Это должна была быть я, черт возьми!
Лисса
Входную дверь украсили самодельным венком, сплетенным из ивы, омелы и падуба, найденных в саду. Лисса постучалась. Дверь открыла Сара, в фартуке, и обхватила лицо Лиссы руками, пахнущими растворителями для красок и специями с кухни.
– Счастливого Рождества, дорогая.
– И тебе тоже.
Лисса принесла подарки – кружку, декорированную, как веснушками, коричневой глазурью, два красивых новых карандаша и вазу, куда их можно поставить. Сара такому подарку была рада. Лисса открыла свой подарок от матери – шарф, связанный вручную из тонкой мягкой шерсти.
– Это прекрасно, мама, – сказала она. И это было правдой.
Сара приготовила еду, обычную сезонную, а не традиционную праздничную. Праздничные блюда она не готовила из принципа. Когда Лисса была маленькой, она переживала из-за отсутствия в их доме «викторианских рождественских пережитков», шоколада и всей этой «мишурной чепухи», которой были наполнены дома ее друзей. Но теперь перемены коснулись и Сары. В каждом углу дома имелось что-то праздничное: веточки, найденные во время прогулок по Хэмпстедской пустоши, украшения на столе из рафии и бечевки. Над столом висели гирлянды, а на столе стояли свечи, готовые к празднику.
Лисса уселась в низкое кресло, и тут же Руби прыгнула к ней на колени. Они пили глинтвейн.
– Расскажи мне, назначены ли еще какие-то прослушивания? – спросила Сара, не отходя от плиты.
– Одно. В Солсбери.
– О, дорогая, это замечательно. Еще хорошие новости?
– Нет, – недавно с извинениями звонил ее агент. «Ты не совсем то, что им нужно».
По правде говоря, Лисса и сама поняла, что эта роль не для нее, как только прочитала сценарий. Какая-то взъерошенная блондинка в комедии Эйкборна [17].
– Я в принципе была не против, – рассказывала она, поглаживая кота. – Но после «Дяди Вани» трудно представить, как играть в таком.
Сара принесла суп ярко-оранжево-желтого цвета, в нем плавали поджаренные семена тмина, а сверху красовалась большая ложка йогурта.
– Тыква наша, из сада, – сказала Сара.
Они ели в молчании, пока Сара не положила ложку.
– Я хотела сказать, дорогая, что в «Дяде Ване» ты была просто великолепна. Я не видела, чтобы где-то ты выглядела лучше. Ты… сияла. Это большая редкость.
В голосе матери слышалось удивление, как будто это только что пришло ей в голову.
– Неужели? – Лисса подняла голову. – Почему ты это сейчас говоришь?
– Что ты имеешь в виду?
– Почему только сейчас?
Сара наморщила лоб.
– Потому что мне это только что пришло в голову. Потому что это правда.
– О…
– Дорогая, я пытаюсь быть милой.
– Пытаешься?
– О боже, Лисса. – сказала Сара, откладывая ложку на стол. – Не надо.
– Что не надо?
– Не надо превращать комплимент в его противоположность.
– Мне просто кажется странным, что мой выбор профессии ты хвалишь только сейчас, – ответила Лисса.
– Да что ты подразумеваешь? Что сейчас изменилось-то?
Лисса посмотрела на часы – она здесь уже час. Никого больше – ни брата, ни сестры, ни отца, ни ребенка. Только она и ее мать, и они скрежетали вместе, как несмазанная ось телеги.
– Я кое с кем встречаюсь, – тихо сказала Лисса, собирая ложкой остатки супа.
– О…
– Да, – добавила она. – Он очень милый.
– Дорогая, но это же замечательно! – воскликнула Сара, откладывая ложку и наклоняясь вперед. – Кто он?
– Он… мой друг.
– Кто-нибудь, кого я знаю?
– Я так не думаю.
Лисса уже пожалела, что заговорила об этом. Она почти физически чувствовала, что встает на скользкий путь. Она же не хотела этого говорить – вот же дура.
– Это тот, с кем я познакомилась… в интернете. То есть я его знала и раньше, когда жила в Манчестере. Так вот, я нашла его в интернете, и мы снова… общаемся.
– Ну теперь там все встречаются, не так ли? В интернете, – сказала Сара, махнув рукой. С такой же интонацией она могла бы сказать «в деревне у колодца». – Было бы странно, если бы ты там никого не встретила. Итак…
Выражение лица Сары теперь напоминало голодного ястреба.
– Ты можешь мне что-нибудь о нем рассказать? У него есть работа? Имя?
– Его зовут… Дэниел.
– И чем же он занимается?
– Он преподает.
Сара непроизвольно хлопнула в ладоши.
– Ну что ж, ты должна меня с ним познакомить, – сказала она, протягивая руку. – Приводи его скорее на ужин.
– Хорошо, – ответила Лисса, когда ее мать встала и принялась убирать тарелки.
На улице уже стемнело. Сара возвратилась со сливовым пудингом и зажгла на столе свечи. Они отражались в темной зеркальной поверхности окна, и Лисса, сидя рядом с ними, сияла в их свете.
Нэйтан пришел к ней домой сразу после Рождества, двадцать шестого декабря. В комнате было солнечно и холодно. Они быстро разделись, и она, не говоря ни слова, навалилась на него сверху, подавляя все его попытки двигаться самому. Наблюдая за ним, она двигалась очень медленно, а когда кончила, не удержалась от крика. Подождав, пока кончит он, она наклонилась к его губам и приникла к ним, чувствуя, как он дрожит и замирает.
– Мелисса, – сказал он, проводя рукой по изгибу ее бедра, – из рода пчел [18]. Хранителей меда.
Она наклонилась и поцеловала его, чувствуя, что он прав, сравнивая ее с пчелой, дающей сладкий мед.
Когда наступил вечер, она поняла, что прилично проголодалась. Нэйтан остался в квартире, а она пошла в турецкий магазин, где купила лапшу, овощи и пиво.
Она готовила для себя и него, чувствуя, как изголодалась не только по еде, но и по сексу, да и вообще по жизни. И этот голод был сладострастно прекрасен. Они ели лапшу и пили холодное пиво, и она смотрела, как он ел то, что она приготовила для него. Она потянулась к его запястью и поцеловала.
– Ты счастлива? – спросил он ее.
– Ты имеешь в виду, сейчас? Или вообще?
– И сейчас, и вообще.
– Сейчас да.
– А вообще?
Она пожала плечами.
– А разве кто-нибудь вообще счастлив? Ты, например?
Он внимательно посмотрел на нее.
– Почему у тебя нет любовника? – спросил он.
– Есть. Почему нет? – ответила она, наблюдая за его замешательством.
– Я имею в виду… ты понимаешь, что я имею в виду.
– Понятия не имею.
Она отодвинула тарелку. Снаружи уже было темно.
– Найти хорошего человека труднее, чем кажется. Большинство разочаровывают, – ответила она.
– Это печально.
– Это правда.
– Я всегда ненавидел Деклана.
– Да, – вздохнула Лисса. – Ты был прав, он настоящий ублюдок.
– Принципиально не смотрю его фильмы.
Лисса рассмеялась.
– Я верный, – сказал Нэйтан.
Что-то в его интонации заставило желудок Лиссы сжаться.
– Спасибо, – произнесла она, хотя и знала, что это не так. Потому что, если бы это было так, его бы здесь вообще не было.
– Ты никогда не хотела детей? – спросил он тихо.
Лисса задумчиво посмотрела в потолок.
– Не с ним.
Она встретилась с ним взглядом и почувствовала, как заполняется комната, не оставляя места ни для чего другого, кроме них. Если бы они сейчас вернулись в постель и не предохранялись бы, то она бы забеременела – так появляются дети, от переполняющего желания.
– Ты можешь остаться на ночь, – сказала она, когда с едой было покончено. – Никто не узнает.
Она видела на его лице явственные следы внутренней борьбы.
– Но это еще хуже, – сказал он.
– Что ты имеешь в виду?
– Хуже для чувств Ханны то, что я остаюсь у тебя на ночь.
– Неужели? – спросила Лисса. – Хуже чем то, что мы занимаемся сексом?
Нэйтан вздрогнул.
– Ханна не знает, – тихо проговорила Лисса. – Она не должна узнать.
Он посмотрел на свои руки, потом снова на нее.
– Конечно, – сказал он, наклоняясь к ней и неуклюже целуя ее в уголок рта. – Я был бы только рад.
На улице было холодно, а внутри комната светилась золотом свечей. Время словно остановилось. Она могла бы жить в этом моменте, подумалось ей, вечно, могла бы любить этого мужчину.
Ханна
Ханна была рада возвращению домой, в свою квартиру, рада этим праздничным тихим дням между Рождеством и Новым годом.
Маятник в часах остановился. Остановилось само время. Ханна чувствовала странные приступы беспокойства. В ней что-то поднималось, какой-то непонятный зуд, какая-то потребность.
Она слишком часто начала покупать вино. Она теперь пила почти каждый вечер, один-два бокала. Распродажи шли полным ходом, и она возвратилась в магазин в Ковент-Гардене, где купила кроваво-красные сапоги и платье, покрытое ползучими лозами.
В канун Нового года она оделась в это платье и красные сапоги, включила музыку и танцевала, медленно кружась по комнате. Она пила красное вино, сначала один бокал, потом другой, и тут ее взгляд упал на кисет с табаком, оставленный Нэйтаном. Одна сигарета. Что плохого случится? Она достала бумагу, черные лакричные бумажки, и свернула себе сигарету. Ханна прикурила от конфорки и вышла на балкон. В высоком черном небе на нее смотрела россыпь звезд. Она поднесла сигарету к губам, и сразу же сахарный вкус бумаги заставил ее вспомнить о Лиссе.
А потом внезапно пришло озарение, ударив ее тяжелой дубиной. Оно пронзило ей мозг, заставило сердце биться быстрее, а ладони сделались влажными.
Лисса.
Нэйтан и Лисса.
Держась за перила балкона, она бросила сигарету вниз, где начинался парк, возвратилась в квартиру, взяла телефон и позвонила Нэйтану.
– Лисса, – сказала она, когда он поднял трубку.
– Что?
– Что произошло? – спросила она.
– Что ты имеешь в виду?
– Между тобой и Лиссой?
Молчание затянулось надолго, слишком надолго. Ханна держала телефон подальше от уха, чувствуя, как втягивается ее живот. И вот она услышала его голос, обращенный к холодному пустому пространству.