– Что за фигурка?
– Индийский божок... наподобие Будды – сидит, смотрит на лотос и улыбается. На подставке изображение глаза. И надпись: «Я могу ответить, но ты не в состоянии понять ответ».
– Интересная надпись. – Сиур усмехнулся.
– Старик говорил, будто бы она очень редкая. Вот меня и удивило...
– Что именно?
– Понимаете, когда мы с Людмилочкой ездили к Виолетте Францевне... я у нее видела такого же божка. Мельком... но в памяти отложилось. Потом она принесла карты, ларчик со львами, я отвлеклась...
Сиур напрягся. Кажется, сейчас он слышит нечто важное.
– Постойте. У гадалки был такой же божок?
– Да. А вчера, когда... ну, в комнате, когда ее... По-моему, статуэтка исчезла! Во всяком случае, там, где она стояла, ее не было.
– Где именно стоял Будда?
– На полке со свечами...
Сиур мысленным взором пробежался по комнате вдовы: он очень внимательно все осмотрел, он обладал невероятно цепкой памятью и такой детали не мог упустить. Никакого божка он в комнате не заметил. Полку со свечами он помнил, а божка нет.
– Там, в квартире Альберта Михайловича... вы не обратили внимания на Будду? – волнуясь, спросила она. – Хотя... вы же не знали ничего...
– Было темно. А где стояла фигурка?
Сиур вспомнил мечущийся луч фонаря, несметное количество индийских и китайских фигурок, пастушек и фарфоровых балерин, – разве мог он что-то конкретное выделить?
– Будда стоял в стеклянном шкафу вместе с другими индийскими статуэтками. Прямо на средней полке.
В дверь позвонили.
– Это Влад. – Сиур поднялся. – Хорошо, что вы мне все рассказали. Пойду впущу вашего телохранителя.
Влад прошел прямо на кухню.
– Дайте хоть чаю! Я сегодня без ужина.
– В холодильнике полно еды. Угощайтесь, а я пошел. Никому не открывать! У меня ключи...
– Обижаешь, начальник. Иди спокойно, делай дела.
Сиур протянул ему руку, тот хлопнул по ней. Этот жест был чем-то вроде ритуала, к которому они привыкли.
– Ни пуха!
– К черту!
Тина налила чай, сделала бутерброды. Она была притихшая и задумчивая.
– Я жутко голодный! – Влад уселся, взял большой бутерброд и с увлечением принялся за еду. – Да вы не переживайте, – говорил он с полным ртом. – Шеф не из тех, о ком стоит волноваться.
– Вы думаете, это не опасно? – Тина не могла есть.
– Как не опасно? Опасно. В жизни опасно все! Даже процесс еды: подавиться можно. – Он засмеялся. – Так и живем. Боимся, а все равно едим, да побольше и повкуснее. Опасность – это образ жизни настоящих мужчин!
– Налейте мне водки, – вздохнула она. – Так и становятся алкоголиками?
– Так? Ни в коем случае. – Влад достал из холодильника бутылку и налил ей. – Это происходит совсем по-другому. Можете мне поверить, я в этих делах знаток. Хотите, расскажу?
– Не хочу, – водка обожгла ей горло. – Фу, какая гадость, и как ее люди пьют?
Влад излучал жизнелюбие.
– Сам удивляюсь! Ложитесь-ка лучше спать. Утро вечера мудренее – так мне мама говорила. Занимайте диван, а я еще посижу, посмотрю телевизор.
Сидя в каминной зале и глядя на огонь, рыцарь Сиург крепко задумался. Он уже справился с хворью. Давала еще знать о себе внезапная слабость,но он понимал, что это пройдет. Изнуряющие физические упражнения с оружием и без вернули ему былую гибкость, реакцию, отточенность навыков. Меч снова становился продолжением его руки, а тело молниеносным и разящим без промаха.
В сущности, он мог отправляться в путь, но что-то останавливало его. Не раз он собирался попрощаться с Тиннией... Какое имя! Оно звучало, словно напев лютни в тихую ночь, напоенную запахом дурманных трав...
Он собирал всю свою волю и... не мог уйти. Не видеть ее, не слышать ее голоса, не ловить отблески огня в ее зрачках... Стоило представить это, и решимость таяла, как утренний иней на лозах дикого винограда, на ветках длинных деревьев с узкими кронами, росшими у подножия скал.
Такого с ним еще не случалось. Женщина пленила его, как несмышленого юнца!
Тинния вошла, сбросила плащ, протянула руки к огню... У нее были тонкие кисти, длинные пальцы. Он подошел, обнял ее сзади, поцеловал прохладную шею в колечках волос, чувствуя, как бьется ее сердце...
Они ни о чем не спрашивали друг друга, ни о чем не просили, ничего не обещали...
Тинния не отстранилась, не повернула головы, но внутренний огонь ее, разгораясь, проник в каждую клеточку его тела, наполняя его всего без остатка, без надежды на свободу, на прежнюю беззаботную жизнь, на все, что было до нее...
Тонкие простыни пахли сушеным вереском и лавандой, крупные звезды стояли в темном окне... Губы женщины, мягкие, как лепестки розы, сливались с губами мужчины в нескончаемых поцелуях... нежные, легкие касания сменялись неистовыми, страстными объятиями...
Лунный свет скользил по плавным линиям женского тела, округлым плечам, выпуклостям груди, изгибам бедер; по мощному мужскому торсу, сильным рукам, подчиняясь сладостному замедленному ритму слившихся тел, затихающему и нарастающему согласно таинственному импульсу, извечному космическому танцу, двуединству мироздания, истоку всего сущего...
Тинния уже не могла сдерживать стоны, – рыцарь оказался не только непревзойденным бойцом, но и непревзойденным любовником. И эта слава о нем не оказалась вымыслом...
Любовную игру он начал слегка и несерьезно, – как бы невзначай, шепча на ушко нежности, переходящие в страстную мольбу, не ожидая, что на нее будет получен ответ... В конце концов тщетная борьба настолько утомила Тиннию, что она с облегчением позволила ему отвечать за все и просто погрузилась в волны пьянящих, острых, неизведанных ею ощущений, недозволенных и оттого возбуждающих, словно ритуальное питье...
Она вдруг обнаружила в себе скрытое искусство изощренных ласк, – как будто вспомнилось нечто давно забытое... Этот мужчина давал ей все, чего она скрыто желала, он угадывал малейшую ее прихоть, малейший намек был подхвачен и исполнен именно так, как надо; он чувствовал, когда продолжать, а когда остановиться, когда настаивать, а когда отступить, какие слова она хочет услышать, а в какие моменты лучше молчать...
Они уснули без сил, под утро, когда бледный рассвет пролился на разбросанную одежду, скомканную постель, зажег синий огонь на рукоятке меча, оставленного рядом с ложем...
Он проснулся первым, – осторожно, стараясь не разбудить Тиннию, встал, оделся и вышел. Дверь закрылась неслышно, шаги рыцаря растаяли в гулком коридоре. Никто не встретился ему по дороге. Рыцарь Сиург поднялся на башню и долго стоял там, вдыхая соленый морской воздух, подставив разгоряченное лицо ветру. Воспоминания минувшей ночи все еще владели им безраздельно, кружа голову, словно крепкий хмель. Как непростительно самонадеян он был, думая, что выиграл самую тяжелую битву – с самим собой, со своими чувствами и желаниями, со своим земным естеством...
Заморские мудрецы считали его способным учеником. И где его непоколебимая воля, бесстрастие, хладнокровие? Куда все это улетучилось? Он не сомневался, что сделал свой выбор, – и что он выбирает свободу. Он смог отбросить фальшивую гордость, зависть, обиду, жалость к себе, нужду в сочувствии или одобрении и весь прочий хлам, – непосильную людскую ношу, тяжкий груз, который тянет вниз, мешая подняться. Его помыслы стали ясными и решительными... так, во всяком случае, ему казалось. Неужели только казалось?
Он вспомнил затуманенный взгляд Тиннии из-под ресниц, страстный шепот в тишине, травяной запах ее волос, – и горячая волна затопила разум...
Рыцарь Грааля оперся на свой меч, который до сих пор верно служил ему, и замер в безмолвии. Нечто, видимо, пришло в соответствие с Замыслом и увлекает его своим течением. Он не может больше сопротивляться. Он не хочет сопротивляться...
«Книга Тота ответит тебе. Твой кумир, Меч, – один из символов управляющего Небесами – изменяет обстоятельства жизни, питает ее силой. Меч олицетворяет тех, кто преобразует, кто всегда готов к сражению. Твой дух – это то, что делает тебя Сыном Бога. Твой Меч – это то, что дает тебе Силу Духа. Это больше, чем оружие, это...»
Он расправил могучие плечи и вздохнул полной грудью. Холодный морской воздух наполнил легкие. Вот это и есть земные радости: слышать крики чаек, целовать женщину, совершать безрассудства ради нее, яростно сражаться, пить вино! Может быть, все остальное ради этого? А не наоборот? Фальшивое знание может быть очень убедительным...
Очень давно сказано: «Истина сделает вас свободными».
Сиур собирался проникнуть в квартиру антиквара тем же путем, что и в первый раз.
В парадном коты шарахнулись под лестницу. Неслышно ступая, он поднялся к двери. Ничего подозрительного, кроме... Так и есть! Никаких следов опечатывания.
Чья работа? Племянник Сташков, скорее всего, о смерти «дяди» ничего не знал. Ему не удосужились сообщить об этом.
Оказавшись в прихожей, Сиур прислонился к стене и замер. Некоторое время было слышно только его собственное дыхание. Он посветил фонариком и скользнул в гостиную: вот плюшевая скатерть, злополучный диван, картины в старинных багетах... Вот стеклянные дверцы шкафа, о котором говорила Тина! Он подошел поближе и осветил полку, уставленную индийскими фигурками... Стоп. Полка забита статуэтками, а посередине... пустое место. Кто-то забрал божка. Он еще раз тщательно осмотрел все вокруг, – ничего похожего на «улыбающегося Будду» не было.
Теперь ключ. Безумием было бы обыскивать все: в любой квартире полно укромных уголков, где можно что-либо запрятать. Если ключа нет там, где он надеется его найти, то...
Сиур осветил ковер – тут лежал мертвый старик, как бы пытаясь то ли заглянуть, то ли залезть под диван. Странная поза. Сиур сантиметр за сантиметром исследовал пол, деревянные детали и металлические крепления дивана. Ничего.