– О Великий Гор! Я даже не знаю, ответит ли она мне взаимностью, и как заговорить с ней об этом?!
Сехер, Верховный Жрец Тота, великомудрый владыка, предсказывающий ход небесных светил и разливы великого Хапи, исцеляющий паломников со всего Египта, – был тяжело болен и не мог исцелить себя. Ибо для его болезни нет лекарства, кажется, и у самих Богов...
Он устало снял тяжелый, украшенный драгоценными камнями венец и обхватил голову руками... благо, никто не смел зайти в святилище, не смел его увидеть, когда он не желал этого.
Тийна утомилась – слишком много блеска, суеты, песнопений... Она любила пышные празднества, журчание искусственных прудов, цветение и густой аромат деревьев в храмовых садах. Любила смотреть, как изукрашенная золотом и яркими тканями Барка Осириса скользит по зеркальным водам под восторженные крики толпы. Бронзовые тела гребцов взмахивали веслами под все ускоряющийся ритм барабанов, вместе с которым нарастало волнение и возбуждение людей...
Венки из цветов, корзины, наполненные спелыми фруктами, богатые подношения зажиточных египтян и паломников со всего света устилали пестрым ковром склон возвышенности, на которую должен был взойти Верховный Жрец Тота – красавец Сехер.
Когда напряжение достигло апогея, – раздался восторженный многоголосный вопль, разрядив атмосферу, подобно сверкнувшей молнии и оглушительному раскату грома. Несмолкаемые крики толпы поглотили все остальные звуки. На верхней площадке храма появилась могучая фигура Жреца в ритуальном одеянии, сверкающем в солнечных лучах... Величественная осанка, пристальный завораживающий взор сделали его средоточием всех чаяний и устремлений собравшихся, сведя в одну сверкающую точку весь возбужденный празднеством экстаз. Все потоки сошлисьна этой прямой фигуре, источающей Силу и наполняющейся притекающей отовсюду Силой...
Тийна укрылась за высокими головными уборами участников церемонии, между украшенными цветочными гирляндами столбами. Взгляд Жреца нашел ее глаза, заставил обратиться в его сторону. Мгновенный и жаркий удар наполнил ее тело оцепенением и слабостью, едва не остановив сердце... Она нашла дрожащей рукой каменную скамью и села, охваченная смятением.
Сладкие запахи, ритмичные звуки барабанов и свист флейт странно воздействовали на нее, порождая любовное желание...
– Смерть стоит сегодня передо мною, как запах лотосов...– прошептала она.
Всем телом, каждой его изнемогающей клеточкой, она ощущала взгляд обожаемого толпой идола, обращенный к ней одной, таящий обещание...
Едва ли в безбрежной массе людей оказался хотя бы один мужчина, женщина или ребенок, который бы не испытывал неодолимого вожделения к высокой широкоплечей фигуре Жреца Тота... Открытая, блестящая от ароматических масел грудь его украшена тяжелым золотым ожерельем в радужно сверкающих камнях. Уверенные, исполненные достоинства и почти безграничной власти движения плавны и точны, выверены бесчисленными повторениями магических действ. Ни один мускул на его лице не дрогнул, ни один промах не был допущен, – безукоризненность и великолепие во всем.
Ни одному смертному не проникнуть в его мысли! Жрец Сехер гордо выпрямился и простер унизанные золотыми браслетами руки над толпой – тысячеголосый рев и шум смолкли... только ветершелестел цветными лентами да ветвями пальм...
Раздался сильный гортанный звук – жрецы и жрицы запели в унисон, тончайший белоснежный покров за спиной Верховного Жреца упал, открыв сияющий золотой диск... Вздох восхищения пронесся над толпой. Показалось, что мощная фигура Сехера оторвалась от земли вместе с крылатым диском и воспарила над праздничной процессией, над мутными водами Хапи, пышно изукрашенной Баркой... В полной тишине слышно было, как капает вода с весел застывших гребцов...
– Хвала тебе, о Осирис, Властелин Вечности, и тебе, Тот, Хранитель Истины! Ваши обличья несчитанны и формы исполнены величия, образ же скрыт в храмах. О Владыка Мудрости, твои обители – это звезды, что никогда не знают покоя... О две половины небес, будьте полны, будь пуст, о папируса свиток, вернись, о жизнь, в живое!..
Многие опустились на колени, послышались плач и стоны... Началось великое исцеление страждущих: больных и калек; женщин, что хотели зачать детей; получивших увечья в боях воинов фараона – всех, кто нуждался в милосердии Богов.
Никому было не ведомо, как сам Владыка Сехер нуждался в покровительстве Богов, как посылал им мольбы об избавлении от собственных страданий. И как отозвал свою просьбу обратно. Он не желал вынимать эту стрелу из своей раны...
Глава 28
Тийна отдыхала на террасе храма, в тени деревьев. Она заметила, что все еще держит в руках священную чашу. Сегодня повсеместно проливается вино из лучшего винограда на алтари Богов, а она пьет воду... и так не выветривается из головы тяжелый хмель. Снова перед ней возник образ Сехера...
– О Изида, заставляющая свет сиять, дух Далекой Звезды! Ты – источник Силы в благотворном свете Луны! Ты научилась магическим словам у Тота, твой Ка[10]охраняет тебя; к тебе, забирающей в свое лоно мертвых и дающей надеждуи исцеление живым, обращается Жрица, посвященная в твои таинства... Дай мне прозрение мудрости, дай силы увидеть путь, по которому предстоит пройти. Дай мне свет, озаряющий смысл пути!..
Жрица Изиды опустила усталые веки, поставила рядом с собой чашу, на дне которой оставалось чуть-чуть воды, и застыла в ожидании ответа...
Послышался топот сандалий по каменному полу террасы. Никто не смел беспокоить ее здесь! В гневе она открыла глаза – испуганный мальчик, одетый в праздничную одежду в черно-белые полосы, юный неофит[11], обучающийся у магов храма Тота, стоял, дрожа от страха и готовый заплакать. Он знал, что нарушил покой жриц. Подобное поведение было неслыханным!
Однако господин, пославший его, внушал ребенку такой трепет, что одна только мысль о том, чтобы ослушаться приказа, приводила его в ужас. Тийна смягчилась, увидя его огромные глаза, полные мольбы. Мальчик нервно переминался с ноги на ногу, не решаясь вымолвить слова.
– Подойди сюда, не бойся. – Она поманила его рукой. – Будущему служителю великих Богов не пристало дрожать от страха. Тебя послал кто-нибудь?
– Прости, великая госпожа, мою дерзость...
Мальчик полез за пазуху, долго возился, не в силах совладать со своим волнением, наконец достал тонко свернутый позолоченный свитокпапируса, продетый в золотое кольцо с личной печатью Верховного Жреца Сехера. Потупив взор и низко согнувшись, с почтением подал его Тийне.
– Это... – Он явно боялся даже вымолвить имя своего повелителя, но в этом и не было нужды.
Она сразу узнала эту печать. Сердце ее тяжело забилось, а вдох словно застрял в горле. Она долго молчала.
Мальчик тревожно моргал, не понимая, что происходит. Наконец, сделав милостивый знак рукой, жрица отпустила ребенка, который опрометью бросился прочь, громко стуча подошвами сандалий.
Некоторое время она просто сидела, опустив руки на колени, – тихо журчала вода в пруду, в прозрачной глубине суетились юркие серебристые рыбки. К Тийне медленно возвращалось спокойствие, но не полное, не абсолютное, как раньше. Она несколько раз глубоко вдохнула. Издалека доносились голоса юных жриц, разливающих воду, взятую из Хапи и очищенную, которую использовали для специальных возлияний и окроплений. Тийна сняла со свитка кольцо и развернула папирус.
«Учись сохранять свои намерения в тайне» – так наставляют любого, вставшего на путь познания Высших Посвящений. Тот, кто отправил послание, умел писать между строк и знал, что Тийна сумеет его понять. Итак, в ничего не значащем на первый взгляд тексте сообщалось, что Тийну будут ждать, когда заходящее солнце окрасит пурпуром пески пустыни, около заупокойного храма царицы Хатшепсут...
Место у храма довольно пустынно, только серебристые оливы провожают солнечный диск в егоежевечерний путь за край земли. В тишине слышно хлопанье крыльев ночных птиц, их низкие тревожные крики...
Тийна любила сидеть тут, слушать шуршание песков и думать – о Ладье Ра, напоминающей о течении времени, о свете далеких звезд, глядящих на нее, словно обещая что-то, чего она не в силах была понять.
Почему Сехер назначил встречу именно в этом, столь любимом ею месте? Знал о ее пристрастиях? Наблюдал за нею?
То, что это был именно он, сомневаться не приходилось. Вряд ли кто-то имел доступ к личной печати Владыки, а если бы и имел, то ни за что не осмелился воспользоваться.
Тийна надела белое платье из льна, открывающее руки и грудь, широкое ожерелье, украшенное жемчугом и бирюзой, такие же браслеты. Парика она не носила, предпочитая собственные волосы, ничем не покрытые. Закутавшись с ног до головы в биссус[12], под которым ее невозможно было узнать, она привычным путем отправилась к храму Хатшепсут.
Затихали последние звуки праздничной церемонии, люди расходились по домам, паломники искали пристанище на ночь. С реки тянуло холодом и влагой... тут и там вились дымки костров, на которых готовили пищу. Никем не замеченная, она пришла в условленное место, – издалека виднелись массивные колонны, полузанесенные песком террасы, заросшие камышом и лотосом пруды. Здесь царило запустение.
Фараон Тутмос хотел стереть с лица земли любое воспоминание о женщине-властительнице с прекрасным лицом, которая осмелилась быть свободной...
Жрица вздохнула: знать бы, что ждет ее саму? Неизвестность томила ее. Несмотря на усталость, она никак не могла успокоиться.