— Я не могу, — начал он после минутной нерешительности, — согласиться на такую скидку, поскольку она приведет к разногласиям между мною и компаньоном относительно того, остаемся мы в убытке или в прибыли.
Дон Мануэл выслушал перевод Босира и встал.
Босир закрыл футляр и отдал его Бёмеру.
— Но я все-таки скажу об этом господину Боссанжу, — сказал последний, — ваше превосходительство согласны на это?
— Что вы хотите этим сказать? — спросил Босир.
— Я хочу сказать, что господин посол, по-видимому, предложил за это ожерелье миллион пятьсот тысяч ливров?
— Да.
— Его превосходительство не отказывается от этой цены?
— Его превосходительство никогда не отказывается от своих слов, — сказал горделиво, как истый португалец, Босир, — но его превосходительству всегда надоедает торговаться самому или видеть, как торгуются с ним.
— Господин секретарь, разве вы не понимаете, что я должен переговорить с моим компаньоном?
— Прекрасно понимаю, господин Бёмер.
— Отлично, — сказал по-португальски дон Мануэл, узнав, что сказал Бёмер, — но и мне необходимо ваше быстрое решение.
— Конечно, монсеньер, если мой компаньон согласится на скидку, я принимаю ее заранее.
— Хорошо.
— Следовательно, теперешняя цена будет миллион пятьсот тысяч ливров.
— Да.
— Теперь остается только, — сказал Бёмер, — кроме согласия господина Боссанжа…
— Естественно.
— … остается только определить способ уплаты.
— Вы не встретите в этом отношении никаких затруднений, — сказал Босир. — Как вы желаете, чтобы вам заплатили?
— Ну, — смеясь, заметил Бёмер, — наличными, если возможно.
— Что вы называете наличными? — холодно спросил Босир.
— О, я знаю, что никто не в состоянии выложить сразу полтора миллиона! — со вздохом сказал Бёмер.
— И к тому же вас самих это поставило бы в затруднение, господин Бёмер.
— Тем не менее, господин секретарь, я ни за что не соглашусь вести дело иначе, чем за наличные деньги.
— Вы совершенно правы.
И он обернулся к дону Мануэлу.
— Сколько ваше превосходительство даст господину Бёмеру наличными деньгами?
— Сто тысяч ливров, — сказал Португалец.
— Сто тысяч ливров, — повторил Босир Бёмеру, — при подписании купчей.
— А остальные? — спросил Бёмер.
— Вы получите остальную сумму в такой срок, какой нужен для пересылки чека монсеньера из Парижа в Лиссабон, если только вы не предпочтете подождать, пока из Лиссабона в Париж придет подтверждение.
— О, у нас есть корреспондент в Лиссабоне, — сказал Бёмер, — стоит только написать ему…
— Вот-вот, — смеясь, иронически вставил Босир, — напишите ему и спросите его, какова кредитоспособность господина да Суза и есть ли у ее величества королевы миллион четыреста тысяч ливров?
— Сударь… — сконфуженно пробормотал Бёмер.
— Согласны вы на это или предпочитаете другие условия?
— Те условия, которые господину секретарю угодно было мне предложить, мне кажутся подходящими. В какие сроки будут произведены платежи?
— В три срока, по пятьсот тысяч ливров, господин Бёмер. Это будет для вас предлогом совершить интересное путешествие.
— В Лиссабон?
— А почему бы нет? Получение в трехмесячный срок полутора миллионов, кажется, стоит того, чтобы из-за этого побеспокоиться?
— О, конечно, но…
— К тому же вы поедете за счет посольства, и я или господин правитель канцелярии будем сопровождать вас.
— Я повезу бриллианты?
— Конечно, если вы не предпочитаете послать отсюда чеки и отправить в Португалию бриллианты без вас.
— Я не знаю… Я… полагаю, что путешествие будет не лишним… и…
— Я такого же мнения, — сказал Босир. — Купчая будет подписана здесь. Вы получите сто тысяч ливров наличными, подпишете, что продажа состоялась, и отвезете бриллианты ее величеству. Кто ваш корреспондент?
— Братья Нуньес-Бальбоа.
Дон Мануэл поднял голову.
— Это и мои банкиры, — сказал он с улыбкой.
— Это и банкиры его превосходительства, — также с улыбкой повторил Босир.
Бёмер просиял, на челе его не осталось ни облачка, и он поклонился, как бы в знак признательности и своего намерения удалиться.
Но тотчас же какая-то внезапно мелькнувшая мысль заставила его вернуться.
— Что такое? — спросил встревоженный Босир.
— Значит, вы дали слово? — спросил Бёмер.
— Да.
— Кроме как…
— Кроме как в случае несогласия господина Боссанжа; мы ведь уже решили это.
— И кроме еще одного случая, — прибавил Бёмер.
— А!
— Это деликатный пункт, сударь, и надеюсь, что честь Португалии слишком высокое понятие, чтобы его превосходительство не понял меня.
— Что за подходы? К делу!
— Вот в чем оно заключается. Ожерелье это было предложено ее величеству французской королеве.
— Которая отказалась от него. Дальше?
— Мы не можем согласиться, чтобы это ожерелье навсегда ушло из пределов Франции, пока не предупредим об этом королеву… Уважение и даже лояльность требуют, чтобы мы отдали предпочтение ее величеству королеве.
— Это справедливо, — с достоинством сказал дон Мануэл. — Я желал бы слышать от португальского купца те слова, которые слышу от господина Бёмера.
— Я очень счастлив и горд одобрением, которым меня удостоил его превосходительство. Итак, торг состоится при двух условиях: одобрение сделки Боссанжем и главное — окончательный отказ ее величества французской королевы. Я прошу у вас для этого трехдневный срок.
— А с нашей стороны условия таковы, — сказал Босир, — сто тысяч ливров наличными и три чека по пятьсот тысяч ливров в ваши руки. Вы передадите шкатулку с бриллиантами господину правителю канцелярии посольства или мне — словом, тому, кто будет сопровождать вас в Лиссабон к господам братьям Нуньес-Бальбе. Полная уплата в течение трех месяцев. Путевых издержек у вас никаких.
— Да, монсеньер, да, сударь, — сказал Бёмер, откланиваясь.
— Подождите! — произнес по-португальски дон Мануэл.
— Что такое? — спросил, возвращаясь, в свою очередь встревоженный Бёмер.
— В качестве премии, — сказал посол, — перстень в тысячу пистолей моему секретарю или правителю канцелярии — словом, вашему спутнику, господин ювелир.
— Это совершенно справедливо, — пробормотал Бёмер, — я уже мысленно учел этот расход, монсеньер.
И дон Мануэл отпустил ювелира величественным жестом вельможи.
Сообщники остались одни.
— Потрудитесь объяснить мне, — обратился с некоторым раздражением дон Мануэл к Босиру, — что за чертова идея у вас явилась не требовать, чтобы он передал нам бриллианты здесь? Путешествие в Португалию! Уж не сошли ли вы с ума? Разве нельзя было вручить деньги этим ювелирам и взамен взять их ожерелье?
— Вы принимаете слишком всерьез вашу роль посла, — отвечал Босир. — Вы еще не совсем господин да Суза для господина Бёмера.
— Полноте! Разве он стал бы вести переговоры, будь у него какие-либо подозрения?
— Согласен. Он не стал бы вести переговоры, возможно. Но каждый человек, имеющий полтора миллиона ливров, считает себя выше всех королей и всех послов в мире. Любой человек, обменивающий полтора миллиона ливров на клочки бумаги, желает знать, стоят ли чего-нибудь эти бумажки.
— Значит, вы поедете в Португалию? Не зная португальского языка! Я вам говорю, что вы с ума сошли.
— Нисколько. Вы поедете сами.
— О нет! — воскликнул дон Мануэл. — У меня есть слишком веские причины не возвращаться в Португалию. Нет, нет!
— Я говорю вам, что Бёмер никогда не отдаст свои бриллианты в обмен на бумажки.
— Бумаги за подписью да Суза!
— Ну вот, я говорю ведь, что он считает себя да Суза! — воскликнул Босир, всплеснув руками.
— Я лучше готов примириться с тем, чтобы дело сорвалось, — повторил дон Мануэл.
— Ни за что на свете! Идите сюда, господин командор, — обратился Босир к камердинеру, показавшемуся на пороге комнаты. — Ведь вы знаете, в чем дело, не так ли?
— Да.
— Вы слышали, что я говорил?
— Конечно.
— Прекрасно. Полагаете ли вы, что я сделал глупость?
— Я полагаю, что вы сто тысяч раз правы.
— А почему?
— Вот почему. Господин Бёмер никогда не перестал бы наблюдать за посольством и самим послом.
— Так что же? — спросил дон Мануэл.
— А то, что, имея в руках деньги и бриллианты, господин Бёмер совершенно отбросит в сторону все подозрения. Он спокойно поедет в Португалию.
— Мы не поедем так далеко, господин посол, — сказал камердинер. — Не правда ли, шевалье де Босир?
— Вот умный малый! — заметил любовник Олива́.
— Ну, излагайте, излагайте ваш план, — довольно холодно сказал дон Мануэл.
— В пятидесяти льё от Парижа, — начал Босир, — этот умный малый с маской на лице покажет один или два пистолета нашему почтальону. Он отнимет у нас чеки, бриллианты, исполосует ударами господина Бёмера, и дело будет сделано.
— Я представлял себе это иначе, — возразил камердинер. — Я думал, что господин Бёмер и господин Боссанж сядут в Байонне на корабль, идущий в Португалию…
— Прекрасно.
— Господин Бёмер, как все немцы, любит море и станет прогуливаться по палубе. В сильную качку он пошатнется и упадет в море. Предполагается, что футляр упадет вместе с ним, вот и все. Почему бы океану не оставить в своих глубинах на полтора миллиона бриллиантов? Ведь он хранит там галионы Индий?
— Да, я понимаю, — произнес Португалец.
— Наконец-то, — сказал Босир.
— Но, — продолжал дон Мануэл, — беда в том, что за похищение бриллиантов сажают в Бастилию, а за то, что господина ювелира окунули в море, вешают.
— За кражу бриллиантов, действительно, арестуют, — сказал командор, — но в том, что этого человека утопили, нельзя будет никого заподозрить ни на одну минуту.
— Впрочем, мы еще подумаем об этом, когда придет время, — отвечал Босир. — А теперь вернемся к нашим ролям, господа. Пусть у нас в посольстве все идет, как у истинных португальцев, чтобы про нас могли сказать: «Если они и не были настоящими послами, то очень походили на них». Это все же лестно. Подождем три дня.