Но самое интересное, что при ее фигуре, при явной чувственной страстности барышня наша очень холодна всегда. Не знаю, естественно это у нее или притворство, но только, кроме Мишеля, она никогда ни на кого и не глянула.
Тут уже ночь в разгаре, все свечи зажжены, люстры пылают, – и она стоит посередине залы, а в ушах горят рубиновые серьги: единственное украшение, но какое! Я прямо рот открыла. И не думай, что только я, – все! Даже генеральша Левашева, которая без пуда брильянтов из дома не выезжает.
Что тебе еще сказать? Мишель пригласил ее на мазурку, потом на вальс, – все начали танцевать, веселиться, как будто не дворянское общество, а... не знаю, какое слово подобрать, но все это было до крайности смешно, отчасти даже неприлично. Как будто бы безумие на всех нашло.
Удивительнейшая, скажу тебе, это была ночь. Словно веселье никогда уж не повторится более... К утру почти все разъехались. Мишель тоже откланялся. Я видела, как он садился в экипаж. Барышня не вышла его проводить. Завтракать утром никто не явился, – все отсыпались.
А днем, когда барышня, бледная и унылая, вышла к чаю, – явился этот ужасный нищий странствующий монах. Ты понимаешь меня, Марго, как раздражают эти бродяги и попрошайки, – но господа их не гонят, напротив, всячески привечают, поят-кормят, едва только что ручку у них не целуют. Вот и доигрались!
Нищий этот начал ходить вокруг дома как тень, в окна заглядывать. Дождался, пока барышня выйдет в сад – и прямиком к ней. Она, конечно, ласково с ним разговаривала, а потом вдруг рассердилась и говорит ему:
– Нет! Нет! Ни за что!
Он спорить зря не стал и ушел. У барышни настроение совершенно испортилось. Она уж и чай пить не стала, ушла на балкон и долго-долго там сидела, – не то раздумывала о чем-то, не то плакала украдкой.
Я ходила в сад собирать ландыши, чтобы поставить на стол к обеду, и увидела там этого нищего. Веришь ли, меня прямо жуть взяла, и холод какой-то до костей пробрал. Капюшон его рясы так низко был надвинут на лицо, что я, как ни старалась, черты не смогла разглядеть. Это и клучшему, наверное, – почему-то мне кажется, что зрелище было бы ужасным.
В тот же день, вечером, приехал Мишель. Они с барышней очень долго разговаривали, как будто ссорились. Мне доложила об этом барынина горничная Лушка, которая страсть любит подслушивать. Она якобы слышала, как барышня говорила что-то про серьги и что нищий просил ее продать их ему. Продать! Вообрази себе! Что ж это за нищие, которые могут купить такие драгоценности?! Или он безумный? Еще мне Лушка призналась, что когда помогала барышне одеваться, то тайком глядела на эти самые серьги – больше всего ее поразило то, что ни у барыни, ни у барышни она их никогда прежде не видела. И где они лежат – не знала...
Я это все обдумывала и вспоминала целый вечер – как красные камни эти горели огнем, как будто они вобрали свет от всех свечей... Очень редкостная вещь.
Мишель уехал растерянный, ни с кем не попрощавшись. Барышня снова заперлась у себя в комнате, а ночью у нее случился приступ лихорадки. Вызвали доктора, который определил нервную горячку, велел соблюдать покой, лежать в постели и пить успокоительное. Старая барышнина нянюшка приготовила настой из трав и сама поила свою «дорогую девочку». На следующий день в ходе болезни наступил перелом, и барышня стала выздоравливать.
Однако у меня есть предчувствие, что дело далеко не кончено и что впереди еще много интересных событий. Я их все буду записывать в дневник, чтобы не забыть ничего и не перепутать. Когда вы с кузиной вернетесь из Европы, я вам напишу все подробности, как и что происходило.
На этом, пожалуй, буду заканчивать. Свеча догорает, и головная боль почти утихла. Надеюсь, это письмо вас застанет и вы в Бадене будете разгадывать нашу подмосковную загадку...
Остаюсь любящая вас, Полина».
Письмо в связке оказалось последним, и узнать, чем закончились описанные события, не представлялось возможным.
– Серьги с рубинами! Готов поклясться, они мне известны. Вернее, я уже где-то о них слышал...
Сиур взял письмо и пробежал его глазами. Ему хотелось прочитать между строк. Почему Тина выделила из всех именно это послание?
– Мне показалось, что письмо имеет отношение к дому, где жил Альберт Михайлович! – сказала она. – Тот самый «московский дом», по которому соскучилась Полина! Марго сохранила переписку и...
– Ну да. Иначе как оно попало на чердак?
– Потом этот монах или нищий, о котором она пишет...
– Человек в плаще! – подхватил Сиур. – Кого-то он мне напоминает!
Тина посетовала, что остальные бумаги, хранившиеся на чердаке, сожжены. Где теперь узнать, кто адресат письма? Кто отправитель? Как называлось описанное имение? Впрочем, не так все безнадежно, – дворянские фамилии Баскаковых и Полторацких, не говоря уже об упоминаемом масоне, князе Лопухине, были известны. Они могли дать ниточку. Но где искать? Краеведческие музеи, архивы?..
В кухне засвистел чайник.
– Хотите кофе? – предложил он.
В запахе поджаренных кофейных зерен было что-то восточное, – турецкое, персидское. Минареты, чадра, гарем, красивые всадники в чалмах, жаркий воздух пустыни...
Тина смотрела, как он включил кофемолку, достал маленькие чашки, печенье и коробку с конфетами. Бутылка коньяка уже стояла на столе.
За окном стемнело, в открытую створку врывался шум большого города. Скоро он утихнет. И наступит тишина, наполненная таинственными шорохами...
– Итак, что у нас есть? Пожалуй, мы можем подвести некоторые итоги.
Он достал сигарету и закурил у открытого окна.
– Вы думаете, у нас есть шанс?
– По крайней мере, мы постараемся привести все имеющиеся данные в некоторую систему и на этой основе сделать какие-нибудь выводы.
– Они могут оказаться ошибочными...
– Но в них обязательно окажется крупица истины. А это уже немало. С чего все началось? Вы знакомитесь с Альбертом Михайловичем, он собирается вам что-то рассказать, но не успевает это сделать. Его убивают. В доме вашего знакомого есть странный подвал, в котором исчезают люди...
– Но...
– Да, я понимаю, что вы хотите сказать. Насчет подвала это только предположения. Кто-то что-то видел, кто-то что-то слышал... Это еще не факты. Но старик имеет ключ от подвала, который ни к чему не подходит и ничего не открывает. Значит, там есть дверь, которой мы не видели. Просто мы ее не нашли!
– А как же Глаз на стене? – спросила Тина.
– Мы с Владом действительно обнаружили в стене подвала хитроумно устроенный замаскированный вход. Способ, которым нанесено изображение Глаза, отнюдь не современный. Кто-то выбил зубилом рисунок, подобный тому, что мы видели на статуэтке Будды. Глаз Дракона, Глаз Гора... назовите как угодно, но в этом есть скрытый смысл. Намек или подсказка...
– Глаз Дракона – это, по легендам, вход в иные миры. А Глаз Гора – символ вечной жизни. Альберт Михайлович много рассказывал мне о символах. Их предназначение – разбудить подсознательное...
– Изображение Глаза видно на стене только тогда, когда свет падает под особым углом. Значит, это знак не для всех. Если нажать в определенном месте, срабатывает некое устройство, и открывается вход, который мы с Владом не решились исследовать. Куда он ведет? Я думаю, просто наобум туда лезть не стоит. Лучше подстраховаться – чтобы был запас времени и хотя бы простейшее оборудование.
– Это опасно?
– Московские подземелья таят много сюрпризов. Их строили еще со времен татарского нашествия. Но те были земляные и, скорее всего, уже обвалились. Потом бояре изощрялись, особенно во время правления Ивана Грозного...
– Странно, откуда вы все это знаете?
Сиур усмехнулся.
– Это в некотором роде моя профессия, – много знать о том, чего другие не знают. Подземная Москва – город под городом, древний, огромный, полный зловещих тайн. Я говорил с диггерами, они не советуют спускаться в туннель без сопровождающего. Но в нашем случае это исключено. Я попробую достать более подробную карту, тогда и продолжим поиски...
Тина пила кофе маленькими глотками. На ее лице отражались сомнения. После того, что произошло со стариком, вдовой и Сташковым... лучше не рисковать.
– Почему антиквар послал вам Будду по почте? Это тоже знак. Не раньше, не позже – а все сходится в одной временной точке. До сих пор вы жили спокойно?
– Да, – кивнула она. – Самая скучная жизнь, которую только можно себе представить.
– Ну вот! Значит, что-то дало толчок всем непонятным для нас событиям. На статуэтке целых два символа, вернее три: Глаз, Колесница Осириса и геометрическая головоломка: квадрат и круг с треугольником внутри. Таких фигурок, предположительно, семь.
– Божки могут указывать на принадлежность к какому-то ордену, тайному обществу, кругу посвященных...
– У вас богатая фантазия!
– Я много читала...
– Честно говоря, никогда ни с чем подобным мне сталкиваться не приходилось. Моя жизнь внезапно изменилась, а у меня такое чувство, что она, наоборот, стала такой, как прежде. Как будто до сих пор я был кем-то другим... и только сейчас стал самим собой. Вернее, становлюсь. – Он помолчал. – Вернемся к Будде! Такая же фигурка была у Виолетты Францевны, к которой вы поехали погадать. Безобидная, казалось бы, штука. Но вдова тоже мертва и ничего рассказать вам не успела. Было ли что рассказывать? Мы не знаем. Это тоже область догадок.
– Будда исчез! – сказала Тина, отправляя в рот конфету. – Значит, между Виолеттой Францевной, Альбертом Михайловичем... и мной существует связь.
Ее испугал собственный неутешительный вывод. Все было так запутано, сложно...
– Есть кто-то, кому многое известно. Или почти все. И этот кто-то предпринимает все меры, чтобы предотвратить распространение информации. Взять хотя бы племянника... Странная фигура! Теща говорит, что он недавно попал под машину, был практически мертв, чудесным образом исцелился, – причем очень быстро, – и после этого стал совершенно другим человеком. Что за этим стоит, по-вашему?