Она злилась. Злилась на Кейт. Злилась – хотя и знала, что это несправедливо, – на Ханну, на ее щедрость, на эту виллу, на этот отдых. Она хотела, чтобы это было ее – чтобы она была щедрой для своих друзей.
В последний вечер Лисса настояла, чтобы они пошли выпить. В переулке был небольшой бар, который она приметила. Они и пошли туда, выпили по три коктейля, но пьяными себя не почувствовали, просто веселыми. После бара решили отправиться в ресторан, который они уже считали своим. Они заказали вино, которое быстро выпили, потом заказали еще. Они ели хлеб, обмакивая его в оливковое масло и соль, и запивали все это вином. Под конец вечера они почувствовали себя пьяными.
– Итак, – сказала Лисса, закуривая сигарету и обращаясь к Ханне. – Что дальше?
– Что ты имеешь в виду?
– Ну после того, как ты выйдешь замуж. У тебя будут дети?
Ни у кого из них детей не было. Им было по тридцать три года, и ни у одной из них тогда еще не было ребенка.
– Наверное, – ответила Ханна. – Да.
– А Нэйтан хочет детей?
– Да. Думаю, что хочет.
– Это ты так думаешь?
– Да, – ответила Ханна. – Я уверена, что он хочет.
– И правильно, – кивнула Лисса.
– Что правильно? – удивленно спросила Ханна.
– Ничего, – ответила Лисса.
– Что? Почему ты делаешь при этом такое лицо?
– Я просто думаю, что довольно серьезно – завести ребенка, разве нет? Тебе не кажется, что следует подумать об этом немного больше?
– Вообще-то я уже достаточно об этом подумала. И я хочу детей. А что насчет тебя? Ты хочешь детей?
– Нет.
– Нет? Вот так просто, нет?
– Ага.
– Тебе не кажется, что это ты должна подумать об этом немного больше? Что если ты потом пожалеешь?
– Конечно, – сказала Лисса, выпуская дым сигареты в вечерний воздух. – Я подумаю об этом. Я не хочу детей, потому что думаю, что заводить их надо тогда, когда хочешь этого по-настоящему. И если ты стремишься сделать в своей жизни что-то еще, то лучше сделать это, а не заводить ребенка. Я уже через это прошла со своей матерью.
– Что ты имеешь в виду? – спросила Ханна.
– Я стояла у нее на пути. На пути всего, ее творчества, ее гребаного активизма. Она вообще не должна была рожать меня, всем от этого было бы только лучше.
– О, ради бога, – проговорила Ханна. – Не будь смешной. Твоя мама – удивительная женщина.
– Неужели? – отозвалась Лисса.
Ханна пристально смотрела на подругу. Она не видела эту сторону жизни Лиссы прежде. Эту пьяную тоску и горечь.
– Оставь это, Лисса, – сказала Кейт, наклоняясь к ней. – Дай передышку, не грузи Ханну.
– А? Дать Ханне передохнуть? – сказала Лисса, поворачиваясь к ней, ее зубы были красными от вина. – А как же я? Как насчет того, чтобы дать передышку мне, Кейт? Кейт, ты же у нас моральный компас, – не успокаивалась Лисса, – указываешь нам всем путь. Ты думаешь, ты такая белая и пушистая? А кто виноват, что я не получила эту роль?
– Не я, – ответила Кейт.
– Да пошла ты! – выплюнула Лисса.
Кейт отпрянула словно от удара.
– Я скажу тебе, почему ты не хочешь иметь детей, Лисса, – заговорила она. – Ты в корне эгоистична. Ты никогда не сможешь поставить другого человека выше себя.
Раньше они, Кейт и Лисса, никогда не спорили. Вернее, не спорили так, как сейчас, с вином, сигаретами и в атмосфере благоухающей весенней ночи. Это было как наркотик. Им хотелось большего. Они могли представить, как сцепятся сейчас на улице и оттаскают друг друга за волосы.
Ханна смотрела на них. В напряжении между ними было что-то эротическое, подумала она. Она чувствовала себя опустошенной.
На них смотрели люди. Эти три англичанки в их вычурных нарядах, их громкие голоса, пустые бутылки из-под вина. Какие они грубые. Какими они выглядели несдержанными.
Кейт
После того злополучного ужина Сэм избегал встречаться с Кейт взглядом. Он спал допоздна и, проснувшись, сразу спешил на работу, задерживаясь все позже и позже после смены. Она часто все еще бодрствовала, когда он приходил домой в час, два или три ночи.
Кейт звонила Ханне, но та не брала трубку. Она отправляла сообщения: «Мы можем поговорить?» «Позвони мне, когда сможешь». «Ханна, нам нужно поговорить, позвони мне. Пожалуйста». Но Ханна не отвечала.
Она вспомнила лицо Ханны на мостике и холодную резкость, с которой она говорила.
Кейт хотела не только извиниться, но и сказать, как это все несправедливо по отношению к ней. Что Ханна сама ей ничего не сказала, – и это не дало ей шанса поступить правильно.
Единственным человеком, от которого она что-то услышала, была Дея.
«Срочное собрание клуба “Мама”. Когда ты будешь готова, просто напиши мне», – отправила ей сообщение Дея.
Кейт ей не ответила.
Дни пошли какие-то короткие и горькие. Кейт сидела дома, и греть квартиру приходилось большую часть дня. Том капризничал, а ее терпение было на исходе. Теперь она слишком часто кричала на него, а он слишком часто плакал. И этот плач провоцировал ее срывы. А когда она выходила гулять, все вокруг казалось покрытым жирной пленкой: река, захваченные течением пластиковые пакеты, в дренажных каналах по краям дороги плавали какие-то склизкие листья, деревья качали мокрыми черными ветками.
В центре города заливались на разные голоса, как уличные певцы, всевозможные лавочники. Они продавали закрученные пластиком рождественские елки прямо в гаражах вдоль автотрассы Уинчип. Студенты по-прежнему находились в здании Сената.
На выходных Сэм проснулся рано и сам одел Тома. Они зашли к Кейт, она была еще в кровати, на Томе был небрежно натянутый джемпер, который едва прикрывал его живот.
– Мы идем гулять, – заявил Сэм.
– Куда?
– К Марку и Тамсин. Да, мама будет там.
– Ясно, – ответила Кейт. – Тогда, наверное, мне там не будут рады.
– Нет, не будут.
Не открывая штор, Кейт снова забралась в постель.
Ближе к вечеру ее разбудил стук входной двери. Она натянула спортивные штаны и свитер и, спустившись вниз, увидела Тома, спящего в своей коляске в коридоре. Сэм сидел за кухонным столом, перед ним лежала небольшая сумка на молнии.
– Ты уходишь?
– Тебе повезло. Это от Тамсин для Тома. Джек их перерос.
Кейт расстегнула сумку. Аккуратно сложенная стопка вызывающе чистой одежды.
– Это очень мило с ее стороны.
– Ну да. Она вообще очень милая. Но ты всегда можешь их вернуть. Я имею в виду, мы ведь не хотим слишком многого от моей семьи. Загрязняющей воздух.
– Сэм…
Он поднял руку:
– Подожди.
Он оставил ее и поднялся наверх. Кейт слышала его шаги у себя над головой. Когда он возвратился, у него в руках был пакет с ее таблетками.
– Что это такое?
– Это таблетки, – проговорила она. – Антидепрессанты.
– И ты их принимаешь?
– Нет.
– А тебе не кажется, что это может тебе помочь?
– Нет, то есть да, кажется. Я не знаю, – покачала она головой, – прости.
– За что? За то, что ты вышла за меня? За то, что сказала, что я не слишком одаренный?
Кейт увидела, как перекосилось лицо Сэма.
– Я не знаю, я была в замешательстве.
– Насчет чего?
– Насчет себя, тебя, всего чего угодно, – она опустила взгляд: – Есть еще один человек…
– Кто-то еще, кроме меня?
– Нет, не так.
– А как же тогда? – он решительно стукнул кулаком по столу. – Да ладно тебе, Кейт. Ты можешь сказать мне об этом прямо сейчас.
Позади нее, в холле, зашевелился в кроватке Том, а потом снова затих.
– Кто-то, кого я знала раньше, – начала она. – Очень давно. Я думала о ней. Много думала. Это все.
Сэм кивнул:
– Окей. Женщина?
– Да.
– Ну и что, ты теперь лесбиянка?
– Нет. Я имею в виду, сейчас нет. Я и не была. Это была только она, только Люси. Я просто любила ее.
Он долго смотрел на нее.
– Ладно, – наконец сказал он. – Когда это было?
– Двенадцать лет назад.
– И где она сейчас?
– Понятия не имею. Я даже не знаю, жива ли она.
– Но ты хочешь найти ее?
– Я даже не знаю.
Сэм долго смотрел на нее, потом снова кивнул, как будто решил что-то.
– Кейт, – сказал он. – Думаю, надо это заканчивать. Мы попытались.
Он смотрел на нее, ожидая ответа. Видя, что она молчит, он встал и вытащил из холодильника банку «Ред Була».
– Я опаздываю на работу, – сказал он. – Увидимся вечером.
На следующий день, когда ближе к полудню Сэм пришел с работы домой, он услышал, как Кейт кричит на сына. Том что-то невнятно бормотал, недоеденная еда валялась на стуле, на столе, на полу.
– Я звоню маме, – сказал Сэм, собираясь забрать Тома. – Она может забрать его завтра на целый день.
Эллис приехала вместе с Терри на следующее утро, и Кейт передала ей Тома. Стоял холодный ясный день, солнце висело в небе низко, они с Эллис едва обменялись парой слов. Кейт казалось, что она видит облегчение на лице сына. Когда гости ушли, она, оставшись одна, закрыла дверь, села на пол и расплакалась. Чуть успокоившись, она пошла в ванную, достала пакетик с таблетками и снова села на пол, зажав его между колен. В кармане у нее зазвонил телефон. Дея. Телефон звонил и звонил, потом щелкнул автоответчик. Кейт подняла трубку и прислушалась.
– У меня тут костер горит, за ним надо смотреть. Чем ты сейчас занята?
Кейт, подняв голову к окну, перезвонила.
Участок с костром находился удивительно близко, на другом берегу реки. Там угадывалось сразу несколько склонившихся к земле фигур, но Кейт сразу же разглядела Дею, стоящую в одиночестве на площадке на полпути вниз к реке. Небольшой костер, куча папоротника и листьев рядом с ним.
– Ух ты, – проговорила Дея, когда Кейт подошла ближе. – Ты выглядишь ужасно.
Дея была одета в выцветший полотняный комбинезон, а на голове у нее красовалась шапочка. В руках она держала большую кружку.
– Благодарю.
– Это все еще последствия той ночи?
Кейт пожала плечами. У костра стояла пара старых походных стульев. В задней части участка был шаткий сарай с календулами в горшках перед дверью.