[17], или еще почище... Город сам знаешь какой. Очень древний... Всякое творилось, что известно и неизвестно, а чего и сам знать не захочешь!
– Ты еще скажи, что там бродят души невинно убиенных.
– А что ты думаешь? Что ты вообще об этом знаешь? Что мы все об этом знаем? – Влад допил чай и отставил чашку. – Почему в подвале такой вход проделан? И слава о нем худая недаром идет. Дыма, как известно, без огня не бывает.
– Согласен. Тот проем как открылся, меня жуть взяла... О нем даже не скажешь «открылся» – а как-то отверзся, что ли. Вот это подходит. Отверзся...
– Разверзлась бездна... ловушка миров.
– Если хочешь знать, именно это я и почувствовал.
Сиур задумчиво посмотрел на товарища. Ему вдруг стало ясно, что он сам обладал и, возможно, до сих пор обладает таинственной Силой, застрявшей вот в таких и других ловушках. И что Силу эту можно себе вернуть...
Вполне вероятно, что они посетили обычный московский подвал, замысловато сделанный, потому что хозяин дома был, например, масоном и любил устрашающие спектакли и розыгрыши. Так он тешил свою пресыщенную впечатлениями душу.
«Все гораздо сложнее... – возразил внутренний голос, – Или, наоборот, проще и опаснее...»
– Шеф, давай посмотрим, что за штуку мы с тобой притащили!
Влад принес потемневший от времени деревянный футляр. Повозившись с замочками, которые сами оказались произведением искусства, он, наконец, справился с ними и приоткрыл тяжелую крышку.
На хорошо сохранившейся темно-красной выстланной по дну подкладке располагался частично разобранный старинный арбалет. Все детали украшены замысловатой резьбой и инкрустациями. Бирюза, эмаль, серебро и перламутр потускнели от времени, но это ничуть не испортило красоту арбалета.
На торце приклада имелась надпись готическим шрифтом: «Дар мастера тому, кто защищает Идущих».
– Какой это язык? – спросил Влад.
– Старый английский...
Сиур сразу угадал смысл надписи. Он вряд ли смог бы вразумительно передать чувство, возникшее у него при виде оружия. Как будто очень давно этот арбалет спас жизнь не только ему, но и бесконечно дорогому ему существу, женщине... Он смотрел на арбалет как на друга, которого не видел тысячу лет, и к его глазам подступили предательские слезы...
...Высокие своды, стрельчатые арки и гулкое пространство расцвечены солнцем, льющимся в собор через оконные витражи... Чистые голоса певчих взмывают вверх... Запах воска от сотен свечей... Могучая фигура рыцаря в алом плаще...
Рыцарь то ли молится, то ли прощается с кем-то, то ли уповает на грядущую встречу. Рука судорожно сжимает рукоятку меча...
– Это же я. Я!
– Конечно ты, Сиур.
Влад недоуменно хлопает длинными, как у девушки, ресницами.
– Да нет, ты не понимаешь, – это же я там стою, в соборе... с мечом. Я ее больше никогда не увижу... В той жизни больше никогда...
– В каком соборе? Кого ты больше не увидишь?
– О, черт, опять! – Сиур посмотрел вокруг более осмысленно. Потом неподвижным взглядом уставился на арбалет.
– Когда-то я стрелял из него! Славный товарищ, ты меня не подвел, – он ласково погладил оружие, помолчал и поднял на Влада полные тоски глаза.
– Может, выпьем, а? Ночь не спали все-таки.
Влад вскочил, бросился к холодильнику, достал бутылку водки и пару свежих огурцов. Пили молча. Обстановка не располагала к беседе. Сиур вытянул длинные ноги на полкухни и закурил.
– Ты когда-нибудь чувствовал, как вот тут поет, – он показал рукой на свою грудь, – когда твоя стрела впивается в тело врага?..
– Насчет стрелы не скажу, это, пожалуй, слишком круто. Вот когда моя пуля впивается – очень даже нормально. Все ликует! А потом тошно почему-то. Не знаешь почему? – Влад снова наполнил рюмки.
– Еще по одной, и хватит. Девочек испугаем.
– Они спят еще...
– Ошибаешься!
Тина, оказывается, уже минуту стояла и смотрела, не отрываясь, на арбалет. Медленно подошла и взяла его в руки, привычно, как будто делала это каждый день, соединила детали, глянула с одной стороны, с другой...
– Ой, красота какая! – со знанием дела прицелилась: короткая стрела щелкнула, вставая на место. – Смотрите, что тут есть!
На торце приклада, чуть ниже надписи, выбит знак – квадрат, в нем круг, а в круге треугольник.
– А вот и наша метка! Мы теперь без этого не можем!
Она захлопала в ладоши и засмеялась.
– По какому поводу веселье? – На кухню заглянула Людмилочка, увидела арбалет, ахнула. – Где взяли? Боже, это жутко дорогая вещь! Раритет!
Тина узнала футляр. Она видела его у Альберта Михайловича. Он хранился в шкафу на самой нижней полке. Ей пришлось разыскивать руководство по кулинарии на французском языке, библиографическую редкость, которую старик хотел сдать в букинистический магазин. Тогда ему зачем-то срочно понадобились деньги.
Тина полезла в шкаф и увидела там деревянный футляр, окованный по краям потемневшим металлом. Спросить, что это такое, она постеснялась, хотя вещь ее заинтересовала.
– Этот арбалет принадлежит Альберту Михайловичу. Вернее, принадлежал... То есть самого оружия я не видела, а ящик окованный точно его. Стоял не на виду, но это еще ничего не значит. При таком количестве старинных вещей держать все на видном месте невозможно.
– Это оружие принадлежало антиквару?
Сиур взял арбалет и повернул его знаком, похожим на клеймо мастера, к свету – квадрат, круг, треугольник. Такой же, как на Колеснице Осириса...
– Наверное, старик его в подвал притащил зачем-то. Может, спрятать хотел? – Влад напряженно думал. – Тогда непонятно, почему не спрятал? Нашел «тайник»! Допотопное кресло какое-то, сверху чуть хламом присыпал... Несерьезно.
– Вот и нет, – возразила Людмилочка. – Самый лучший способ спрятать что-то, – положить на видном месте. Может, старик даже хотел, чтобы арбалет нашли. Только не любой и каждый, а именно тот, кому предназначено.
Сиур в очередной раз вспомнил паутину на рукаве трупа. Возможно, последнее, что старик сделал, – спустился в подвал и положил там футляр с арбалетом. Впрочем, это все догадки...
– Сколько ни гадай, истина по-прежнему в тумане, – глубокомысленно изрек Влад. – Пора от высоких материй перейти к насущным потребностям. Нам с Людмилой надо позаботиться о переезде детей на дачу. Вечером, если повезет, – мы махнем в ресторан. Мероприятие давно обещано. А обещания надо выполнять.
Сиур и Тина решили остаться дома и просмотреть старые бумаги...
Высокая фигура Жреца, облитая лунным светом, четко выделялась на фоне светлой стены. В руке его серебристо играло лезвие ножа, занесенного над лежащей в беспамятстве девушкой...
– О Боги, придите и сразите злую болезнь, яд, что во всех членах той, что под ножом... О, зловещий яд, выйди, пролейся на землю! О Владыка, отошедший в край безмолвия, вернись же к нам в прежнем облике твоем! Ты видишь, как плакальщицы простирают к тебе руки, сгибаясь, как тростник на ветру, падают наземь... Ниспошли на ту, что под ножом, не сон смерти, но сон, возвращающий жизнь. Цель наша едина, моя и твоя, о Владыка Вечности – и живительные соки от самых отдаленных побегов устремляются к ее сердцу, уносят зло и разрушение прочь. Та, что под ножом, под моей и твоей защитой, о Феникс, что есть вечность и непрерывность. Вчера – это Осирис, завтра – это Ра. Это солнце на горизонте между прошлым и будущим... Гор живет для своей матери Изиды, и та, что под ножом, живет тоже...»
Сехер с удовлетворением увидел, как дрогнули веки молодой девушки, ее лицо порозовело и дыхание стало ровнее. Он опустил нож и положил его у ног больной. Усталость, как и всегда после подобного ритуала, тяжело навалилась на его плечи. Ему пришлось сесть.
Хвала Тоту, она будет жить! Старик сможет забрать свою дочь через три дня, как и было обещано. Сехер, отдышавшись, взял в руку золотой знак, который носил на груди под одеждой, почувствовал ток энергии, наполняющий новой силой организм. Его дыхание стало мощным и ровным...
Жизнь вокруг словно очнулась от очарованного сна – резко закричала ночная птица, запели сверчки, зашелестели листья. Легкий ветерок принес из сада запах жасмина...
В назначенный срок старик забрал свою дочь, рассыпаясь в благодарностях. Девушка была еще слаба, но не впадала больше в забытье и выглядела значительно лучше. Ее отец с опаской посматривал на Сехера, избегая встречаться с ним взглядом. Оставив богатые дары, процессия поспешно удалилась.
Сехер отправился было к дому, но что-то задержало его... По тропинке между тамарисками шла Тийна, она направлялась к беседке. Сердце его неистово забилось, как будто он был неопытным и наивным юношей, подглядывающим за купальщицами на отмели...
Сехер вошел в беседку.
– Виноградная лоза впервые взошла из-под земли после того, как она была удобрена телами тех, кто пал в войне с врагами.
Он сорвал крупную черную ягоду, попробовал.
– Сладко?
– Очень...– он произнес это тихо, едва прикасаясь губами к ее губам. Постепенно легкие прикосновения перешли в долгий медленный поцелуй. Он приподнял ее и прижал к себе, чувствуя, как бьется ее сердце и струится по жилам ее кровь... испытывая почти боль от этих прикосновений, жарких, словно солнце в час полдня. Рядом с ней он уплывал в край снов...
Перед ним вдруг возникло мудрое лицо Старого Оракула. Сехер тогда попросил его благословения и услышал в ответ:
– Иди и учись тому, что значит быть человеком.
– Как, Великий, разве я еще не знаю этого?
Старик засмеялся, гулкое эхо многократно отразило сухие короткие звуки, больше похожие на кашель.
– Колесо Судьбы будет вращаться, и змея еще очень много раз укусит свой собственный хвост, прежде чем ты поймешь...