Илья, продолжая оставаться серьезным, ответил:
— С детства у меня это.
— Что? — не поняла она.
— Люблю запоминать облики тех, кого давно нет в живых.
— И где ты этому научился? — она продолжала улыбаться.
— В нашем родовом замке также много портретов.
— Острожских?
— Острожских, — подтвердил он. — С давних еще времен.
— Больше, чем здесь?
— Конечно, меньше.
— Как в замке моей мамы?
— Видимо, больше.
Переехав в Острог, она убедилась, что их и в самом деле больше, чем в замке Костелецких. Илья и тогда знал это, но ответил уклончиво, потому что всегда был очень тактичным, видимо, считал, что сравнением не в ее пользу может обидеть.
А тогда она поинтересовалась:
— Вы приглашали заезжих художников?
— Отец рассказывал, что мой дедушка, Константин Иванович, любил этим заниматься. А о некоторых работах уже и трудно сказать, когда они появились. Иногда Острожские заказывали свои портреты, приезжая в Краков, другие города.
Тогда она загорелась:
— Давай и твой закажем?!
Он начал отказываться, но потом согласился при условии, что на холсте они будут вдвоем. Однако Беата настояла:
— Повенчаемся, тогда можно и вдвоем. А пока пусть тебя нарисуют.
Словно чувствовала, что потом будет поздно. Илья согласился. Нашли художника. Фамилию его она забыла. Да, видимо, и не слишком известным был. А вот портрет получился хорошим. Особенно глаза. Выразительные. Будто пронизывают насквозь.
Тогда этот взгляд ей, по правде говоря, не очень нравился. Казалось, нет в нем искренности, доверия. Но прошло время, не стало Ильи, пронеслись годы, будто резвые кони, и поняла она, что муж таким ей еще больше нравится. Словно издали, из неизвестности всматривается в свою жену, пытаясь узнать, как живет она, что на сердце у нее, что тревожит.
Как же она не догадалась в эти минуты, наполненные нелегкими размышлениями, обратиться к нему, поговорить, посоветоваться. Подошла к портрету. Показалось, что Илья хочет что-то сказать. Но, как ни силится, ничего не получается.
— Ильюша, — начала просить. — Не мучай меня, хоть слово скажи.
Просит и плачет, слезами заливается. Но не легче от этого становится, наоборот, еще больше тоска гложет и появляется какая-то внутренняя боль — такая ноющая, что никакого спасения нет. Только и остается переждать ее. Да как переждать, когда и конца-то ей не видно?
— Ильюша! — заломила руки Беата. — Неужели не видишь, как тяжело мне. Помоги, прошу, больше не на кого надеяться. Все только поучать норовят, но никто, ни один человек не удосужился понять, что на душе у меня.
Плачет княгиня, лицом прислонясь к портрету. Так тесно прижалась к холсту, будто чувствует теплого дорогого ей человека. И кажется Беате, что уже не только тепло от портрета исходит, а будто дыхание чувствуется.
Подняла голову, вгляделась в облик Ильи…
Трудно поверить, но шевелятся его губы. Едва заметно шевелятся, словно отозвался он на просьбу и хочет что-то сказать.
— Говори, не мучай меня! — еще больше залилась Беата слезами.
И внял Илья ее мольбе.
— Знаю, женушка, нелегко тебе живется, — шепчут его губы.
Вытерла княгиня лицо, а слезы все равно ручьем льются.
— Не обращай, Ильюша, на это внимания, — просит. — Ничего поделать с собой не могу. Не обращай, говори…
— Нелегко тебе, Беата, — продолжает супруг, — но мне не легче!
— А разве мертвые чувствуют? — удивилась она.
— Не так, как живые, конечно. Но и нам нет покоя, если что-то делается не так.
— Что не так? Неужели я тебе не жена верная?
— Слов нет — верная. Но не только в этом дело.
— А в чем, Ильюша?
— За доченьку нашу сердце у меня болит, — продолжает шепотом князь.
— Аль не стараюсь я, — оправдывается Беата, — чтобы ни в чем Гальшке не отказывать?
— Стараешься, но нет у вас согласия.
— А в чем вина моя?
Хочет Илья спокойным казаться, но видит Беата, не получается у него:
— Ты же мне слово давала?
Поняла она, что Илья имеет в виду:
— Сдержала бы его, Богом клянусь, если бы сын родился.
— А дочка разве не моя кровная?
— Как ты можешь сомневаться?!
— Не сомневаюсь, а только напоминаю: береги Гальшку.
— Буду беречь, — обещает Беата.
Ожидает, что Илья еще что-то скажет, но смотрит на портрет: губы мужа сжаты, не шевелятся. А так хочется поговорить с ним. Столько еще не высказано!
— Ильюша! — просит Беата. — Отзовись!
В ответ — молчание.
Она снова прислоняется к портрету и плачет. От неловкого движения халат сползает с плеча, обнажая плечо. От этого ей становится еще холоднее. Пытается поправить халат и просыпается.
В камине догорают березовые поленья.
На стенах молчаливо застыли портреты Острожских.
Беата оборачивается и встречается взглядом с Ильей. Точно так, как и до этого. Но тогда это было во сне, а теперь наяву.
Когда же она уснула? Пожалуй, как только отошла от камина. После нелегких раздумий о том, что отец Антонио и Марыся ведут себя иначе, словно приобщились к тайне, только им известной. Но теперь отнеслась ко всему более спокойно. Если что и произошло, это их личное дело. Одно обидно, что приходится сомневаться в людях, которым хотелось бы доверять.
Хотя еще как ко всему отнестись. Чего заранее беспокоиться? Они от нее зависят не меньше, чем она от них. Значит, если понадобится, придут на помощь. Чего, конечно, нельзя ожидать от Константина. Однако, если раньше она к нему относилась только отрицательно, то теперь иногда и сама удивляется, как резко может измениться у нее настроение при одной только встрече с ним.
Не отдавая себе отчета, иногда без каких-либо оснований, начинает кокетничать, чем вызывает у Константина такое удивление, что и словами не передать. Но пройдет некоторое время — и самой становится стыдно за такое поведение. И все же бессонными ночами, особенно если они зимние, долгие, Беата часто ощущает, что ей не просто не хватает в жизни мужчины, а именно такого, как он — сильного, мужественного, правдивого и бескомпромиссного. Одновременно понимает, что никогда не будет для Константина кем-то иным, чем вдовой умершего брата.
При появлении такой мысли становится стыдно. Получается, что не прочь вступить с ним в отношения. Чувствует, что краснеет. Кровь резко приливает к лицу. Не может понять, что стала заложницей собственных амбиций. А они потому и появились, что на первый план выставляет богатство, а от этого, как говорится, и пляшет.
Богатства ей нужны, чтобы красиво жить и подготовить надежное приданое дочке. Гальшка должна удачно выйти замуж, чтобы наследство не только не оказалось в чужих руках, но еще и приумножилось. Настоящая благодетель, в чем убеждена Беата, возможна только у тех, кто придерживается католической веры. Для достижения поставленной цели она постепенно даже начала забывать о собственных увеселениях, превратившись в Остроге в добровольную затворницу.
Поэтому и зябко на душе у Беаты, что она одинока среди людей. И только одна Гальшка еще может по-настоящему вызвать у нее интерес к жизни. Она появляется в этот момент, когда княгиня, сидя у камина, чувствует себя особенно одиноко. Влетает в комнату прямо со двора. С мороза. И сама, кажется, дышит этим морозом. Когда бросилась в объятья, Беата даже отшатнулась:
— Дитя мое, где же ты пропадала?!
Смеется княжна:
— Где еще можно, мама?
— Неужели опять с обрыва съезжала?
— С обрыва, мама! — в глазах дочери столько непосредственности и восторга, будто собирается повторить это.
— И не стыдно тебе?
— А чего стыдиться? — изумилась она искренне, по-детски.
— Ты уже не ребенок!
— Мне скоро только четырнадцать исполнится.
Беата согласна, что не так это и много, но начали доходить до нее слухи, что Гальшкой уже интересуются женихи.
— Поговаривают, что скоро сватов следует ожидать.
— А мы им от ворот поворот, — дочь взобралась к матери на колени. — Правда, мама?
— Вот ведь ты какая!
— Какая есть!
Хорошо княгине с дочерью. Особенно в такие минуты, когда они находят между собой взаимопонимание. И от этого в душе уже не так зябко.
Глава 13
Слухи о том, что Гальшкой заинтересовались женихи, имели под собой основание. И убедил Беату в этом именно отец Антонио. О том, что он сообщит ей нечто важное, княгиня начала догадываться после того, как ее духовный наставник снова начал регулярно наведываться. Более того, даже извинился за долгое отсутствие:
— Дела Господние, княгиня, не терпят суеты, — сказал он оправдываясь.
Острожская, которой поведение отца Антонио в последнее время не нравилось, съязвила:
— А мне кажется, что у святого отца много других дел.
Римский посланник от неожиданности сразу не нашелся что ответить. «Догадывается, обо всем догадывается, — от этой мысли на него словно ушат воды вылили. — Еще, чего доброго, папе сообщит, — но быстро совладал с собой, успокоился. — При всей эксцентричности своего поведения, она не такая глупая, чтобы пойти на такое». Невинно посмотрел Беате в глаза:
— У каждого из нас есть разные дела, но дела Господние должны быть на первом плане.
Однако Беата не собиралась отступать:
— А если полезное совместить с приятным? — изучающего посмотрела на отца Антонио.
— Святым Езусом и Пресвятой Девой Марией клянусь: не для меня все это, — заверил он.
По тому, как это было произнесено, — отец Антоний готов был на колени упасть, доказывая свою невиновность, — княгиня окончательно убедилась, что ее духовный наставник греховен. Но решила больше не затрагивать эту тему:
— Я думаю, святой отец, не для того мы собрались, чтобы сомневаться в том, в чем сомневаться не нужно.
У Чеккино отлегло на сердце:
— Я с важным сообщением! — его глаза при этом заволокла печаль.
Беата поняла, что он собирается поведать нечто такое, что не мо