Где жизнь, как промельк вековой,
В мгновенье сжата.
* * *
Плохого и хорошего
Так много в этот миг.
Всё дорого и дёшево,
Всё вкось и напрямик…
Всё ближнее и дальнее,
Сквозь крыльев птичий взмах, –
Как эхо непрощальное,
Как молния в глазах…
* * *
Яблоки-дички летят, летят…
Падают на траву.
Жизнь – это тоже фруктовый сад.
В мечтах или наяву
Кто-то цветёт и даёт плоды
Даже в засушливый год…
Яблоня-дичка не ждёт воды –
Просто растёт, растёт.
* * *
И всё, как будто, не напрасно, –
И красота, и тень, и свет…
Но чем всё кончится – неясно.
У всех на это – свой ответ.
Он каждый миг пронзает время,
Касаясь прошлого всерьёз,
Смеясь и плача вместе с теми,
Чья память стала тенью звёзд…
* * *
Столбов унылость – бывшее веселье
Деревьев, чья листва под ветром пела.
Столбы унылы, но они – как стрелы,
Рождённые небесной акварелью.
Столбы добротны. Это – их работа.
Для них – что шум листвы, что гул прибоя…
Деревья – это дело молодое.
Но провода гудят. И так охота
На миг вдруг ощутить себя кудрявым
Воспитанником городского сада.
Где рядом – липа, и скамейка – рядом,
И манит то ли небо, то ли слава…
* * *
Всё надоедает очень быстро.
Даже если всё – неповторимо.
Тишина грохочет, словно выстрел,
Если пуля пролетает мимо.
А казалось – целит прямо в душу.
Неспроста она так вольно пела.
Сердце, чуть не выпрыгнув наружу,
Вдруг затихло. – Тоже надоело.
* * *
Прощаний медный купорос
И встреч румянец на щеках.
Вопрос – всерьёз и не всерьёз,
Ответ – как мнимость во строках.
Любви простор и высота
И пустота тяжёлых слов.
Вся жизнь – с открытого листа,
Как будто эхо вещих снов.
* * *
В час, когда яблоки много дороже арбузов,
А совесть в продаже везде и почти что задаром,
Каждый, кто жил, восстанавливает часть Союза,
Ощущая себя бизнесменом, как комиссаром.
В час этот в душах рождается новое свойство,
И аргументы в сознании бродят, как бред или факты.
Помнить о том, что ушло, – не позор, не геройство
В час, когда мысли взрывают судьбу, как, теракты…
* * *
Луна безмолвствует, как Пушкинский народ.
Сквозь свет её, рассеянный, неясный
Пространство времени мы переходим вброд,
И сердца стук порой – как взрыв фугасный.
Не тишина страшит, не тлен, не высота,
Не взрывов орудийные раскаты.
Беззвучная в душе грохочет пустота,
Объединив «когда-нибудь» с «когда-то».
* * *
Кто хороший поэт, кто – плохой…
Помаши мне оттуда рукой,
Ты ведь тоже и странный, и странник,
Из себя самого изгнанник.
Поделись не строкой, не уменьем,
Не пронзительным стихотвореньем,
Тем, что стало судьбой на века…
Просто пусть шевельнётся рука,
И пойму я, как песню, как чудо,
Эту боль, что сквозит ниоткуда.
* * *
Уменье сразу говорить на «ты»,
Смотреть на всё, что рядом, с высоты
Дано не всем, как гордая повадка…
Вот так и римляне времён упадка
Спесиво озирали всё вокруг.
Где римляне, империя, где дух,
Исполненный надменности, коварства?..
Увы, венчают не навечно нас на царство.
И, всё же, признак ли житейской высоты
Уменье сразу говорить на «ты»?
* * *
Среди обычной суеты,
Обрывков мыслей, разговоров
Любви незримые черты
Пронзили, словно душу, город.
Не изменилось ничего.
Но тени стали чуть крылаты.
И ощутили волшебство
Не большинство, а, как когда-то,
Лишь те, кто видит всё не так,
Кому и зрения – не надо.
Любви мерцающий маяк –
За озарение награда.
* * *
Плохо собакам дождливою осенью.
Людям – не сладко. Собакам – тем более,
Не наедаясь обглоданной костью,
Не наслаждаясь голодною волею.
Но не скулят, только лают отрывисто.
Жизнь принимают, холодную, бедную,
С краем её, безнадежно обрывистым,
С ближней зимою, возможно, последнею.
* * *
У моря – привкус поцелуя,
Что растворяется, волнуя,
Как наваждение, в крови,
Словно предчувствие любви.
У встречи – привкус ожиданья,
И обещанье расставанья.
Сквозь крови пульс в родной руке –
Колёс стучанье вдалеке.
И поцелуй яснее речи
В миг расставания и встречи,
Как небо или, как прибой,
Расскажет всё о нас с тобой.
* * *
От пункта «А», прибежища разлуки,
До пункта «Б», где встречи ждёт любовь,
Судьбою словно взятый на поруки,
Пространство покоряя вновь и вновь,
Я замер на ходу, на полуслове,
И сердца стук узнал сквозь стук колёс,
Когда разлука взорвалась любовью,
А тень от встречи – тенью дальних звёзд.
* * *
Думаю о будущем и прошлом,
Что стало истинным, что – ложным,
О бизнесе и комсомольском марше,
О поколении, что стало старше
На фоне встреч и расставаний,
А также – разочарований.
О том, что сытость – не всегда отрада,
А боль, по-прежнему, за всё награда,
О том, что хорошо – не значит – бедно.
О том, что думать – никогда не вредно.
* * *
Как плахи нет без палача,
А без картины – отраженья,
Так целое – виднее в мелочах,
Словно подарок в день рожденья.
Подлец себя не видит подлецом,
Он деликатен для себя в избытке,
Себя жалея, хмурится лицом,
Смывая капли крови после пытки.
За всё себя готов он оправдать,
Он – просто выполняет своё дело.
Но Каинова светится печать,
На мелочах, да и на жизни в целом.
* * *
А я по-прежнему не знаю,
С кем и когда найду, иль потеряю,
Куда потом движение вести,
Чтоб не терять, а, всё-таки, найти
То, что всегда удачею зовётся,
Что, как ведро на дне колодца –
Его достать трудней, чем потерять.
Судьбы моей открытая тетрадь…
В пространстве ночи, или в свете дня
Строка ведёт пожизненно меня.
* * *
Пронзительно шагая сквозь беду,
На времени тугую оболочку натыкаясь,
С душой беседу трудную веду,
На пару с нею падая и поднимаясь.
И, кажется, что будет всё не так,
Как в прежней жизни, за мгновенье до улыбки,
Когда секунд спасительный сквозняк,
Сметает в памяти все страхи, как ошибки…
* * *
Сквозь тишину осенних переулков
Струится ощущение покоя.
И, кажется, выходят на прогулку
Те, кто бродили здесь, но не со мною.
Они идут, невидимы для света,
Следов не оставляя тенью вдоха.
Они и здесь, и, в то же время, где-то,
И даль пространства, словно боль эпохи,
Сквозит вдоль тишины осенних улиц
В безветрие, покладистость тумана…
Внезапно память раной обернулась,
И ране той затягиваться рано.
* * *
Как эмигранты в родной стороне,
Ищем дорогу к себе, а не к дому.
Где эта улица, что так знакома
В памяти, в сердце тревожащем сне?
«Вот эта улица, вот этот дом…» –
Славно живётся, когда так поётся.
Чёткость во всём – от сейчас до потом,
Ну, а коль пятна, – то только на солнце.
Рядом она или, всё ж, далеко?
Что за тропа мне досталась в наследство?
Вроде, к себе, а идти нелегко,
Горечь глотая, знакомую с детства.
* * *
Подожди, душа моя,
Слышишь, музыка струится,
То ли грусти не тая,
То ли, как ночная птица,
Превращая ремесло
В Божий дар и вдохновенье,
И мгновенье, что пришло,
Поднимая на крыло,
Вслед за прожитым мгновеньем…
* * *
От ощущения полёта не устал,
А просто стал немного приземлённей.
Не то, чтобы понятнее Дедал,
Но крылья – точно опалённей.
Похожесть лебедей не вороньё –
Чревата аварийностью полёта.
И небо, как отечество моё,
Застыло в ожидании чего-то.
* * *
Как много в мире красоты,
Которая спасти не может,
И доброта не в силах тоже
Помочь, а, значит, защитить.
И рвётся жизненная нить,
Что названа не зря суровой,
Связать пытаясь вещим словом
Дни поражений и побед,
Судьбу и дело, тень и свет…
У доброты и красоты –
Не порох в ружьях – поцелуи,
Но почему ж я так рискую,
Не отвечая на удар
Двойным ударом. Лишь – улыбкой.
Ведь не дано второй попытки.
И сквозь незримые черты
Любви, добра и красоты
Маршрут уходит дальше, дальше,
Туда, где красота – без фальши…
* * *
В клетке грудной душа,
Видно, и впрямь томится,
Словно в темнице птица,
Та, что, крылом шурша,
Мечется день и ночь,
Боль примиряя с пеньем,
А суету – с томленьем,
То ли хотя помочь,
То ли сквозь «да» и «нет»,
Сердцем на свет ведома,
В клетке грудной, как дома,
Тьмою рождая свет.
* * *
Свет, преломляющий мир, словно хлеб,
Преломляется в линзах очков.
Мир преломлённый пока не ослеп,