— А ты не боишься? — вдруг спросила Гальшка.
— Чего? — удивился Сангушко.
— Опасностей!
— Смотря каких, — неопределенно ответил он.
— А я не боюсь, — Гальшка обернулась к нему, посмотрев полным любви и восхищения взглядом, — когда ты рядом.
Князю после этого от одной только мысли, что иногда способен ее обидеть, стало стыдно. И он, отпустив поводья, прижал Гальшку к себе и произнес, будто и в самом деле это было так:
— Мне тоже не страшно рядом с тобой.
— Правда? — глаза княжны стали озорными. Если бы была возможность, она первой бы начала его целовать.
— Правда.
На ночлег остановились около густого кустарника. Благо, что он был ветвистым, а снег с подветренного бока — глубоким. Выкопали яму, устлали ветками, а чтобы теплее было, использовали меховые одеяла, которые привез Трофимович. В ней разместилась Гальшка. А Сангушко, как она ни уговаривала его, коротал ночь вместе со своими товарищами и проводником. К спартанским условиям ему было не привыкать. Во время боевых походов приходилось ночевать там, где заставала ночь. Да и проводник успокоил, что впереди небольшие деревушки, затерявшиеся среди болота, так что не все ночи придется проводить под открытым небом. Поутру почувствовали, что резко потеплело.
— Надо спешить, — забеспокоился проводник.
Быстро собрались и двинулись в путь. Под вечер добрались до небольшой деревушки — значительно меньше той, в которой провели зиму. Начали искать избы, где можно заночевать, но все они были настолько тесными, что даже хозяевам едва места хватало. Кое-как пристроили только Гальшку. Остальные разместились в гумнах, в которых оказалось немного теплее, чем на дворе, поскольку они были сложены из небольших бревен, а то и вовсе жердей, слабо подогнанных друг к другу.
Там хотел расположиться и Сангушко, но Гальшка, узнав об этом, запротестовала, заявив, что одной среди чужих людей будет страшно. Пришлось согласиться. Основательно устав, она уже неоднократно жаловалась, что зря оставила мать. И хотя он особого внимания на ее недовольство не обращал, будучи уверенным, что через некоторое время настроение вновь изменится, не хотел давать оснований для сетований.
На рассвете попрощались с проводником, с которым успели сблизиться. Да и мужчина подружился с ними, начав оправдываться, будто чувствовал вину:
— Я бы пошел, — было видно, что говорит искренне, — но, сами видите, болото подтаивает быстро. Задержусь, и назад уже не вернусь.
— Спасибо за службу, — поблагодарил его Сангушко.
— Смотри, князь, — напутствовал мужичок, — особенно осторожным будь, когда подойдете ближе к краю болота. Там есть плывуны.
— Плывуны? — переспросил Дмитрий.
— Они очень опасны, — начал объяснять проводник. — Весной и летом напоминают небольшие островки с растительностью, находятся там, где большая глубина. Достаточно ступить на них — и сразу же трясина поглотит.
— Чего не знал, того не знал, — признался князь. — Спасибо, что предупредил.
— Местные такие места знают, — успокоил он.
Плывуны повстречали на пятый день, когда люди и лошади очень устали, не всегда действовали осторожно. Очередной проводник оказался человеком беспечным, часто, не выяснив, где безопасное место, шел напрямую. Да и солнце припекало все сильнее, болото подтаивало.
Беда случилась, когда приблизились к небольшой полосе кустарника. Обрадовавшись, что вскоре можно будет хоть на некоторое время очутиться на твердом месте, смело двинулись вперед, хотя до него оставалось метров сто. Федя, решив обогнать товарищей, смело побежал в сторону.
— Чего вы мешкаете?… — хотел еще что-то сказать, но внезапно качнулся, словно кто-то невидимый потянул его за ноги. От неожиданности вскрикнул. Проводник, обернувшись, все понял.
— Не двигайся! — завопил он. — Под тобой плывун.
Федя, то ли испугавшись, то ли пытаясь быстрее выбраться на безопасное место, не послушался и резко отскочил в сторону, у всех на глазах провалившись по пояс.
— Держись! — Вася бросился на помощь другу.
Как ни старался Федя удержаться, как ни хватался за промерзлые комья торфа, перемешанного со снегом, пока добежал до него оруженосец, успел по шею очутиться в трясине.
— Помогите! — раздался его истошный крик.
Вася находился в нескольких шагах от Феди, когда трясина полностью поглотила друга. Он машинально протянул руку, но проводник остановил его.
— Уже не поможешь, — сказал печально.
Все, пораженные произошедшим, молчали, долго не могли прийти в себя. Гальшка неистово кричала, а Вася плакал навзрыд. Хотелось плакать и Сангушко, но он сдержался, только тихо произнес:
— Вот до чего доводит беспечность.
Через день все с облегчением вздохнули: болото осталось позади. Хотя тревоги от этого меньше не стало. Началась населенная местность, приходилось передвигаться так, чтобы не обращать на себя внимания: не сомневались, что их ищут. Радовало, что они приближались к границе.
Глава 21
На ночлег остановились в Яромерже. Утомленные долгой дорогой, которой, казалось, не будет конца, очень обрадовались, узнав, что есть свободные места в корчме. Конечно, лучше было бы разместиться в стороне, но в небольшом селении все равно будешь на виду.
Хозяин отнесся почтительно. Это Сангушко понравилось. Он и раньше не любил людей, готовых слепнем лезть в душу, к чрезмерно любознательным. Когда опасность подстерегала буквально на каждом шагу, не хотелось доверяться незнакомцу. А хозяин даже не попытался узнать, откуда они и куда направляются. Да и вовсе оказался неразговорчивым, зато гостеприимным. За умеренную плату хорошо покормил, налил по бокалу неплохого вина, перед Гальшкой извинившись, что не может ее угостить чем-то более приличным.
Но княжне было не до этого. Она валилась с ног и желала быстрее прилечь, чтобы на некоторое время забыть о тревожных мыслях, которые не покидали ее, как и всех. Что она устала, заметил и хозяин. Однако ни слова не сказал, а когда поужинали, позвал свою жену:
— Постели пани отдельно. Найди белье чистое.
Его жена, немногим моложе Гальшки, черноволосая, с большими, глубоко впалыми глазами (Сангушко успел про себя отметить, что, скорее всего, она еврейка, чего нельзя было сказать о хозяине, это был чех или представитель другого славянского народа), поспешила исполнить просьбу. Вернулась с подушкой, простыней, одеялом.
Вопросительно посмотрела на мужа. Тот глянул на Сангушко. Князь догадался, о чем хотят узнать.
— Где бы ей лучше постелить? Может, здесь? — показал на большую печь, стоявшую у входа.
Затем уточнил:
— За этой занавеской.
— Лучше места не найдешь, — согласился Дмитрий.
Гальшка не промолвила ни слова. Вела себя так, словно происходящее ее не касалось. Стояла молча, прислонившись к печи и закрыв глаза. Ноги ее готовы были подкоситься от усталости. Когда княжна легла, стали выяснять, где спать остальным. Кроватей на всех не хватало. Корчмарь начал оправдываться, что столько приезжих у него никогда не ночевало. Видя его растерянность, Сангушко успокоил:
— Стели на полу. Нам не привыкать…
И вовремя остановился, поняв: тем самым выдает, что и сам, и его люди давно не отдыхали. Но хозяин на это не отреагировал.
— Всем? — уточнил, как ни в чем не бывало.
— Сами разберемся, где кто ляжет.
— А вам могу свою кровать уступить, — предложил он любезно.
— Спасибо, — поблагодарил князь. — Не буду вас стеснять. Со всеми лягу.
— Вам виднее, — согласился хозяин, чем понравился Дмитрию еще больше.
Утомленная Гальшка сразу же уснула, а вскоре ее примеру последовали и остальные. Причем так быстро, что не прошло нескольких минут, как корчму наполнил дружный храп. Сангушко такого не ожидал. Думал, как обычно, найдутся желающие обсудить результаты прошедшего дня, поговорить, чего следует ожидать завтра. Эти разговоры ничего не давали, но позволяли расслабиться, хоть на мгновение избавиться от нелегких мыслей, которые не давали покоя в последнее время.
А князю не спалось. В иных случаях он обычно выставлял на ночь охрану и при желании всегда мог переброситься с кем-либо словом. Однако, приближаясь к чешской границе, от этого отказался, посчитав, что о месте их нахождения никто из недоброжелателей не знает. Не подумал об охране и теперь, о чем пожалел. Не только из-за того, что хотелось поговорить. Неприметно им овладела тревога, которая обычно наступает, когда, долго находясь в напряжении, спиной чувствуешь опасность. Будто кто-то посылал сигнал, напоминая, что беспечность может обойтись дорого.
Тихонько, чтобы никого не разбудить, князь отворил дверь и вышел во двор. Осмотрелся по сторонам, вдыхая свежий воздух. Окрест была тишина, казалось, что все живое уснуло безмятежным сном. Но не это привлекло его внимание, а небо, усыпанное многочисленными звездами — загадочное и манящее.
Вспомнил, как любил наблюдать за ним в детстве, удивляясь той бесконечности, которая открывалась взгляду. Часто приходили и другие мысли. Мечтал, что, возможно, когда-нибудь ему удастся разгадать тайны этого неизведанного. С возрастом такие мечты, правда, исчезли, но восхищение безбрежностью звездного пути осталось. Когда смотрел на небо, ему по-прежнему было не по себе, словно притягивала некая могущественная сила. Кто-то говорил, что звезды сопутствуют человеку на протяжении всей жизни. Когда ребенок рождается, в это время обязательно на небе зажигается новая звезда. Она светит до того времени, пока человек жив, а не станет его — угасает.
От этого воспоминания на сердце стало приятно, но одновременно и грустно. Радовало, что вся жизнь еще впереди, ведь прожито не так и много. Подумалось, что, возможно, в этот момент их звезды на небе находятся где-то рядом. Начал внимательнее всматриваться, пытаясь найти их, но все никак не удавалось.
Так и стоял, запрокинув голову. Когда это занятие ему надоело, неожиданно увидел две звезды рядом. Они внезапно появились на том месте, где еще недавно находилась большая туча. Взгляду открылось то, что он так долго искал. С мыслью, что это его звезда и звезда Гальшки, он вернулся в корчму. С ней и уснул, найдя свободное место среди товарищей. Подумал, что поутру обязательно расскажет княжне об этом.