— Но у меня есть любовник, сударь.
— Так что ж из этого?
— Как что?
— Да… Прогоните его, черт подери!
— О, Босира не так-то легко прогнать.
— Не желаете ли, чтобы я вам помог в этом?
— Нет, я люблю его…
— О!
— Немного.
— Это совершенно лишнее.
— Но это так.
— Тогда пусть Босир остается.
— Вы очень сговорчивы, сударь.
— В надежде встретить такую же сговорчивость и с вашей стороны. Мои условия вам подходят?
— Подходят, если вы мне их назвали полностью.
— Послушайте, дорогая, я вам сказал все, что могу вам сказать в данную минуту.
— Честное слово?
— Честное слово! Но вы должны понять одну вещь…
— Какую?
— Что у меня может вдруг возникнуть необходимость, чтобы вы действительно стали моей любовницей…
— Ну вот видите! В этом никогда не будет необходимости, сударь.
— … но для видимости.
— Это другое дело, на это я согласна.
— Итак, решено?
— По рукам.
— Вот вам аванс за первый месяц.
Он протянул ей сверток с пятьюдесятью луидорами, даже не коснувшись кончиков ее пальцев. А так как Олива́ колебалась, то он сунул золото ей в карман платья, не задев даже слегка ее округлого и красивого бедра, которое, вероятно, не встретило бы такого пренебрежительного отношения со стороны тонких знатоков где-нибудь в Испании.
В ту самую минуту как золото скрылось в глубине ее кармана, два резких удара в наружную дверь заставили Олива́ стремительно броситься к окну.
— Милосердный Боже! — воскликнула она. — Спасайтесь скорее. Это он.
— Кто он?
— Босир, мой любовник… Пошевеливайтесь же, сударь.
— А, тем хуже, честное слово.
— Как тем хуже! Он вас разорвет на кусочки!
— Ба!
— Слышите, как он стучит? Он высадит двери.
— Пусть ему откроют. Дьявольщина! Почему в самом деле вы не дадите ему ключа?
И незнакомец расположился поудобнее на софе, мысленно говоря себе: «Мне нужно взглянуть на этого негодяя и оценить его».
Удары в дверь продолжались вперемежку со страшными ругательствами, поднимавшимися много выше третьего этажа.
— Идите, идите, откройте ему, матушка, — сказала взбешенная Олива́. — А вы, сударь, так и знайте, если с вами случится несчастье, тем хуже для вас самих.
— Да, вы совершенно правы: тем хуже для меня! — повторил невозмутимый незнакомец, не двигаясь с софы.
Олива́ между тем вышла на площадку и стала со страхом прислушиваться.
XIXГОСПОДИН БОСИР
Минуту спустя она бросилась навстречу какому-то мужчине, который, с разъяренным видом, вытянув обе руки вперед, с бледным лицом и в растерзанном костюме, ворвался в квартиру, извергая глухие ругательства.
— Босир, ну же, послушайте, Босир, — говорила она голосом не настолько испуганным, чтобы можно было упрекнуть ее в недостатке мужества.
— Пустите меня! — кричал вновь прибывший, грубо вырываясь из рук Олива́. — А! — продолжал он, все более повышая голос, — мне не открывали двери, потому что здесь мужчина!
Незнакомец, как мы знаем, продолжал сидеть на софе в спокойной и неподвижной позе, которую г-н Босир, вероятно, приписал его нерешительности или испугу.
Он подошел к незнакомцу вплотную, злобно скрежеща зубами.
— Я полагаю, что вы ответите мне, сударь? — сказал он.
— А что вы желаете, чтобы я отвечал вам, дорогой мой господин Босир? — спросил незнакомец в свою очередь.
— Что вы здесь делаете? И, прежде всего, кто вы такой?
— Я очень мирный человек, на которого вы смотрите так угрожающе. Я беседовал с этой дамой, имея самые добрые намерения.
— Да, конечно, — пробормотала Олива́, — самые добрые.
— Помолчите вы там! — проревел Босир.
— Ла-ла-ла, — произнес незнакомец, — не будьте так грубы с этой ни в чем не повинной дамой. И если вы не в духе…
— Да, я не в духе…
— Он, верно, проигрался, — сказала вполголоса Олива́.
— Я совершенно ограблен, смерть всем чертям! — прорычал Босир.
— И ничего не имели бы против того, чтобы самому слегка ограбить кого-нибудь? — заметил со смехом незнакомец. — Это вполне понятно, милейший господин Босир.
— Довольно глупых шуток! И сделайте мне удовольствие: убирайтесь отсюда.
— О господин Босир, будьте снисходительным!
— Смерть всем чертям преисподней! Вставайте и уходите или я разломаю диван и все, что на нем находится!
— Вы мне не сказали, мадемуазель, что господин Босир подвержен таким капризам. Черт возьми! Какая свирепость!
Босир, окончательно выведенный из себя, сделал величественный театральный жест и, вынимая свою шпагу, описал рукой круг диаметром, по меньшей мере, футов в десять.
— Вставайте же, — сказал он, — если не хотите, чтобы я вас пригвоздил к месту.
— Право, трудно быть более нелюбезным, — отвечал спокойно незнакомец, левой рукой вытаскивая из ножен маленькую шпагу, которая лежала за его спиной на софе.
Олива́ пронзительно вскрикнула.
— Ах, мадемуазель, мадемуазель, замолчите, — сказал по-прежнему спокойно незнакомец, уже державший шпагу в руке и даже не изменивший для этого своей позы, — замолчите, а не то случатся следующие две неприятности: во-первых, вы оглушите господина Босира и он налетит на шпагу; а во-вторых, сюда поднимется привлеченный вами патруль и отведет вас прямо в Сен-Лазар.
Тогда Олива́ прибегла вместо крика к необыкновенно выразительной пантомиме.
Это была любопытная картина. С одной стороны, г-н Босир, растерзанный, отяжелевший от вина, дрожавший от ярости, беспорядочно размахивал перед собой шпагой, безуспешно пытаясь поразить своего противника. С другой стороны, сидевший на софе невозмутимый его противник, который держал одну руку на колене, а другой, вооруженной шпагой, отражал удары Босира спокойными и проворными движениями, с таким зловещим смехом, что содрогнулся бы сам святой Георгий.
Шпага Босира при всем его желании не могла двигаться по прямой линии, так как ее все время отклоняли в сторону парады его противника.
Босир начинал уже уставать и задыхаться; но его гнев сменился теперь невольным страхом. Он наконец понял, что если эта пока еще снисходительная шпага вздумает вытянуться и сделать выпад, то ему, Босиру, настанет конец. Его охватила нерешительность, он перестал наступать, и удары его стали менее уверенными и почти нечувствительными для противника. Последний же, быстро став в третью позицию, выбил у него шпагу из рук и отбросил ее точно перышко.
Шпага пролетела по комнате, пробила окно и исчезла за ним.
Босир остался на месте, не зная, что ему делать.
— Э, господин Босир, — сказал незнакомец, — берегитесь… Если ваша шпага упадет острием вниз и в это время будет кто-нибудь проходить по мостовой — вот и покойник!
Босир, который после этих слов пришел в себя, побежал к двери и бросился с лестницы вниз, чтобы, если возможно, догнать свое оружие и предотвратить несчастный случай, который мог его поссорить с полицией.
В это время Олива́ схватила руку победителя и сказала ему:
— О сударь, вы очень храбры; но господин Босир коварен и, кроме того, вы меня поставите в очень неприятное положение, если останетесь здесь дольше. Когда вы уйдете, он меня, конечно, примется бить.
— В таком случае я остаюсь.
— Нет, нет, ради Бога; он меня бьет, я его также бью и всегда оказываюсь сильнее, потому что мне щадить незачем. Уходите же, прошу вас.
— Обратите внимание на одно обстоятельство, красавица моя: если я выйду отсюда, то встречусь с ним внизу или же на лестнице, где он меня будет подкарауливать; мы снова начнем драться, а на лестнице нельзя так удачно парировать удары, как на диване.
— Так что же?
— Либо я убью метра Босира, либо он убьет меня.
— Великий Боже! Это правда. Это был бы славный скандал в доме!
— А его желательно было бы избегнуть, поэтому я остаюсь.
— Ради самого Неба, уходите! Поднимитесь на следующий этаж и оставайтесь там, пока Босир не вернется. Считая, что вы все еще здесь, он не станет вас нигде искать. Как только он войдет сюда, вы услышите, как я запру дверь на два оборота ключа. Я таким образом посажу голубчика под замок и положу ключ себе в карман. Воспользуйтесь этой минутой и уходите, пока я, чтобы выиграть время, буду мужественно драться с Босиром.
— Вы прелестная девушка… До свидания.
— До свидания? Когда же?
— Сегодня ночью, если вы ничего не имеете против.
— Как, сегодня ночью?! В своем ли вы уме?
— Ну да, сегодня ночью. Разве сегодня нет бала в Опере?
— Да подумайте же о том, что теперь уже полночь!
— Я это знаю; это безразлично.
— Нужны домино.
— Босир отправится за ними, если вы сумеете его хорошенько отколотить.
— Вы правы, — со смехом подтвердила Олива́.
— Вот десять луидоров на костюмы, — сказал, в свою очередь засмеявшись, незнакомец.
— Прощайте, прощайте. Благодарю!
И с этими словами она вытеснила его на площадку.
— Он запер дверь внизу, — сказал незнакомец.
— Она закрывается изнутри только на засов. Прощайте, он идет.
— Ну, а если случайно он вас отколотит, как вы мне сообщите об этом?
— У вас, вероятно, есть лакеи? — спросила Олива́ после минутного размышления.
— Да, и я поставлю одного под вашими окнами.
— Прекрасно, и пусть он смотрит вверх, пока ему не упадет на нос записочка.
— Пусть так. Прощайте.
Незнакомец поднялся на верхний этаж, что было очень легко исполнить, так как на лестнице было темно, а Олива́, обратившись с громкой бранью к Босиру, заглушала шум шагов своего нового сообщника.
— Да придете ли вы наконец, бешеный! — кричала она Босиру, который поднимался по лестнице, предаваясь серьезным размышлениям о моральном и физическом превосходстве этого самозванца, так нагло вторгшегося в чужое жилище.
Дойдя до этажа, где его ждала Олива́, он вложил шпагу в ножны и мысленно стал готовить речь.
Олива́ взяла его за плечи, втолкнула в переднюю и заперла дверь на два оборота, как и