После той ночи, когда у нее выкрали дочь, и на следующий день княгиня не могла прийти в себя, только слала угрозы в адрес Константина Константиновича, часами плакала, никого не подпуская к себе. Однако, когда ей сообщили, что на аудиенцию просится отец Антонио, согласилась увидеть его.
Святого отца было не узнать. Правая рука висела словно плеть, глаза настолько впали, что, если бы не знал, кто перед тобой, можно было бы подумать о появлении призрака, неведомо как очутившегося в замке. Увидев своего духовного наставника в таком виде, Беата не могла не улыбнуться, хотя улыбка у нее получилась вымученной, а поэтому неестественной.
— И вам, святой отец перепало? — непонятно было, что присутствовало в этом вопросе — ирония иль сожаление, хотя, судя по интонации, это мог быть вовсе и не вопрос, а простая констатация.
Отец Антонию обиделся:
— Шутить изволите, княгиня? — он с укором посмотрел на Беату. — Я защищал Гальшку, как мог. — С этими словами отец Антонио попытался поднять раненую руку, чтобы Беата убедилась, насколько пострадал, но не смог этого сделать.
— Все защищали, — отвлеченно ответила княгиня.
Опять трудно было понять, что имеет в виду. То ли утверждает, что и в самом деле все так и происходило, то ли негодует, что похитителей, а вместе с ними и Гальшку не задержали.
Однако отец Антонио придерживался последнего варианта:
— Давайте, княгиня, не будет упрекать друг друга, — произнес он решительно, давая понять, что не из тех, кто позволит в отношении себя неоправданные обвинения.
— А что мне остается делать? — Беата снова залилась слезами.
— Действовать!
— Одной?
— Нужно привлечь тех, на кого можно положиться. На вашем месте я попробовал все же поговорить с Острожским.
— Вы в своем уме, святой отец? — обозлилась княгиня. — Понимаете, что говорите? Или вовсе не даете отчета своим словам? — она говорила таким тоном, что в другое время отец Антонио ее резко остановил бы, напомнив, чтобы не забывала, кто перед ней. Но было не до того, чтобы выяснять отношения.
— Поймите меня правильно, — он старался быть спокойным. — Думаете, мне приятно говорить с ним. Но попробовать нужно. Вдруг одумается.
— В чем одумается?
— Вернет Гальшку.
— Вы в это верите?
— Стоит попытаться.
Хотя и с трудом, все же убедил княгиню переговорить с Константином Константиновичем. Но, как и следовало ожидать, Острожский даже слушать ее не стал.
— В обиду детей не дам! — произнес так, что в голосе послышалась угроза.
— Ты же сам сказал, что они дети, — Беата попыталась подловить его на слове.
— А ты плохая мать! Неужели не поняла еще, — перешел он в наступление. — И Гальшку, а заодно и Сангушко я спас от тебя. Чтобы не портила им жизнь.
— Вот как заговорил! — конечно, ничего нового в этом утверждении Острожского для нее не было, но в этот момент его слова еще больше возмутили.
— Думаешь, управы не найду?
— Ищи! — князь дал понять, что разговор окончен.
— К королю поеду!
— Поезжай, — рассудительность вернулась к Острожскому, поэтому и сказал спокойно: — Это твое право.
— За все ответишь! — с этими словами Беата поспешила к отцу Антонио.
Он сразу понял, что разговор с князем ничего хорошего не дал, поэтому постарался опередить Беату:
— Нужно использовать другой вариант.
— Святой отец, я и сама уже решила: еду к королю.
— Правильно!
— Ничего не понимаю? — удивилась она. — Зачем же в таком случае вы советовали переговорить с Острожским?
— А затем, что королю сложно будет разобраться в этой ситуации.
— Похитили человека!
— Но к похищению причастен именно Острожский.
— И что из этого следует?
— А то, что король побоится осложнять отношения с одним из самых богатых людей в княжестве.
— Что же мне делать? — Беата так посмотрела на отца Антонио, будто все зависело только от него.
— Все же ехать к королю. Он постарается помочь. Однако я вначале хотел, чтобы все обошлось без его вмешательства. Но раз Острожский не способен трезво мыслить, иного выхода нет.
Сигизмунда она помнила еще совсем мальчишкой, который был моложе на четыре года. Они вместе воспитывались в детстве. Вместе провели отрочество и вступили в юность. А потом их дороги разошлись. Если встречи и происходили, то были зачастую случайными и мимолетными. Даже не успевали вдоволь наговориться. Постепенно у каждого из них появились собственные интересы, завелись новые друзья. А когда Сигизмунда короновали, к нему вовсе стало трудно подступиться.
Замечала, что его отношение к ней мало изменилось. По-прежнему был учтивым, внимательным, как и раньше, в хорошем настроении любил называть ее сестренкой. Хотя доходили слухи, что в последнее время его не узнать. Произошло это после того, как внезапно заболела и умерла его любимая жена Барбара Радзивилл, после смерти которой долго не мог прийти в себя. Поговаривали даже, что к преждевременной кончине невестки прямое отношение мела мать Сигизмунда королева Бонна Сфорца.
Беата в это не хотела верить. Конечно, она знала, что Сфорца — женщина своенравная, чрезмерно волевая, но видела и то, какой она может быть любящей и нежной матерью, даже к ней, незаконнорожденной дочери своего мужа, относилась, словно к родной. Только не это теперь было важно для Беаты. Больше всего волновало, как воспримет Сигизмунд ее просьбу должным образом наказать Острожского с Сангушко и незамедлительно вернуть Гальшку.
Ехала княгиня королевской дорогой, о которой, не бывая долго в этих местах, успела порядком подзабыть. Но достаточно было снова оказаться здесь, как в памяти оживало давнее, что некогда волновало, рождая в душе трепетное отношение к тому заманчивому и загадочному, благодаря чему воедино сливалось для нее прошлое и настоящее.
Едва минули Краков, вспомнила, с каким интересом слушала когда-то легенду о происхождении этого старинного города. Она ей, тогда еще девчушке, до того нравилась, что часто просила няньку повторить. И пожилая женщина, очень любившая свою любознательную воспитанницу, начинала оживлять слегла глухим голосом то, что Беата уже хорошо знала, но была уверена, что при очередном рассказе все же удастся выяснить нечто новое. Нового, конечно, не было, однако от этого интерес к легенде не уменьшался.
— Расскажи, — просила Беата няньку.
Та знала, о чем просьба, но переспрашивала:
— О чем рассказать?
— Как о чем? — глаза девочки наполнялись изумлением: — Не догадываешься?
— Не догадываюсь, — няне приятно было в этот момент наблюдать за княжной, поскольку она чем-то напоминала собственных детей, давно ставших взрослыми. И, глядя на Беату, она словно заново переживала радость материнства.
— О Кракусе расскажи.
— Так вот что тебя интересует?!
Беата усаживалась рядом с няней и слушала. А та рассказывала, как давным-давно рядом с местами, где находится город Краков, в пещере под Вавельской скалой жил чудовищный дракон, которого все называли Цмоком. Каждую неделю он требовал себе для еды много скота, а когда его не было, ловил людей. Некто Кракус решил положить конец произволу и приказал своим сыновьям убить Цмока. Но из этого ничего не получилось. Тогда пришлось пойти на хитрость. Вместо скота дракону принесли шкуры, наполненные зажженной серой. Испробовав их, чудовище сдохло. А поселение, появившееся на этом месте, начали называть Краковом.
Когда-то Беате очень хотелось отыскать эту пещеру, но, сколько ни просила, никто не соглашался пойти с ней обследовать Вавель — скалистую возвышенность, где размещался королевский замок. Безразлично отнесся к подобной просьбе и Сигизмунд.
Зато они очень любили бродить по замку, наведываясь в самые укромные уголки, где, казалось им, никто не ступал. А еще нравилось выезжать в Краков, Варшаву, чтобы, возвращаясь домой, с удовольствием рассматривать знакомые очертания замка, — все то, что было дорого и знакомо им с детства.
Чувство восхищения настолько поглотило княгиню, что на какое-то время исчезли, отошли прочь тревожные мысли, связанные с похищением дочери. При виде знакомых пейзажей сердце начало учащенно биться, как и в детстве.
При подъезде к Вавелю замок словно вырастал на глазах, стремясь ввысь. Окруженный крепостными стенами и башнями, омытый водами Рудавы, с глубокими рукотворными рвами, он словно стремился, оторваться от земли.
Прошло еще немного времени, и показались могущественные сторожевые башни. Беата с детства знала, что они, как и крепостные стены, построенные из валунов, служат не только для защиты, но и заточения знатных по происхождению преступников. А другие башни названы в зависимости от того, кто в них содержится.
Воровская стала пристанищем тех, кто злоупотреблял королевской казной. В Шляхетской находились провинившиеся дворяне, относящиеся к высшим сословиям.
Родным домом для знатных преступниц, а также тех придворных дам, которые не угодили королю, на определенное время становилась Девичья башня.
В Сенаторской проводили свой срок сенаторы.
Глядя на могущественные сооружения, Беата даже стала прикидывать, которая из этих башен может быть уготована ее обидчикам.
Прав отец Антонио. Острожскому, скорее всего, удастся избежать наказания, а вот Сангушко — вряд ли. И хотя крестный попытается сделать все возможное, чтобы оградить своего любимца от преследования, последнее слово останется за королем, а Сигизмунда она постарается убедить, что преступнику не место на свободе.
Остановились перед въездными воротами. Охрана начала выяснять, кто едет и для чего. Процедура эта, как показалось Острожской, затянулась, поэтому попыталась выказать недовольство:
— Вам не понятно, что я сестра короля?!
Основания для недовольства были веские. Уже начало смеркаться, а она даже не успела расположиться. Но на офицера, который перед этим проявлял учтивость, заверения не подействовали, даже вызвали недовольство:
— Поймите, пани, я на службе!