И даже обиды нож,
что режет всегда живьём
Он тоже бывает хорош,
словно команда «Подъём!»
Не хочется уходить
ни в тучу, ни в синеву,
А хочется просто жить.
Хотя бы так, как живу.
То, что было –до свидания
* * *
У воспоминаний – сладко-горький вкус.
Проверяю старые пророчества,
Там, где я по имени зовусь.
Здравствуй, отчество!
Все, что было – здравствуй и прощай,
Гордые надежды недобитые.
Память настоялась, словно чай,
Не с лимоном, а с обидами.
Обижаюсь, впрочем, только на себя.
Полагаюсь тоже. И заранее
Принимаю то, что будет, не скорбя.
То, что было, – до свидания.
* * *
Неожиданно гаснет свет,
Начинается действо.
Ничего невозможного нет,
Есть одно фарисейство.
И вращая сценический круг,
Пот стирая, как жалость,
Понимаешь не сразу, не вдруг,
Это – все, что осталось.
* * *
Часы спешили, как всегда.
И я не отставал.
Туда – сюда, туда – сюда –
Житейский коленвал
Толкал меня то вверх, то вниз,
А я вращал его.
И рядом – бешеная жизнь.
И больше ничего.
* * *
В душе, и в округе – неравновесие.
Над страной – словно тень мракобесия.
Все законы – на личных контактах,
Аргументы забывают о фактах.
Все естественно и очень странно.
Все глубины – не глубже кармана.
* * *
В. Дунину
Шаг за шагом познаю себя,
Сравнивая то, что было, с тем,
Что стало.
Жизненную книгу теребя,
Продираюсь сквозь кварталы
И вокзалы.
Правила познавший назубок,
Я не путаю, где красный,
Где зелёный.
Но какой от этих знаний прок
В сантиметре от обрывистого склона.
* * *
Перед праздником – тишь
Перед жарой – стынь.
Это – ржавчина с крыш,
Это – в душе полынь.
Завтрашний день размыт,
А где-то – наверняка.
Чувствуешь, жизнь болит.
Как бок под рукой мясника.
* * *
Смотрю на себя со стороны –
Чьи-то тени в глазах видны.
Лет прошедших, знакомых лиц,
Бывшей Родины без границ.
Глядь – походка уже не та,
Ноги сковывает суета,
И улыбка – лицу в разрез –
Где они – ожиданья чудес?
Тают в сердце, его теребя.
Весь расчёт – на себя, на себя.
* * *
Очистить взор от мишуры
Достигнутого, достигаемого.
И осознать, что все дары –
Насмешка Каинова
И ощутить опять своё
Младенчество и ученичество.
Как оголенный провод бьет
Души ранимой электричество.
* * *
Что делать, что делать,
Не знаю.
Живу наугад и во сне.
Ночами, как будто,
Летаю.
А ночи летают во мне.
А днем так легко
И так странно
Упруго шагать по земле.
И жизнь,
Словно рваная рана,
Пульсирует, бьется во мне.
* * *
Я посмотрел в твое окно.
А в нем и пусто и темно
Лишь отражение двоится.
Твое иль наше –
Все равно.
Я посмотрел на небеса.
Шел дождь горючий как слеза.
Сквозь ветра свист
И причитанье
Прорвались чьи-то голоса.
Сквозь гром прорвался сердца стук
И молний бешеный паук
Оплел все небо,
Распадаясь
На миллионы
Наших рук.
* * *
Были физики и лирики,
Стали люберы и рокеры.
Были юноши наивные,
Стали мальчики жестокие.
Снова «толстыми и тонкими»
Стали мы, полны учтивости.
Но как зубы под коронками,
Скрыты гены справедливости.
Внукам лириков неведомо
Это чувство бестолковое.
А победы мнятся бедами.
Но не старыми, а новыми.
* * *
У меня ломается язык.
О себе он речь держать привык,
Вглядываясь в жизнь, искать себя,
О себе болея и скорбя.
А в глазах моих – наоборот.
Окружающий меня народ
Видит отражение своё
И себя во мне не узнаёт.
Впрочем, я не зеркало. И всё ж,
Чем-то всё равно на всех похож.
* * *
В душе покой?
Скорее равнодушие.
Сквозь рыночные крики, маету,
То ли контуженные,
то ли простуженные.
Несутся мысли, подводя черту.
А под чертой – нетронуты, пустынные
Листы бумаги и дороги нить,
И лепестки, подернутые инеем.
Клубок, в котором бьется слово
«жить»…
* * *
Сколько нас, красивых
и не очень,
Умных и дурных,
свободных и рабов…
Памятью вчерашней обесточен,
Обеззвучен эхом новых слов.
Завтрашние точки, запятые,
Отблеск будущих удач
и неудач,
Схватки мировые, родовые…
Тишина сквозь грохот,
смех
и плач.
* * *
Сияющая даль социализма
Исчезла за холмами небылиц.
Мы дышим спёртым воздухом цинизма,
И удивленье сходит с наших лиц.
Кто был никем… А, впрочем,
был иль не был –
Душа молчит, как смятая ботва.
То хлеба не хватает ей, то неба…
То слов. Хотя вокруг – слова, слова.
* * *
У каждого – своё,
И каждому – своё.
Глянь – не над падалью
кружится вороньё –
Над Родиной. Уж в небе стало тесно,
Хоть жить, по-прежнему,
тревожно – интересно.
Своё вдруг кажется
совсем чужим.
Мечты сгорают, превращаясь в дым,
Не в журавлей, как думал я
когда-то,
И не в вороний след
на дне заката.
* * *
Перекись водорода меняет цвет
Новая прическа меняет стиль.
Утро вечеру говорит: «Нет»,
Старый закат сдавая в утиль.
Утренний кофе пахнет весной,
Старые счёты стирает вражда.
Дождь, словно праздник,
прошёл стороной.
Ночь шелестит миллионами «Да».
* * *
Н. Сухаревской
Притворяюсь весёлым. Знакомое дело.
Несмотря ни на что, веселюсь и пляшу.
Что в душе наболело – скрываю умело,
И за то, что несмелый – прощенья прошу.
Открываю и вновь закрываю скрижали.
Паникую и вновь обретаю покой.
И удача внезапной сестрою печали
Вдруг бросается вслед за случайной строкой.
* * *
Все вокруг – расплата
За добро и зло.
Думал – рановато,
А оно пришло,
Время, что расставило
Точки и слова.
Наплевать на правила!
Главное – жива
Память, та, что мучает
Ночи напролёт,
Что звездой колючею
За собой ведет.
Память та, что с совестью
Вечно не в ладах,
Складывая горести,
Умножая страх.
* * *
От немоты – до глухоты,
Сквозь темноту,
И с жизнью перейдя на «ты»,
Прозреть: «Не ту».
Не ту дорогу в День сквозь Ночь
Предвидел Бог.
И кто-то мог ему помочь,
Но не помог.
* * *
Взглянул в окно – увидел хлопья,
Там снегопад в ладони хлопал,
Весь город падал из окна.
И лишь зима была видна.
А вышел на мороз – снежинки
Припали тотчас же к лицу.
Зима шепнула без запинки:
«Все. Дело близится к концу».
Ещё – февральские метели
И дальше – мартовская стынь…
Но где-то рядом, еле-еле
Пахнула летняя полынь.
* * *
И все-таки февраль!
Какое наслажденье
Предчувствовать, что март
уже готов к броску.
И каждое незримое движенье
Диктует не поступок,
так строку.
И, все-таки февраль.
Он в меньшинстве в природе,
И силы большинства
ещё диктуют ход
Событий, новостей
и перемен в погоде.
И, все-таки, февраль.
А не наоборот!
* * *
Отходят вишни, поспевают
абрикосы,
Объятья летние все жарче,
все вкусней.
А лебеда пророчествует: «Осень…»
Но летом, все же, мысли не о ней.
Успеть! Собрать! Придумать!
Приготовить!
Сгореть? Да нет же, просто
загореть.
Горячка, а не горечь –
в каждом слове.
И пульс стучит: «Успеть,
Успеть,
Успеть!»
* * *
Знакомая весна цветёт сиренью,
Любовью, жизнью, страстью, чей-то ленью.
Знакомая весна на фоне злобы
И зависти крутой, что смотрит в оба.
Ещё на фоне искренних улыбок,
И добрых слов, и горестных ошибок,
Забытых песен, модных силуэтов,
Красивых женщин, летчиков, поэтов…
Знакомая весна в саду и дома.
И счастье тоже, кажется, знакомо.
* * *
Уходит запах лебеды,
Приходит осень.
А скверы, парки и сады
Прощенья просят
За всю разбросанность свою.
За убыль света.
И то – живём ведь не в раю.
И рай – не лето.
* * *
В стране сентября, где краснеет
арбузная мякоть,
Где солнечный свет по утрам
ненавязчив, как друг,
Надежды плывут в облаках,
и грядущая слякоть
Немыслима вовсе.
И воздух упруг.
В стране сентября средь прохожих
виднеется лето.
Оно полирует каштаны,
вздымая листву в синеву.
И всё-таки, всё-таки
летняя песенка спета.
В стране сентября ожиданием
лета живу.
* * *
Зубы скрипели.
Гортань молчала.
Сердце стучало –
Начни сначала.
Мысли метались –
Роман или повесть.
Души срастались.
Болела совесть.
* * *
А вот верба –
Совсем не торопится.
Книгу жизни читая в реке,
Сквозь весеннюю многоголосицу
Дышит вечностью на сквозняке.
Суета далека, словно облако,
А оно так похоже на лёд…
В тишине различая все шорохи,
Дышит верба, как будто поёт.