Не совпадают, словно тьма и белый свет.
А в нём – всё те же Челубей и Пересвет
Сшибаются в немеркнущем огне,
Несовпаденье завещая мне.
* * *
Упавшее небо давит на плечи,
И мне оправдаться пред будущим нечем.
Цепляясь за небо, я падаю тоже.
И только земля провалиться не может.
И, превозмогая чужое бессилье,
Я в кровь раздираю
не руки,
но крылья.
* * *
Над кабинетами, над приёмными,
И над мыслями потаёнными
Дух начальства, пузатый, грозный,
И просителей – слёзно-постный.
Всё меняется – пьесы и роли,
Превращая диезы в бемоли,
Вызывая то плач, то смех.
Но, как прежде, манящий грех
Вновь находит в постели у власти
Не свободу, а призрак счастья.
* * *
Судьба – инструмент ударный.
Может быть, я ударник бездарный,
Но не слышится в марше кураж,
И победным не кажется марш.
Как по лестнице винтовой,
Не последний, и не герой,
Я по жизни иду, чуть дыша,
Торопливо, но не спеша.
А в ушах моих – ритм небес.
Не победный, но всё ж оркестр.
* * *
Пункт приёма
для несбывшихся желаний
Есть в душе у каждого
из нас.
Безразлично – поздний или ранний,
Он наступит, тот заветный час,
Что суммирует успехи и ошибки,
Поцелуи и удары по ногам…
И нежданная Иудина улыбка
Превращает радость
в стыд и срам.
* * *
Лежит судьба, как общая тетрадь,
Где среди точек пляшут запятые,
Где строки то прямые, то косые,
И где ошибок мне не сосчитать.
Бежит строка в дорожной суете,
И я, как Бог за всё, что в ней – в ответе.
А в небесах рисует строки ветер.
Он в творчестве всегда на высоте.
А у меня сквозь низменность страстей,
Невольную печаль воспоминаний
Таранит, разбивая жизнь на грани,
Строка любви, парящая над ней.
* * *
Жизнь не похожа на ту, что была.
Она не хуже, не лучше.
Всё так же вершатся судьба и дела,
На солнце находят тучи.
И вновь продолжается круговорот,
Мгновенье сменяет мгновенье.
И в каждом – внезапный уход и приход
В молчанье и в сердцебиенье.
* * *
Сквозь стук колёс – чуть слышен стук сердец.
Вагон похож на малую планету
Вращеньем спутников, колёс, колец,
Движением по кругу и по свету.
Врастает бытие в дорожный быт.
Судьба в купе, как в панцире улитка.
И манит расстоянье, и страшит,
Как жизнь, и как последняя попытка.
ВЕСНА
Зеленеет листва, да и лица
слегка молодеют,
Авель с Каином – только в начале вражды.
Созревают плоды, но и ненависть
исподволь зреет,
И дорога пылит, заметая чужие следы.
Чей-то смех или плач превращается
в древнюю песню.
Запоздалой слезой проливается дождь или боль.
И спустя сто веков жить не легче,
но всё интересней.
И ведёт за собой то ли рок, то ли новая роль.
* * *
Одуванчики включили жёлтый свет.
Одуванчики сигналят: «Всё пройдёт»
Даже город стал похожим на сонет,
Не попавший в общий переплёт.
Веселее стали даже старики.
У надежд весною страха тоже нет.
И удача вдоль запутанной строки
За собою манит ринуться вослед.
* * *
Сирень парит над садом,
Взмывая в небеса.
И кажется, что рядом
Вершатся чудеса.
И у судьбы в запасе –
Ещё пять лепестков.
В несбыточное счастье
Поверить я готов.
* * *
Майский жук – истребитель печали,
Самолёт желтоглазой весны.
Он сигналит – всё только в начале,
Словно эхо в устах тишины.
Впереди – и посадки, и взлёты,
Может быть, аварийный полёт…
А пока – сквозь дыханье свободы
Жук гудит, а, возможно, поёт.
* * *
Вишнёвыми осколками июля
Прошиты городские будни.
Стоят в почётном карауле
Деревья, как большие люди.
Плоды, как ордена – престижны,
А листья – будто бы погоны.
И, словно адъютант, за вишней
Шагает абрикос зелёный.
* * *
Автобус вздыхает сквозь кашель мотора,
Шофёр озабочен: «Оплата вперёд»
А ветер, расправив распахнутый ворот,
Сквозь город последние листья метёт.
Меж ними – обрывки счастливых билетов,
Осколки удачи и чья-то любовь…
Автобус сигналит: мол, песенка спета.
Но лето поёт. И всё ясно без слов.
* * *
Я расстрелян осенним дождём,
Ранен в сердце косым листопадом.
Он в своей правоте убеждён,
Он мне шепчет: «Так надо, так надо»
Я взлетаю за ним в небеса,
Я надеюсь на злую удачу.
А до снега – всего полчаса.
Я готов к нему, слышишь? Я плачу.
* * *
Он был красавцем 30 лет назад,
Влюблялся, мучился, подыскивал работу.
И, хоть глаза по-прежнему горят,
Судьба – уже не песня. Только ноты.
Другие по следам его идут,
Не замечая в песнях совпаденья
То радостных, то горестных минут,
Цепляющих мгновенье за мгновенье.
А он всё ищет свой простой мотив
Сквозь гомон птиц и дребезги трамвая,
В мелодию судьбу не превратив,
Всё чаще падая. Но иногда – взлетая.
* * *
К.М. Иванцову
В Освенциме сегодня тишина.
Не слышно стонов, выстрелов, проклятий
Хотя почти забытая война
Не выпускает из своих объятий
И тех, кто обживает небеса,
И тех, кто на земле ещё покуда.
А память воскрешает голоса,
Которые доносятся ОТТУДА.
Они звучат сегодня и во мне,
Живые строки Нового Завета,
Где жизнь сгорает в бешеном огне.
За что и почему? – И нет ответа.
За что и почему? – Ответа нет.
Вопросы забываются с годами.
И, кажется, чернеет белый свет –
Под бормотанье: «Было, но не с нами…»
Потомки Геббельса – как сорная трава,
Напялившая незабудок маски.
И кругом – от неправды голова
В Нью-Йорке, и в Варшаве, и в Луганске.
Мол, там совсем не мучили, не жгли
В тех лагерях, где жизнь страшнее смерти.
Но стон доносится из-под земли:
Вы слышите: «Не верьте им, не верьте…»
В Освенциме сегодня тишина,
И не седеют волосы убитых.
Приходят и уходят времена
И, проявляясь на могильных плитах,
Бессмертны имена познавших ад,
И в небеса ушедших без ответа.
За что и почему? Они молчат.
И словно божий суд, молчанье это.
* * *
Я работаю без суфлёра –
Говорю, ошибаюсь, плачу.
Тень случайного разговора
Заслоняет порой удачу.
Слово режет, как бритва, ловко.
И, бывает, я тоже трушу.
Я работаю без страховки,
Словно вены, вскрывая душу.
* * *
Среди добрых, злых и равнодушных,
Как в трамвае, нет свободных мест.
Есть табличка «Применять наружно»,
Добровольная, как Красный крест.
Любопытство, горькое как вишня,
Выросшая в тесноте двора,
Ощутит себя вдруг третьим лишним
На границе «завтра» и «вчера».
* * *
Я в долгу за свет и за тепло,
Свет души, тепло её и боль.
Я в ответе за добро и зло,
Как смычок в ответе за бемоль.
Как скрипач в ответе за струну,
И за свой провал или успех.
Как солдат – за прошлую войну…
Я в долгу за свет. Но не за всех.
* * *
Для себя – и склочники не врут,
Хоть и правду, вряд ли, говорят.
Ведь она – всегда напрасный труд,
Если всё равно, кто Брут, кто брат.
Из вранья рождается вражда,
Сплетнями оскаливая рот.
И гудят, как нервы провода.
Хоть привычнее – наоборот.
* * *
Женщине, стоящей у окна,
Не дорога – тень судьбы видна,
Жизни одинокий силуэт,
Проходящей мимо «ДА» и «НЕТ»,
Мимо поцелуев и вранья,
Пересудов стаи воронья,
Мимо прошлого, где детства ясный свет,
И любви, которой нет и нет.
* * *
То ли некогда, то ли не хочется
Постоять, поразмыслить слегка.
Суета – это суть одиночества,
Словно масло – внутри молока.
Суета – за столетьем столетие
Бытия неизменная суть.
Неужель за себя лишь в ответе я?
Вдруг за мною ещё кто-нибудь?
А в ответ – шелестенье бумажное,
То ли денег, а то ли газет…
Забывается самое важное,
То, чего в суете вовсе нет.
* * *
Все, говорят, не без греха.
И, всё равно, не так плоха
Жизнь, где сквозь слёзы
рвётся смех,
И где любовь рождает грех,
Как прозу – музыка стиха,
Вздыхая: «Все не без греха».
НЕ ХОЧЕТСЯ УХОДИТЬ
* * *
Удар за ударом. Спасибо, Луганск,
Ты учишь терпеть эту боль.
И я, не успевший устать от ласк,
Вживаюсь в судьбу, как в роль.
А жизнь так похожа на чёрный пиар,
А мир так насыщен войной…
И надо держать, держать удар
И сердцем, и клеткой грудной.
* * *
То ли снежный дождь,
То ли дождливый снег.
Музыка нежных рощ,
Скованных льдом рек
Похожа на дальний блюз,
А блюз на мерцающий свет…
И кажется легче груз
Ещё не прожитых лет.
* * *
Юрию Лебедю
Всему свой срок. И снова листопад,
Донбасский воздух терпок и морозен.
Не так уж много лет назад
Неотвратимым был парад,
И улиц лик – орденоносен.