Она осознавала, что потеряла многое – столь многое, что не может до конца осознать масштабы беды. Она потеряла Нэйтана, Ханну. Она потеряла Кейт, которая не отвечает на ее звонки.
Но, кажется, она потеряла гораздо больше, чем это. Это было похоже на черную дыру, которая всасывала в себя все возможные варианты ее будущего, все, кем она бы могла стать, будущие успехи, любовь, детей, самоуважение.
– Нам надо поймать то, что мы видим, – произнес преподаватель. – Саму суть. Толковать эту суть – это не наша задача. Нам надо лишь передать ее на бумаге.
Меж тем ее левая ягодица уже онемела, а ногу словно кололи тысячи булавок. Она слегка подвигалась, но это было замечено.
– Лисса, – произнес преподаватель. – Пожалуйста, постарайтесь не шевелиться.
В аудитории раздался тихий кашель, и Лисса, подняв взгляд, уперлась во взгляд молодой женщины. Ей, наверное, лет двадцать или около того. Красивая, точеная, словно серьезная маленькая кукла.
Лисса представила себе ее тело под одеждой – гладкое, как у алебастровой статуи. Интересно, о чем она думает, когда смотрит на Лиссу?
Думает ли она о том, почему эта взрослая женщина все еще практикует такое занятие в ее-то возрасте?
Смотрит ли она на изгиб живота Лиссы? Думает ли о том, есть ли у нее дети?
Лисса перевела взгляд на другую молодую женщину, которая пристально смотрела на ее бедра, делая большие мазки углем. Какое у нее кукольное, бесстрастное лицо!
«Все, что я есть, – подумала Лисса, – это набор линий». Внутри нет ничего реального. Совсем как те устрашающие тела, которые рисовала ее мать много лет назад на тротуарах Тафнелл-парка. Те протестные рисунки стали как будто пророчеством. Остался только контур.
Внезапно у нее закружилась голова, и она снова пошевелилась. С другой стороны аудитории донесся громкий ропот.
– Извините, – проговорила Лисса. – Я плохо себя чувствую.
Она встала и, закутавшись в халат, вышла в коридор и прижалась щекой к прохладной стене.
Ханна
Аэропорт Гатвик, раннее утро. Ханна чувствовала себя так, как, наверное, чувствует только что очищенная устрица. Мир давил на нее: женщины на каблуках и в пальто, почти бегущие люди, которым не терпится оказаться где-то еще. Ханна чувствовала себя одновременно невидимкой и кем-то слишком заметным в своей непромокаемой куртке и прогулочных ботинках.
Ей тридцать семь, это уже средний возраст. Она не знала, что хуже, – когда мужчины смотрят на нее или когда нет. Кончиком большого пальца она провела по отметине, оставленной обручальным кольцом, – по этой маленькой бороздке. Гребень мозолистой кожи, за которым – пустота. Правда, мозоль почти исчезла, хотя палец все еще возвращается к ней, как язык к щели, где раньше был зуб.
В порту Абердин ей придется ждать стыковочного рейса в течение часа. В аэропорту полно людей. Мужчины с внешностью полицейских, хотя и менее подтянутые. Многие из этих лысеющих краснолицых гигантов поглощают свои завтраки в баре, запивая их пивом. Ханна их избегает, просматривая стенды, думая, не купить ли журнал, но все они кажутся ей одинаково нелепыми, и она переходит к книгам. Она уже несколько месяцев ничего не читала. То, что раньше казалось безобидным занятием, теперь превратилось в сплошную муку и пустую трату времени. Она теперь не хотела читать ни о любви, ни о детях, ни о неверности. Ханна рассеянно брала с полки путеводители и возвращала их обратно. Ей не нужен путеводитель. Она способна была ориентироваться интуитивно. Была способна на спонтанность. В конце концов она купила «Эмму» Джейн Остин и бутылку воды. Она уже читала эту книгу. Она уверена, что в ней нет ничего про детей.
Самолет на Оркнейские острова оказался совсем маленьким. Дождь барабанил по иллюминаторам. Ханна положила сумку под сиденье и огляделась вокруг. Незнакомые люди приветствовали друг друга, как старых друзей. Когда дверь вот-вот должна была закрыться, в самолет вбежал один из мужчин, обедавших в баре. Он часто дышал. Здоровяк поприветствовал пожилую даму по другую сторону прохода от Ханны, прежде чем занять свое кресло на пару мест впереди. Волосы у него были короткие и аккуратные, и двигался он с удивительной точностью человека, знавшего, что сейчас утро и он пьян.
Над волнующимся морем сквозь разрывы облаков показался первый проблеск островов. Можно было разглядеть землю. Когда самолет накренился, Ханна увидела, что идет дождь и дороги внизу почти пусты.
Еще не полдень – слишком рано, чтобы заселяться в отель, и поэтому она взяла напрокат машину и решила объехать остров. Облака стали рассеиваться. Ханна знала, что больше всего достопримечательностей находилось примерно в сорока минутах езды. Там и погребальная камера, и стоячие камни. Она могла увидеть их, прежде чем опять зарядит дождь.
Она проехала через город, любуясь большим собором из красного кирпича, каменными фасадами домов и огромным супермаркетом по пути на север. Пейзаж показался Ханне пасмурным и каким-то унылым. В машине играло радио – пустая болтовня, перемежающаяся попсой. Ханна поискала другие станции, но услышала только шипение, так что радио пришлось выключить. Она ощущала смутное, но нарастающее чувство разочарования, ведь она ожидала увидеть что-то скалистое, величественное, чтобы масштабы затмили ее внутреннюю тревожность. Но на острове не было видно ни холма, ни дерева, только колючую траву и разбросанные по камням домики. Она была вынуждена признать, что здесь довольно уныло.
Она припарковалась у трех огромных стоячих камней и вылезла из машины. Прямо перед ней стояла большая овца с широкой мордой, которая щипала траву. Овца показалась Ханне на удивление уродливой, как, впрочем, и камни. Эти камни словно были частью бруталистской архитектуры, которую радостно бы возвели в 1970-х годах [22]. Ханна, как и все туристы здесь, послушно обошла вокруг них. Она стояла посреди пустоши, а овца смотрела на нее с подозрением. Ей хотелось что-то почувствовать, но ничего, кроме легкого смущения, она не ощущала.
В северной части острова находилась неолитическая деревня [23]. Гугл подсказал, что ей пять тысяч лет. Выйдя из машины, Ханна подняла голову и полюбовалась плывущими облаками. Теперь она ощущала запах моря. Дорога, ведущая к деревне, была усыпана камнями, каждый из которых знаменовал какое-то событие: человек на Луне, французская революция, падение Рима и так далее. Вела эта дорога времени к периоду строительства деревни, совпадавшему с эпохой возведения египетских пирамид. В сувенирном магазине продавались шляпы викингов, изготовленные из твердого пластика. Каждая шляпа была украшена парой свисающих косичек из синтетических волос. Были в магазине традиционные аранские свитеры и плюшевые птички тупики. Молодая женщина-экскурсовод писала на маленькой доске мелом список представителей охраняемой оркнейской дикой природы:
ласточки,
цыплята чибисов,
детеныши касатки.
Приятный мужчина за стойкой в сувенирном магазине, продавая Ханне билет, сказал ей, что она должна сначала посмотреть короткометражный фильм, а потом уже посетить место раскопок. Ханна благоразумно присела перед экраном позади пожилой пары в одинаковых дождевиках. Посмотрела небольшую экспозицию, где усердно просматривала каждую табличку. Так она узнала о том, что ели викинги (рыба, олени и ягоды) и какие они делали глиняные горшки. Увидела странные красивые деревянные шары, которые они вырезали. Конечно, все это интересно, если только ты школьник или историк. Или кто-то, кому больше нечем заняться. За музеем по дороге к самому участку раскопок стояла точная копия дома викингов. Ханна нырнула внутрь и увидела две кровати, комод из камней и очаг, обложенные по кругу камнями.
Когда она вышла из дома и вошла в деревню, снова начался дождь. Ханна заходила в дома – и увиденное впечатляло ее и трогало, совсем нетрудно было представить, как жили в этих домах люди, спали на своих постелях, вырезали по камню – как тут не вспомнить «Флинстоунов», – ели форель, оленей и ягоды, любили друг друга, дрались, занимались сексом у очага. Ханна отвернулась от цепочки домов и посмотрела на море, на широкую и спокойную бухту, которую уже вовсю поливал дождь. Она почувствовала новую волну гнева и боли. Что она здесь делает? О чем она думала? Зачем она смотрела на очаги и дома, где семьи жили и любили друг друга? Чтобы еще острее почувствовать нехватку того, чего у нее нет и никогда не будет?
Ей хотелось чего-то другого, дикого, того, что существует само по себе, – природы без зрителей. Неужели все должно вертеться только вокруг человека? Ей не нужна была одомашненная природа. Дом – вот от чего она бежала, приехав сюда.
Местный супермаркет оказался размером с авиационный ангар, и Ханна порадовалась, что он здесь есть. Она бродила между полок с товарами, ни о чем не думая. Она купила бутылку риохи, сырные крекеры и чипсы.
Забронированный ею отель признан одним из лучших на Оркнейских островах. От Ханны не укрылось, что он был очень старым, уже много лет в нем не было косметического ремонта. От безвкусных цветных завитков на коврах у Ханны закружилась голова, а может быть, от запаха жареной еды и подгоревшего кофе, который доносился из ресторана. Ее комната оказалась приятной, несмотря на картины с яркими фиолетовыми цветами на стенах. Кровать – по сути, две сдвинутые вместе – была огромной, но неудобной. Подушки оказались просто невыносимы. Ханна открыла бутылку и налила вина в стакан из ванной.
К шести часам она проголодалась и почти допила вино. По телефону вызова обслуживания номеров никто не отвечал, и поэтому она спустилась в ресторан.
– Могу я заказать здесь еду?
– Да, – ответила молодая женщина за стойкой. Ее маленькое личико в форме сердечка обращало на себя внимание ярким макияжем и красивой формой губ.