— И что я могу сделать?
— А какие твои основные обязанности? Ты находишься постоянно при княгине?
— Нет, святой отец. Я присматриваю за юной княжной.
— Как я мог забыть! Отправляя сюда, мне говорили, что подрастает дочка Острожской. И вроде бы княгиня беспокоится за будущее девочки…
— Гальшка ни на шаг не отходит от своего дяди.
— А князь Острожский православный? — спросил он, будто не знал этого.
— Православный.
— Нельзя ли княжну перетянуть на свою сторону?
— Вряд ли удастся, — засомневалась Марыся. — Даже у самой княгини это не получается!
— Откуда ты знаешь?
— Она же готова меня в этом обвинить… А в чем моя вина?
— Но ты ее воспитатель…
— Святой отец, поймите, воспитатель у Гальшки один — ее дядя, которого все чаще она называет отцом.
Разговором отец Антонио остался очень доволен.
Конечно, о Гальшке мог бы узнать все и из уст княгини Беаты, однако он все чаще ловил себя на мысли, что ему доставляет удовольствие возможность общаться с милой горничной. Хотя внутренний голос во время разговора неоднократно напоминал, чтобы он не забывал, с какой целью приехал в Острог, да и помнил, кем теперь является. Однако в данный момент отец Антонио с чистой совестью мог возразить, что ничего предосудительного у него на уме не было. Но стоило остаться одному, как грешные мысли лишали его спокойствия.
Как ни старался Чеккино хоть немного поспать с дороги, этого не удалось. Стоило закрыть глаза, перед взором постоянно возникал облик горничной. А с присутствием его неизменно появлялись грешные мысли. И как он ни отгонял их, не исчезали.
Дошло до того, что рассуждал уже не столько о полном умерщвлении своей плоти, сколько о том, если и отважится на грех, то с кем-нибудь постарше, чем Марыся. Но прекрасно понимал, что эти рано распустившиеся цветки срывать особенно приятно. Конечно, нет у таких девушек опыта, как у тех, кто уже любил; безусловно, они в своем поведении часто наивны, но в этой непосредственности и проявляется истинная любовная страсть.
«Плохо закончатся для тебя эти сомнения, — последний раз попытался предостеречь отца Антонио его внутренний голос. — Плохо, потому что они по своей сути греховны».
Но отец Антонио уже не слышал его, поскольку, утомленный дорогой, а также переполненный чувствами, одолевшими его, наконец-то уснул.
Проспал едва не до самого вечера. Разбужен был Марысей, которая постучала решительно, а после и всем своим поведением дала понять, что они уже хорошо знакомы. Не извинилась за беспокойство, а с самого порога сообщила:
— Святой отец, княгиня вас ожидает!
Ему стало неудобно перед горничной, что так долго проспал.
— Не разбудила бы, так и до утра пролежал бы, — сказал, словно оправдываясь.
Марыся улыбнулась:
— Могла бы княгиня и не тревожить.
— Конечно, утро вечера мудренее, — согласился он, — но дела…
Добавил вполне серьезно, но Марыся, внимательно посмотрев на него, улыбнулась. Что она имела при этом в виду, так и не понял. Скорее всего, ничего конкретного. Просто у нее было хорошее настроение.
Однако отец Антонио понимал, что у девушек — особенно если они привлекательны, настроение само по себе не поднимается. И ведут они себя непринужденно далеко не со всеми. Поймал себя на мысли, что разговаривать с Марысей ему приятно.
— Надо спешить, святой отец, — напомнила горничная.
Беата же, поинтересовавшись у него, как отдыхал, неожиданно предложила:
— Давайте познакомлю вас с князем Константином Константиновичем.
Это предложение его удивило, но виду не подал. Все равно придется знакомиться, так лучше сразу. Тем более княгиня говорила, что в Остроге от него многое зависит.
— К вашим услугам, — ответил он по-светски, понимая, что этого как раз и не следовало бы делать, потому что и так ведет себя слишком вольно, словно забывает о цели своего приезда. Но Беата не обратила на это внимания.
— Тогда идемте, святой отец?
— Идемте, княгиня.
Константин Константинович, который уже знал о прибытии посланника Папы Римского, хотя и не обрадовался этому, но вел себя корректно. Со стороны можно было подумать, что не княгиня, а именно он пригласил его в свою резиденцию. Обстоятельно расспрашивал о делах католической церкви, с хорошим знанием вопроса говорил о распространении католичества.
Не догадываясь об отношении Острожского ко всему этому, оставалось только радоваться. Но отец Антонио знал даже то, о чем не подозревала Беата. Папа Римский, а перед этим Лайнец неоднократно напоминали, что поездка в Литву будет куда сложнее, чем миссионерская деятельность в Бразилии.
Особенно заострил на этом внимание генерал ордена иезуитов:
— Князь Острожский — очень сильный противник. Будьте осторожны с ним.
Отец Антонио тогда поспешил заверить, что постарается оправдать возложенные на него обязательства, на что Лайнец заметил:
— Не позволяйте только обвести себя вокруг пальца.
И вот князь пытается это делать. Притом, как ему самому кажется, уверенно.
— Я постарался, чтобы проблем для вас не возникло. Княгиня Беата говорила, что следует для вас подготовить келью. Она в полном вашем распоряжении, — тем самым дал понять, что ни в чем не будет препятствовать ему во время нахождения в Остроге.
— Спасибо, князь, — поблагодарил отец Антонио. — Да воздадутся старания, Богу необходимые.
— Успехов, святой отец, в вашей работе, — пожелал ему Константин Константинович. — Беседуйте с людьми, но не забывайте, что они православные.
По тому, как это было сказано, отец Антонио понял, что влияние Острожского среди прихожан велико. Он уверен, что католикам немногих удастся перетянуть на свою сторону.
— Благодарю вас, князь, — отец Антонио оставался таким же вежливым, как и Острожский.
Беата при этом молчала, будто все это ее не касалось. И отец Антонио лишний раз убедился, какие сложные между нею и князем отношения.
— А где будет ночевать, святой отец? — спросил Острожский.
— Я выделила комнату, — нарушила молчание княгиня.
— Тогда нет проблем.
Но отец Антонио неожиданно предложил:
— Я бы хотел ночевать в своей келье.
— Там не все готово, — возразил Константин Константинович.
— Мне не привыкать.
— Беата, — попросил Острожский, — побеспокойся, чтобы кто-нибудь провел святого отца.
— Позову Марысю.
— Темновато уже.
— Она возьмет свечу…
Глава 11
Лошади у Сангушко быстры, мысли светлы, а желание одно — быстрее очутиться в Остроге, где ему все до боли знакомо и дорого. Спешит на своем верном коне. Вася едва успевает за ним, а охрана и вовсе в мыслях проклинает тот день, когда свела судьба ее с молодым князем. Утешение только в том, что со временем остепенится, станет более взвешенно относиться к своим поступкам. А пока молод, то и ветер в голове. С ветерком промчаться любит. И ничего иного не остается, как подстраиваться под Сангушко.
Хрипят неистово кони, быстро двигаясь, словно с землей сливаются, а наездники все подгоняют их, и, кажется, никогда не будет конца этой гонке. А князю хоть бы что. Любит он быструю езду. Сам любит и от других этого требует.
Первым не выдерживает Вася. С трудом нагнав Дмитрия, громко кричит:
— Может, остановимся, князь?
Сангушко, который в азарте скачки сначала и не заметил его приближения, удивленно повернул голову на голос, раздавшийся вблизи:
— Что, слаб, мой верный оруженосец?
Васе от этих слов стало не по себе. Обидевшись, он ответил:
— Как можно так, князь?
— Неужели обиделся?
Гордость не позволяет ему признаться в этом, но и молчать нельзя, иначе Дмитрий поймет, что на самом деле так и есть.
— Охрана, князь, с трудом поспевает за тобой, — находит он выход.
— Раз охрана, — Сангушко хитро смотрит на своего верного оруженосца, — так и охранять должна. А то какая охрана на расстоянии?
С этими словами он резко останавливает коня, что тот даже приседает на задние ноги, едва не подняв передние. Следом спешиваются остальные. Несколько минут кони и люди отдыхают, немного позже у путников завязывается непринужденный разговор.
Сангушко любит такие минуты, когда можно говорить ни о чем и вместе с тем обо всем. И тогда все становятся равными, потому что дорога быстро сближает людей, даже те, кто до этого был мало знаком, еще больше тянутся друг к другу. А ему эти разговоры нужны еще и для того, чтобы понять, что у каждого на душе. Уверен Дмитрий, это особенно важно знать, чтобы в сложной ситуации не попасть впросак. А без взаимовыручки не обойтись.
Нечто подобное случилось годом ранее, когда Сангушко преследовал татар, ворвавшихся на его земли. Те надеялись на успех, потому что отряд их был многочисленный, да и появились они внезапно. Но, к счастью, вблизи со своими людьми находился князь Дмитрий. Узнав о появлении врага, он сразу же вскочил на коня, скомандовав: «За мной!»
Появление Сангушко для противника было настолько внезапным, что татары развернулись и начали удирать, не удосужившись узнать, кто преследует их. Но вскоре поняли, что бояться нечего, перевес явно на их стороне.
Вряд ли князь Дмитрий вышел бы победителем из этого боя. Да и о какой победе можно говорить, когда выяснилось, что над его людьми нависла смертельная опасность. Татары, перейдя в контратаку, уже не только преследовали, сколько стремительно наседали, шли буквально по пятам.
Осознал князь, что единственное спасение — в открытом ближнем бою. А поскольку воины понимали своего командира с полуслова, то было достаточно крикнуть: «В атаку!» — как все резко развернулись перед наседавшими татарами.
Это произошло настолько неожиданно, что те, ничего не поняв, врезались в бойцов Сангушко. Скрестились сабли, ударились друг в друга клинки, а несколько пик, направленных точной рукой защитников, поразили противника наповал.
Князь Дмитрий, вырвавшись вперед, так уверенно размахивал саблей, что несколько вражеских конников сразу же были зарублены. Правда, их товарищи вскоре поняли, что Сангушко остался один, и окружили его тесным кольцом.