— Лучше, если поменьше, — неопределенно ответил Тихон Петрович.
Дима в его голосе уловил тревожные нотки. Только Вася ничего не понял:
— Мы их столько уложим!
— Помолчи, — лицо Тихона Петровича стало сосредоточенным.
Ничего не поняв, Вася замолчал, потом увидел, что и Дима сам не свой.
Утка кричала так неистово, словно через минуту ей должны отсечь голову. Волчица услышала этот крик. Перестав выть, она опустила голову, повела ее в ту сторону, откуда слышалось кряканье.
В это время на опушку вышло еще несколько волков. Они стали рядом с ней, ожидая, что делать дальше. Теперь все зависело от того, как она себя поведет.
Волчица застыла как вкопанная. Волки посматривали на нее, не осмеливаясь сделать ни шагу, хоть по тому, как они неспокойно вели себя, было заметно, что голод постоянно напоминает о себе. Они готовы были сорваться с места, ведь их ожидает добыча.
Наконец волчица медленно пошла в сторону ямы. Следом двинулись волки. Утка уже не просто крякала, а надрывалась. Казалось, еще мгновение — и ослабленная птица не выдержит напряжения и замолкнет навсегда.
Дима с Васей то смотрели в сторону волков, то поглядывали на Тихона Петровича, но он ничем не выдавал своего волнения, словно ко всему, что происходило, был равнодушен. Только когда волки оказались в нескольких метрах от ямы, промолвил:
— Сейчас, пожалуй, самый молодой броситься вперед.
— А волчица? — едва не в один голос спросили Дима с Васей.
— Волчица осторожная… — объяснил Тихон Петрович. — Первой никогда не станет рисковать. Смотрите!
Один волк вышел вперед, немного присел на задние лапы. После чего совершил такой стремительный прыжок, что одним махом преодолел половину расстояния до ямы. Потом прыгнул еще раз. У самого края остановился, раздумывая, как быть дальше. Кряканье утки подсказывало, что добыча рядом. И он решительно двинулся вперед. Мгновение — и с воем провалился вниз.
Еще несколько волков, не заметив этого, последовав за ним, также провалились.
По-прежнему неистово крякала утка, выли, оказавшись в западне, волки, которым так и не удалось полакомиться добычей, потому что они пролетели между жердями, к одной из которых в качестве приманки и была привязана птица. Оставшиеся на опушке хищники поглядывали на волчицу, ожидая, как действовать дальше.
Волчица, еще немного постояв на месте, протяжно завыла и повернула в сторону леса. Следом за ней последовали и волки. Когда они скрылись в чаще, Тихон Петрович приказал:
— Спускайте собак!
Собаки, которых до этого с трудом удерживали, почувствовав свободу, стремительно бросились к яме.
— А если они провалятся прямо к волкам?! — встревожился Дима.
Тихон Петрович его тревогу не разделил:
— Исключено. Они на солому не бросятся, потому что чуют опасность. А нам надо поспешить.
С багром в руках он бросился к яме:
— За мной!
Первым начал растаскивать солому, подбадривая остальных:
— Не бойтесь, волки не выскочат!
От воя хищников всем стало не по себе. Дима с Васей, хоть и помогали остальным разгребать солому, боялись смотреть вниз. Наконец яма была полностью раскрыта. Жерди, в том числе и та, к которой привязали утку, убрали.
На дне ямы сбились в кучу четверо волков. Они уже не выли, а только, наполненные яростью, с ненавистью смотрели на людей. Собаки же, находясь у самого края, захлебываясь лаем. Казалось, они все же осмелятся броситься туда.
Тихон Петрович на всякий случай отогнал их:
— Еще рано. Расчищайте рядом снег, чтобы яма мельче стала.
Это, конечно, было опасно, но каждый старался отогнать такую мысль. Да и охотничий азарт напоминал о себе. Вместе со всеми старался и княжич. И, как все, не думал об опасности. Даже беспечность проявил. Когда Тихон Петрович приказал отойти, чтобы натравить на волков собак, замешкался. Что едва не стоило ему жизни.
Собаки, спрыгнув вниз, набросились на волков. Те сдаваться не собирались. Внизу в ярости каталось несколько рычащих клубков, что не позволяло добить хищников, потому что можно было попасть в собаку.
Надо же было случиться, что один волк, наиболее сильный и хитрый, все же оторвался от собак, подпрыгнул вверх… Дима, стоявший как раз в том месте, откуда выскочил хищник, не успел среагировать и оказался подмятым под волком. Зубы зверя готовы были вонзиться в горло княжича, но Вася, находящийся рядом, не растерялся и топором, которым рубил жерди, со всего размаха ударил волка по голове.
Княжич только почувствовал, как липкая, горячая кровь залила его лицо, и услышал голос Тихона Петровича:
— В рубашке ты родился. Если бы не Вася…
Вася же, как и Дима, все еще не мог прийти в себя. Не мог понять, почему вдруг оказался в центре всеобщего внимания, почему все смотрят на него, как на героя. Первым осознал то, что случилось, Сангушко. Бросился к Васе, обнял его со словами:
— Теперь мы с тобой братья.
Васе от этого стало не по себе. Он недоумевал, как можно ему, простому парню, породниться с княжичем. Дима развеял все сомнения:
— Всегда будешь рядом со мной, — сказал он уверенно и добавил: — Мой верный оруженосец.
Словно в воду смотрел. С того времени они стали неразлучными друзьями. Особенно сблизились после того, как умер Федор Андреевич, а мать Димы вышла второй раз замуж, став женой князя Николая Збаражскога.
У Димы было двое братьев, но он, старший, стал полноправным наследником. И где бы ни появлялся, всегда брал с собой Васю. С ним и спешил теперь князь Сангушко к своему крестному Константину-Василию Острожскому, с которым, поскольку разница в возрасте у них была небольшая, сложились дружеские отношения. Хотя обычно тот и называл его своим сыном, а Дима иначе как отец родной к нему и не обращался, они были друг с другом на «ты».
Дорога от Сорочей, где находилось имение князя Дмитрия, до Острога была хорошо знакома, поэтому он часто наведывается к крестному. Каждый раз, когда ехал по ней, неизменно испытывал волнение от предчувствия, что впереди ожидают радостные мгновения общения со старшим другом. Да и от того, что с Константином Константиновичем можно говорить о чем угодно, не сомневаясь, что он тебя всегда поймет, а если нужно, то своевременно придет на помощь.
Радостно на душе у Сангушко было не только от предчувствия встречи, но и от присутствия рядом верного оруженосца.
Вася также доволен, что собрались в Острог. Заскучал он в Сорочах. Новых впечатлений хочется.
Князь Дмитрий посмеивается над другом:
— Хочешь, подыщем тебе невесту в Остроге?!
— Невесту? — лицо Васи расплывается в улыбке и он, показывая ровные ряды белых, как чеснок, зубов, соглашается: — Невесту неплохо бы.
— А разве в Сорочах плохие? — допытывается Сангушко.
— Свои хороши, а чужие лучше.
— Подыщем тебе невесту, — обещает князь Дмитрий.
Понимает, что и самому пора семьей обзавестись, да времени все нет. Вася угадывает его мысли:
— Так, может быть, вместе, князь?
— Что вместе? — Сангушко делает вид, что не догадывается, о чем разговор.
— Невест будем искать.
— Может быть, и вместе…
Глава 10
Заждалась Беата посланца из Рима. Месяц прошел, другой начался, а весточки нет. Словно и не обращалась за помощью. Начала думать, что письмо, адресованное Пию V, так и не прибыло к адресату. Даже в Краков обращалась, но люди, близкие к кардиналу, успокоили, чтобы не волновалась. Объяснили, задержка с прибытием духовного наставника связана с тем, что к этой просьбе княгини в верхах католической церкви отнеслись очень серьезно.
Сам Папа Римский взял этот вопрос под свой контроль. Понимая всю серьезность дела, решили старательно подыскать будущую кандидатуру для отправки в Острог, чтобы не получилось, что человек, который прибудет, окажется случайным. На словах станет всячески поощрять желание княгини пропагандировать веру, которой она служит истинно и хочет, чтобы ее считали своей как можно больше людей. Сам же будет как бы в стороне. А от такого наставника беды больше.
Согласилась княгиня с подобными аргументами, но на душе у нее по-прежнему было неспокойно. Все больше чувствовала Беата, что утрачивает свои позиции в Остроге.
Попыталась сама по окрестным деревням ходить, с крестьянами беседовать. Те как будто внимательно слушают, с уважением относятся — как-никак княгиня, а заведет разговор, что не тому Богу служат, сразу же доверие исчезает. Начнет уговаривать, а они в один голос: «А зачем нам веру менять? Она для нас и так хорошая, лучшей не надо». И последний аргумент: «Этой вере и князь наш служит».
Дался ей в знаки этот Константин Константинович. Шагу ступить не может, чтобы не ощущалось его присутствие. То в делах, то в поступках. Но даже не это страшно, а то, что Гальшка совсем от рук отбилась.
Бывают дни, когда только утром поприветствует, а в лучшем случае вечером «спокойной ночи» скажет, а так и не видно ее. Все при дяде находится. А тот и рад. Доволен, что дочка все больше от матери отдаляется. Возраст же у нее такой, что глаз да глаз нужен.