— О чем может идти разговор? — удивился Сангушко.
— Я и это предусмотрел. Если все получится, сразу будете обвенчаны. Уже нашел надежного священника.
— Не знаю, как и благодарить!
— Наилучшей благодарностью будет твое с Гальшкой семейное счастье. Когда начинать похищение, сообщат заранее. А пока, — Острожский пожал ему руку, — будь здоров. И постарайся осторожно осмотреть подступы к замку.
Глава 16
Беата ничего не заподозрила, хотя очень удивилась, что Гальшка вдруг стала очень послушной. Княгиня решила, что дочь за ум взялась, и, довольная, заявила, что отъезд в Вильно откладывается. Княжне только это и надо было. Не сомневалась, что все обязательно произойдет так, как решил Константин Константинович.
Острожский понимал, что спешить нельзя. Чтобы надеяться на успех, надо старательно все взвесить и хорошо подготовиться. Поэтому и откладывал день, когда можно взяться за осуществление задуманного.
Дмитрию даже показалось, что крестный медлит. Не удержался, отправил в Острог верного оруженосца. Увидев его, Константин Константинович подумал, что стряслось что-то непредвиденное. Но когда посланец сказал, что все в порядке, просто Сангушко обеспокоен, не передумал ли князь, настроение у Острожского поднялось:
— А Дмитрий молодец!
— Так он же пока ничего неожиданного не совершил, — Вася не понял, куда клонит Константин Константинович.
— Молодец потому, что уговор наш помнит. Я и сам таким был в молодости. Всегда слово держал. Передай, чтобы не беспокоился. Через неделю-другую обязательно сообщу. А теперь спеши в Сорочи.
— Сразу же? — Вася расстроился: ему хотелось увидеть Марысю.
— Дела в Остроге есть?
— Да нет, — уклончиво ответил Вася.
— Поешь и в дорогу собирайся.
Вася обрадовался. Ведь может так статься, что накрывать стол будет Марыся. Но его желанию не суждено было осуществиться. Подала блюда другая горничная, о Марысе он постеснялся спросить.
Вскоре, опечаленный, что не удалось встретиться с любимой, покинул Острог. Но в дороге успокоился: когда будут похищать Гальшку, с Марысей обязательно повстречается. Нужно ей рассказать обо всем. Если понадобится помощь, не откажет.
Острожский же был осмотрителен. Понимал, что в таком деле даже самых надежных людей нужно не один раз проверить. Поэтому, когда пришло время организовывать застолье, долго думал, кого направить гонцом к Дмитрию. Наконец, выбор остановил на немолодом охраннике, который служил еще при Илье. Ему князь доверял больше, чем кому-либо другому, и обычно поручал самые важные задания.
Когда тот появился перед ним, обрадовался:
— Смотрю, Николай Петрович, а ты, как и прежде, орел!
От такой похвалы охранник смутился:
— Все же, князь, не те годы. Вот при брате твоем…
Упоминание об Илье вызвало у Константина Константиновича озабоченность, его глаза сразу наполнились печалью. Охранник понял это и замолчал, а Острожский, невольно протерши глаза, ставшие вдруг слегка влажными, заметил:
— Собственно, из-за Ильи я тебя и вызвал.
Николай Петрович, ничего не понимая, смотрел на князя, а тот замолчал, находясь в плену воспоминаний о брате.
— Ты же Гальшку знаешь? — продолжил он.
— А кто ее не знает. Нет краше ее не только в замке, но, поговаривают, что и за пределами Острога.
— Умирая, брат очень просил меня, чтобы я побеспокоился о его сыне, — Константин Константинович замолчал. Чувствовалось, как ему тяжело сосредоточиться. — Но родилась дочь, за которую я в ответе. И жениха ей достойного подыскал. Князя Сангушко.
— Дмитрия? — переспросил охранник. — Я с ним, как и с тобой, в любой бой пойду не задумываясь.
— Сангушко нужно помочь.
— В чем?
— Поскольку Беата против, чтобы отдать дочь за него, я решил организовать похищение Гальшки.
— Грешно, — не удержался Николай Петрович.
— Лучше грех взять на душу, чем потом всю оставшуюся жизнь переживать, что племянница моя стала заложницей претензий своей матери.
— Тогда ты, князь, прав.
— Поэтому и посылаю тебе в Сорочи. Сообщи Диме, что праздничный вечер через десять дней.
— В это время и состоится похищение?
— Да. Только предупреди крестника, чтобы не показывался в замке, а ожидал вблизи. Для дальнейших же указаний пусть пришлет своего оруженосца.
— Понял.
— Тогда с Богом!
Гостей Константин Константинович пригласил много, даже больше, чем обычно. Не поскупился на закуски и напитки, среди которых было особенно много спиртного. Но если во время предыдущих празднеств медовуха, пользующаяся особым спросом, стояла только на столах, за которыми сидели богатые и уважаемые гости, то теперь ее подавали всем. Пива же было столько, словно воды в Горыни.
Эта щедрость не могла остаться незамеченной, и редкий тост обходился без здравницы в честь хозяина. И чем дальше продолжалось веселье, тем меньше оставалось трезвых. Большинство же гостей давно были пьяны, а некоторые даже успели задремать, опустив голову в салат или заливное. Но их не оставляли в покое. Если раньше старались не трогать или вовсе отводили спать, то на этот раз прислуга, по указанию Константина Константиновича, будила их и предлагала снова выпить. Когда же кто-либо отказывался, ему напоминали, что князь может обидеться. Бедолаге ничего не оставалось, как выпить за здоровье Острожского.
Так продолжалось несколько часов. Даже танцы почти не организовывались, ибо оркестру было приказано меньше играть. Когда же некоторые гости, шатаясь, все же поднимались из-за столов, им сразу предлагали отдохнуть и вели в княжеские хоромы, что практиковалось только в исключительных случаях. Прислуга следила и за тем, чтобы пьяные не бродили в парке.
Ближе к полуночи Николай Петрович, отведя Острожского в сторону, сообщил:
— Прибыл посланец от Сангушко.
— Где он?
— В парке.
— Веди меня к нему.
Константин Константинович увидел Васю:
— Ах, это ты, оруженосец. Докладывай!
— Князь просил передать, что его люди в лесу около замка.
— Много?
— Сотни четыре наберется.
— Отлично. А теперь возвращайся. Сообщи Дмитрию, чтобы внимательно слушал. У ограды с этой стороны раздастся крик совы — это сигнал о наступлении. — Понял?
— Понял!
Вернувшись в замок, Острожский пригласил за стол охранников, свободных от службы и отдыхающих. Это, конечно, могло вызвать подозрение, однако рассчитывал, что вряд ли найдется в замке человек, который бы трезво воспринимал происходящее. Как же удивился, когда в дверях показалась Беата, которая, как сообщили ему, давно ушла спать.
— Ты что, с ума сошел? — набросилась она на него.
— Ты о чем ты? — Константин Константинович сделал вид, что совсем пьян: — Давай, родная, выпьем! — одной рукой обнимая ее, начал наливать вино, специально переливая через край, чтобы не подумала, что он трезв и пытается ввести ее в заблуждение.
— Не корчи из себя клоуна! — княгиня гневно посмотрела на него. — Задумал что-то? Признавайся!
— О чем ты?
— Меня не проведешь!
— Да я с душой к тебе…
— А охрану зачем спаиваешь?! — Беата закричала так, что в их сторону повернули головы те немногие, кто еще мог что-то соображать.
Дело принимало непредвиденный оборот. Острожский понял, что единственное спасение в данный момент в том, чтобы взять инициативу в свои руки. Любые же подозрения можно снять, если все свести к тому, что Беата пьяна. И он начал ее успокаивать:
— Что с тобой? Не иначе лишнего выпила…
— Ах, негодяй! — княгиня подступила так близко, что он почувствовал ее порывистое дыхание. — Я напилась?!
— Ничего… С кем не бывает…
— Да я тебя…
Она бросилась на Острожского с кулаками. Князь виновато, словно пытаясь найти сочувствие у окружающих, и одновременно мысленно прося прощения за конфликт, посмотрел по сторонам и совсем тихо (тоже сделал специально, знал, что тем самым еще больше выведет невестку из себя) сказал:
— Не волнуйся, немного поспишь.
— Чтобы ты на том свете спал!
Острожский на это ничего не ответил, только позвал охранников, знавших, что Гальшка будет похищена:
— Отведите княгиню, пусть отдохнет.
Беата вырывалась, в истерике размахивала руками, пытаясь пальцами расцарапать охранникам глаза, а они молча вели ее, не обращая внимания на крики и угрозы. Некоторые из гостей проводили эту процессию словами сочувствия: «Женщина, а так напилась!»
— С каждым может быть, — Константин Константинович старался успокоить тех, кто оказался свидетелем инцидента. — Ничего страшного.
Беату закрыли в комнате и выставили охрану, а застолье продолжалось… «Еще немного нужно обождать, — подумал князь, — и можно посылать Николая Петровича с условным знаком. — Вася уже давно вернулся и все передал Дмитрию».
Верный оруженосец на самом деле уже был на месте. Однако он так и не удосужился признаться Сангушко, что задержался в замке дольше, чем требовалось. Случайно повстречал в парке Марысю с отцом Антонио. Взыграло чувство ревности и он, опешив от неожиданности, не знал, как поступить.
Положение спасла горничная. Как ни в чем не бывало, она представила Васю:
— Святой отец, это мой друг.
Отец Антонио понял, что лучше отойти:
— Тогда не буду вам мешать.
Едва он скрылся в кустах, как Вася начал допытываться:
— Что ты делаешь в такой поздний час с ним?
— Может, приревновал?
Вася не знал, что и ответить. Понимал, что, упрекая Марысю за встречу со священником, будет выглядеть смешно, но и успокоиться сразу не мог. Марыся догадывалась, что он в такой поздний час в парке, притом один, появился неслучайно. Решила узнать, в чем дело. Но не стала его в чем-то упрекать, а просто обняла:
— Как я заждалась тебя!
Верный оруженосец сразу сник. На ее объятия ответил жаркими поцелуями.
— Все спешишь, — горничная прижалась к нему, осознав, что на самом деле скучала.
— Спешу…