— О, это не Лоран, — испугалась молодая женщина.
— Действительно, не его.
Другая женщина подошла и прошептала:
— Лоран!
Никакого ответа.
— Лоран! — повторила дама, постучав в калитку.
— Здесь нет никакого Лорана, — грубо отозвался голос.
— Все равно, — настойчиво произнесла Андре, — кто бы тут ни был, Лоран или кто другой, — откройте.
— Не открою.
— Но, друг мой, вы не знаете, что нам обыкновенно открывает Лоран.
— Мне наплевать на Лорана, раз у меня есть приказ.
— Кто вы?
— Кто я?
— Да.
— А вы? — осведомился говоривший.
Вопрос был довольно грубый, но возражать не приходилось: надо было отвечать.
— Мы придворные дамы ее величества; мы живем во дворце и хотели бы вернуться к себе.
— Ну, а я, сударыня, швейцарец первой роты, Салишамад, и, в отличие от Лорана, оставлю вас за дверями.
— О! — вздохнули обе женщины, из которых одна, разгневанная, сжала руки другой.
— Друг мой, — заговорила она, сделав над собой усилие, — я понимаю, что вы исполняете данный вам приказ; это доказывает, что вы хороший солдат, и я не хочу заставлять вас нарушать его. Но окажите мне только, прошу вас, услугу, предупредите Лорана, который должен быть где-нибудь поблизости.
— Я не могу оставить свой пост.
— Пошлите кого-нибудь.
— У меня здесь нет никого.
— Ради Бога!
— Э, черт возьми, сударыня, ночуйте в городе. Вот еще большая беда! О, если бы у меня под носом захлопнули двери казармы, я бы, поверьте, нашел себе приют.
— Гренадер, слушайте, — сказала решительным тоном старшая дама, — вы получите двадцать луидоров, если откроете.
— И десять лет тюрьмы; благодарю. Сорок восемь ливров в год — этого недостаточно.
— Я вас велю произвести в сержанты.
— Да, а тот, кто мне отдал этот приказ, велит меня расстрелять; спасибо.
— А кто дал вам его?
— Король.
— Король! — с ужасом повторили обе женщины. — Мы погибли!
Дама помоложе, казалось, была вне себя от отчаяния.
— Подожди, — сказала дама постарше, — но ведь есть еще другие двери?
— О мадам, раз закрыли эту, то закрыли и все другие.
— А если Лорана нет у этой двери, к которой он приставлен, то, как ты думаешь, где нам его найти?
— О, тут заранее все подстроено!
— Да, ты права. Андре, Андре, какую ужасную шутку сыграл с нами король! О!
И дама сделала особенное ударение на последних словах, произнесенных тоном угрозы и презрения.
Дверца, ведущая к бассейнам, была проделана в толще стены, и настолько глубоко, что над ней образовалось нечто вроде арки. По бокам ее находились каменные скамейки.
Дамы упали на одну из них, испытывая глубокое волнение, граничившее с отчаянием.
Под дверью виднелась полоса света, а за дверью слышались шаги швейцарца, который то поднимал, то опускал ружье.
По ту сторону этого слабого препятствия — дубовой двери — было спасение; по эту — позор, скандал, почти что смерть.
— О! Завтра, завтра… когда узнают… — пробормотала старшая из дам.
— Но вы скажете правду.
— Поверят ли ей?
— У вас есть доказательства. Мадам, солдат не будет на часах всю ночь, — продолжала молодая женщина, к которой, казалось, возвращалось самообладание по мере того, как ее спутница теряла его, — в час его сменят, и другой окажется, быть может, более уступчивым. Подождем.
— Да, но патруль пройдет после полуночи, и меня найдут за воротами, увидят, что я дожидаюсь пропуска, прячусь! Это позорно! Знаете, Андре, у меня кровь так и приливает к голове, я задыхаюсь…
— О, не отчаивайтесь, мадам; вы обыкновенно так мужественны, а я еще недавно совсем было упала духом… И вот мне приходится ободрять вас!
— Тут кроется заговор, Андре, и против нас. Этого никогда еще не случалось; дверь никогда не бывала заперта… Я умру от стыда, Андре, я не вынесу этого.
И она откинулась назад, казалось почти лишаясь чувств.
В эту минуту со стороны чистой белой версальской мостовой, по которой теперь ходит так мало людей, послышались шаги. И одновременно раздался чей-то веселый молодой голос — голос молодого человека, беззаботно напевавшего одну из тех манерных песенок, что составляли отличительную принадлежность времени, которое мы пытаемся описывать:
Отчего поверить трудно?
Ведь свидетель полог тьмы,
Чем сегодня в ночи чудной
Друг для друга были мы!
Мне Морфей сомкнул ресницы,
Снова хитрости творит;
Обречен я к вам стремиться:
Я — железо, вы — магнит.
— Этот голос!.. — воскликнули одновременно обе женщины.
— Я узнаю его, — сказала старшая.
— Это голос…
Из магнита сделал эхо
Этот хитрый бог Морфей… —
продолжал певец.
— Это он! — сказала на ухо Андре дама, которая так энергично выказывала свое беспокойство. — Это он, он нас спасет!
В это время молодой человек, закутанный в длинный меховой редингот, вошел под арку стены и, не замечая обеих женщин, постучал в дверь и позвал:
— Лоран!
— Брат мой! — сказала старшая из дам, дотрагиваясь до плеча молодого человека.
— Королева! — воскликнул тот, отступая на шаг и снимая шляпу.
— Тсс! Добрый вечер, брат мой.
— Добрый вечер, мадам, добрый вечер, сестра моя. Вы не одна?
— Нет, со мной мадемуазель Андре де Таверне.
— А, прекрасно. Добрый вечер, мадемуазель.
— Монсеньер… — прошептала с поклоном Андре.
— Вы выходите, сударыни? — спросил молодой человек.
— Нет.
— Значит, возвращаетесь к себе?
— Очень бы желали этого.
— Вы, кажется, звали Лорана?
— Да.
— Так что же?
— Позовите Лорана, в свою очередь, и сами увидите.
— Да, да, позовите, монсеньер, и сами увидите.
Молодой человек, в котором читатель, без сомнения, узнал графа д’Артуа, подошел к дверце.
— Лоран! — позвал он снова, постучав в дверь.
— Ну вот, опять началась та же забава, — послышался голос швейцарца, — я вас предупреждаю, что, если вы будете еще приставать ко мне, я позову своего офицера.
— Что это значит? — спросил в недоумении молодой человек, оборачиваясь к королеве.
— Это швейцарец, которого поставили здесь вместо Лорана, вот и все.
— А кто это сделал?
— Король.
— Король?
— Да, солдат сам только что сказал это.
— И ему отдан приказ никого не пропускать?
— Наистрожайший, по-видимому.
— Черт побери! Придется сдаваться.
— Каким образом?
— Дадим денег этому негодяю.
— Я ему уже предлагала: он отказался.
— Предложим ему нашивки.
— Предлагала и это.
— Ну?
— Он ни на что не поддается.
— В таком случае остается одно средство…
— Какое?
— Я подниму шум.
— Вы нас скомпрометируете… Милый Шарль, умоляю вас!
— Но я никак вас не скомпрометирую.
— О!
— Встаньте в сторонке. Я буду стучать, как глухой, и кричать, как слепой; в конце концов мне откроют, и вы пройдете за мной.
— Попробуйте.
И молодой принц снова принялся звать Лорана, затем стал стучать рукояткой своей шпаги и поднял такой шум, что швейцарец воскликнул в бешенстве:
— А, если так, я позову моего офицера!
— Э, черт возьми, зови, мошенник! Я только и добиваюсь этого вот уже четверть часа.
Минуту спустя за дверью послышались шаги. Королева и Андре стали позади графа д’Артуа, приготовившись воспользоваться проходом, который, по всей вероятности, должен был открыться.
Они слышали, как швейцарец объяснял причину этого шума.
— Мой лейтенант, — говорил он, — это дамы с каким-то мужчиной, который назвал меня только что мошенником. Они хотят вломиться сюда.
— Что же тут удивительного, если мы хотим войти, раз мы из дворца?
— Желание может быть, и вполне естественное, сударь, но это запрещено, — отвечал офицер.
— Запрещено! Кем это, черт возьми?
— Королем.
— Прошу извинить меня, но не может быть, чтобы король желал оставить придворного офицера ночевать на улице.
— Сударь, не мое дело обсуждать намерения короля; мое дело только исполнять его приказания, вот и все.
— Однако, лейтенант, приоткройте немного дверь, чтобы нам разговаривать было удобнее, чем через деревянную перегородку.
— Сударь, повторяю вам, что мне приказано держать дверь запертой. Если же вы, по вашим словам, офицер, то должны знать, что такое приказ.
— Лейтенант, вы говорите с командиром полка.
— Прошу извинить, мой полковник, но у меня точный приказ.
— Подобные приказы не касаются принцев. Ну же, сударь, я принц и не могу ночевать на улице.
— Монсеньер, я в отчаянии, но я имею королевский приказ.
— Разве король приказал вам гнать прочь своего брата как нищего или вора? Я граф д’Артуа, сударь! Черт возьми! Вы рискуете многим, оставляя меня мерзнуть у двери!
— Монсеньер граф д’Артуа, — сказал лейтенант, — Бог мне свидетель, что я готов отдать всю свою кровь за ваше королевское высочество… Но король, доверив мне охранять эту дверь, соизволил лично приказать не открывать никому, даже ему самому, королю, если он придет после одиннадцати часов. Поэтому, монсеньер, я приношу вам свои нижайшие извинения, но я солдат, и если бы мне пришлось видеть вместо вас за этой дверью ее величество королеву, дрожащую от холода, то я ответил бы ее величеству то же самое, что с прискорбием сказал вам.
Сказав это, офицер пробормотал почтительнейшим тоном: «Доброй ночи» — и неспешным шагом вернулся к своему посту.
Что касается часового, замершего под ружьем у самой двери, то он не смел даже дышать и сердце у него билось так сильно, что если бы граф д’Артуа прислонился, в свою очередь, к двери, то мог бы услышать его учащенные удары.
— Мы погибли! — сказала королева своему деверю, взяв его за руку.
Он ничего не ответил.
— Знает ли кто-нибудь, что вы выходили? — спросил он.