– Как я вижу, ваши пожелания уже учитываются, – сказала она в итоге и отправилась к своему рабочему месту.
В следующие недели Саша с ним практически не контактировала, лишь изредка ловила на себе его взгляд. У него были по-весеннему зеленые глаза, налитые спокойной ясной свежестью. Да и весь он излучал нечто весеннее, прозрачно-апрельское. Медленное невесомое пробуждение чего-то цветущего и волнующего. Не то чтобы красивый, но что-то есть, думала Саша. И тут же забывала. На Любино навязчивое «Ну как тебе наш новенький?» равнодушно пожимала плечами.
С коллегами-женщинами Виталик вел себя галантно и в то же время не без легкого наигранного ребячества, которое почему-то вызывало у всех умиление. Варя неизменно приносила ему шоколадное или овсяное печенье – на клетчатой льняной салфетке, в прозрачно-розовом контейнере; Алевтина заливисто смеялась – иногда чересчур старательно – над его повторяющимися, не всегда остроумными шутками. А пожилая уборщица Полина Тимофеевна даже как-то принесла ему темно-синий мохнатый шарф – «от сквозняков».
– И не говорите, тетя Поля: продаем элитные, значит, окна, а у самих – все насквозь продувается, – сказал он бархатистым вкрадчивым голосом, спокойно забирая подарок. – Сапожники без сапог, вот кто мы.
Всему женскому коллективу явно хотелось окружать его неусыпным трепетным вниманием, оберегать от воображаемых повседневных тягот. Внимание Виталик принимал, но с живым рельефным интересом разглядывал только Сашу. Словно ее отстраненность, нежелание разделять всеобщую заботливую нежность к его персоне разжигали в нем любопытство.
А однажды в конце марта, когда Саша заработалась допоздна, Виталик неожиданно подошел к ней с бутылкой асти и заявил, что из-за свалившейся на него лавины дел забыл отметить с коллегами день рождения.
– А теперь, оказывается, все уже по домам разбежались. Вот ведь халявщики, правда? Нет чтобы хоть раз на работе после звонка задержаться. Ну и фиг с ними. Пусть смотрят дома «Ванильные секреты» и блох у котов вычесывают. Только на нас с вами, Александра, и держится эта конторка. Предлагаю отметить мой день рождения нашим труженическим наноколлективом.
– Я вас, конечно, поздравляю, но алкоголь не пью, – ответила Саша, рассеянно глядя, как из принтера ползут листы договоров на завтра. Медленно-медленно, будто промерзшее мартовское время, тянущееся в сторону тепла.
– И правильно. Тем более этот асти – приторное пойло для старшеклассниц. Пойдемте лучше выпьем чаю тут рядом, в кафе-кондитерской при фабрике «Сладкая лужайка». Куда вы хотели меня отправить работать.
Саша вздрогнула, подняла на него глаза. Ну не мог же он тогда прочитать мои мысли, пронеслось внутри обжигающим изумлением, потоком сухого горячего ветра.
– Я?
– Ну или не вы, а кто-то другой. Точно, не вы, вспомнил. Это уборщица тетя Поля мне советовала туда податься, если здесь уволят. У нее там внук стажировку проходил, и ему понравилось. А вот почему бы, кстати, и нет? Ну а пока можно как раз чаю попить и присмотреться на всякий случай.
Перед Сашиными глазами возникла вечерняя квартира, пропитанная тихим сырым запахом отсутствия Кристины, которая до воскресенья, до самого конца весенних каникул, пробудет у Бори. Одинокий ужин из холодильника – вчерашние макароны с фаршем, томатная жижа, покрытая жирной коркой. Подумалось об эхе вечернего двора, которое постепенно смолкает, рассеивается, впитываясь в кремовые комнатные обои с узором из тонких листиков; уступает место звенящей усталой тишине. И внезапно Саша поняла, что не хочет сегодня этого тихого вялого уединения, квартирной ватной томительности; что крошечный хрупкий мотылек, проснувшийся где-то внутри сердца, просит не усыплять его снова. По крайней мере, не сразу. Просит наполнить этот вечер щекотной бризовой легкостью. Разбавить блеклую окружающую пустоту присутствием Виталика с прохладно-зеленоватыми весенними глазами.
Саша выключила компьютер, не дождавшись полного бумажного воплощения договоров. Достала из принтера отпечатанные листы, пропитанные свежим утробным теплом, и, машинально раскладывая их на столе, ответила – со вздохом и деланой обреченностью:
– Ну, раз у вас сегодня день рождения, что ж, отказать не могу.
– День рождения у меня на самом деле не сегодня, а через три недели. Но я в это время буду в отпуске и с коллегами отметить не смогу. Поэтому приходится вот так ловчить, подстраиваться под обстоятельства.
В тот вечер и завязался их невесомый необременительный роман – в ближайшем кафе, за маленьким хлипким столиком. Сплелся из пустякового разговора – в теплом кондитерском воздухе, над пузатым чайником, наполненным темно-оранжевым варевом с томящимися ягодами и острыми веточками. Не менее приторным, чем асти.
Саше было с Виталиком легко и просторно. Радостно от присутствия этого несложного, очень воздушного человека в ее жизни и свободно от понимания того, что они с ним не связаны никакими крепкими узами обязательств. Что в любой момент могут разлететься, унестись потоками ветра в разные стороны. Что пространство ее мечты остается обособленным, нетронутым, надежно отгороженным от жизни Виталика.
Вместе они ходили на крытый каток, в канареечно-желтую пиццерию возле Сашиного дома, в недавно открывшийся боулинг-центр. Заглянули в Тушинский драматический театр – правда, всего на полспектакля, ушли в перерыве, поскольку Виталик заявил, что «эти современные постановки» слишком шокируют его тонкую душу. Гуляли по Центральному парку – апрельскому, оттаявшему, покрытому влажными прожилками глинистой грязи; ели наперегонки невозможно острые чебуреки, купленные у вокзала. Как-то раз забрели в парк развлечений со ржавыми скрипучими аттракционами – по инициативе Виталика, решившего «вспомнить отрочество».
– Даже лучше, что теперь все ржавое и ненадежное: так больше экстрима, – уговаривал он Сашу покружиться на маленькой карусели с желто-серыми лебедями.
Летом ездили за город, в Сердечное, катались на велосипедах по проселочным дорогам, вдоль соснового леса, глубоко дышащего смолой и нагретой на солнце хвоей. Купались в холодной неторопливой речке и потом долго лежали на берегу, глядя в высокий сияющий день, в ярко-синее небо с редкими жирными кляксами белизны.
Виталик приглашал ее к себе, в свою слегка хаотичную холостяцкую квартиру, пахнущую одновременно кремом для бритья, сигаретным дымом, сырными чипсами и освежителем воздуха «Океанский бриз». Готовил свои фирменные стейки, которые они потом ели на балконе, запивая очень терпким красным вином.
– Мне совсем чуть-чуть, полбокала, – неизменно говорила Саша.
И Виталик в ответ каждый раз шутил – глупо, но не раздражающе: доставал с антресолей пятилитровый хрустальный бокал, подаренный ему на прошлой работе «одной назойливой поклонницей».
Саше нравились его плотный пряный запах, смешанный с парфюмом; зеленоватая свежесть глаз, бездонная улыбчивая эфирность. Нравилось чувствовать его близкое присутствие, разливающее в животе тягучую сиропную сладость. Тесно сплетенный телесный жар, впитывающий в себя пространство. С Виталиком можно было ненадолго отвлечься от серой тушинской реальности, поставить ожидание анимийского будущего на паузу.
На работе они свои отношения не демонстрировали. Старались не пересекаться быстрыми обжигающими взглядами, держаться друг от друга на прохладном, офисно-рутинном расстоянии. Так попросила Саша.
– И правильно, зачем расстраивать коллег, – согласился Виталик. – Они женщины добрые, заслуживают капельку надежды на то, что когда-нибудь завоюют мое сердце.
И все же их взаимное влечение не осталось незамеченным Любой. Не ускользнуло от ее цепкого нутряного чутья.
– Ну скажи честно, ведь есть же что-то между вами? – допытывалась она, подсаживаясь к Сашиному столу. Закидывала ногу на ногу, выставляя крутое бедро, туго натянувшее бархатистую юбочную ткань, и круглое розовое колено. Говорила лукавым, заговорщическим тоном, выжидательно задерживая дыхание где-то в районе солнечного сплетения.
Саша вяло усмехалась, качала головой, переводила взгляд на монитор. И Люба смотрела на нее с долгим ироничным прищуром, будто давая понять, что никакие отпирательства не смогут разбавить сомнениями ее глубокую концентрированную убежденность.
Друзьям – и тем более родственникам – Виталик Сашу не представлял. Не приглашал на территорию своей долгосрочной, фундаментальной жизни. И Саша собиралась поступить так же, однако с Соней все-таки пришлось его познакомить: та, узнав о появлении у подруги «ухажера» с работы, как-то вечером встретила их у выхода из офиса. Ненароком.
– А я иду Темку, младшего своего, забирать с плавания и вот решила заскочить, раз уж практически по пути, – объяснила она свое присутствие, с простодушным любопытством разглядывая Виталика, представленного Сашиным «айти-коллегой».
– И правильно, заскакивайте почаще, – невозмутимо ясным голосом ответил Виталик. – И меня в следующий раз вместе с Темкой на плавание отведите. А то я, бедняжка, сижу целый день за компьютером, спина уже побаливать начала. В моем-то юном возрасте.
Соня бодро кивала, обещала узнать у тренера о наличии места в группе для подрастающих.
– Ну и чего скрывала его от меня? – сказала она потом Саше, заявившись в гости с коробкой нестерпимо химических бананово-ликерных конфет. – Я уж подумала, может, урод какой-нибудь, ну или там странный. А тут такой красавчик. Тебе, наверное, на работе все завидуют.
– На работе не знают, – пожала Саша плечами, обреченно выкладывая конфеты в вазочку.
– Ну как не знают, вы же вместе вечером выходите. Чуть ли не за ручку. А скоро небось съедетесь, будете еще и утром вместе приходить. А там и свадьба не за горами, придется коллегам сообщить.
Саша с досадой подумала, что Соня после трех родов не только расширилась внешне, округлившись в румяное безмятежное солнце с детских рисунков, но и сузилась внутренне. Сжалась сознанием, полностью утопленным в домашних делах. Иначе как можно было предположить, что Саша, которую она знает столько лет, решит связать свою жизнь с воздушно-легким, весенним и абсолютно