Но в целом дни проходили рутинно и ровно. Без странных встреч и тревожных потрясений. Гладкими круглыми боками прокатывались по анимийскому небосводу и беспрепятственно исчезали в потоке времени. В темном окне с гремящими товарными поездами.
В свои редкие выходные Саша старалась как можно больше гулять по городу. В начале августа она наконец выбралась в исторический центр. Заглянула в Морской музей, поднялась на колокольню собора Мизерикордия, неторопливо прошлась по гулким прохладным залам Анимийской художественной галереи. Немного постояла на смотровой площадке Окулус Матрис, наблюдая сверху за кипучей суетливой жизнью порта. А вечер провела на безлюдном пляже – далеко от шумного постылого бара. Пила холодный чай и смотрела на сизую рыбу облака, медленно плывущую по желтоватой небесной реке – в сторону закатного солнца. Рыба разевала пасть, словно стремясь проглотить охристый влажный шар. Но проглотить она так и не успела: солнце безболезненно стекло за линию горизонта. Вместе с безличным, поверхностным, совершенно шаблонным туристическим выходным, не принесшим глубокой радости.
Анимией и ее живописными пригородами Саша любовалась пристально, жадно. С отчаянной остротой. Каждый раз думала, что ей даровано лишь это мгновение, лишь один-единственный красочный кадр вырван для нее из черноты небытия, а что будет дальше – неизвестно. Никакого другого мгновения красоты ей не обещано. И каждый раз Саше хотелось вместить в себя развернувшийся впереди прекрасный вид. Но ни один вид в нее не вмещался. Внутри себя Саша была слишком тесной, слишком ломкой и чахлой для просторных анимийских пейзажей. И она продолжала любоваться с болью этого смутного осознания. Словно ощущая чужую неприступную красоту через саднящую содранную кожу.
А еще Саше казалось, что город все никак не собирается в единое пространство. Не складывается во что-то понятное, целостное. Даже после того, как она стала без карты ориентироваться во всех основных районах, чудесная Анимия продолжала быть для нее отдельными, не подходящими друг другу частями пазла. Возможно, из-за этого Сашу не покидало чувство некоего упущения реальности. Как будто что-то важное стремительно проносилось мимо, словно смазанные лица дорогих людей (Кристины? Отца?) за окном скоростного поезда. И, скользя по своей рутинной обыденности, она то и дело пыталась всматриваться в мелькающие на периферии образы. Пыталась разглядеть их в деталях и найти недостающие фрагменты пазла, чтобы все вокруг сложилось, стало ясным и прочным.
Рутинная обыденность рухнула в середине сентября, когда Сашу уволили с работы. Бочкообразный владелец бара развел руками и как-бы-сочувственно сморщил усатое лоснящееся лицо. Пляжный сезон плавно подходил к концу; туристов, желающих выпить у моря пинту пива или освежающе-мятный коктейль, становилось все меньше, и потребность в Саше отпала. Это логичное и безжалостно-простое объяснение окатило студеной оторопью. В животе холодным и скользким угрем зашевелилось отчаяние. Конечно, Саша предполагала подобный исход, однако почему-то была уверена, что владелец предложит ей и дальше разносить напитки – в его основном, постоянном баре на прилегающей к пляжу улице. Ведь Саша прекрасно отработала эти два с половиной месяца, ни разу не опоздала, всегда была внимательной, сдержанно-приветливой – даже с бесцеремонными и хамоватыми клиентами. Но нет, предложения о словесном продлении черного контракта не последовало.
– Удачи вам с поиском работы. А лучше – с поиском жениха, – сказал хозяин бара, вытирая о скомканный фартук мясистые красноватые руки. – Мой вам искренний совет: найдите себе состоятельного мужа из местных. Вы девушка привлекательная, труда вам это не составит. И ребенка ему сразу родите, чтобы уж наверняка тут закрепиться.
Первые несколько дней после увольнения Саша проходила словно в болотистом ступоре. Оттого, что ее так просто вышвырнули за дверь. Оттого, что она так просто с этим смирилась. Даже не попробовала протестовать. Кивнула с задумчивой медлительностью и ушла, удрученно и как будто беспомощно обхватив себя за плечи. Даже, кажется, перед уходом за что-то поблагодарила из глубины своего внутреннего стылого тумана. И теперь удрученной беспомощной Саше вновь предстоял поиск работы – тернистый и унизительно-бесправный.
Денег оставалось всего на полтора месяца квартирной аренды. В холодильнике лежали только слипшиеся макароны и открытые рыбные консервы из минимаркета EconomDaily. Казалось, еще чуть-чуть, и мутное анимийское будущее сгустится до такой непереносимой степени вязкости, что мечтать и дышать сквозь него станет совсем невозможно.
От безысходности Саша начала просматривать практически все подряд объявления о поиске официантов, продавцов-кассиров, уборщиков. Даже те, что не томились в тепле проверенных сайтов, а дрожали на ветру расклеенными по городу желто-розовыми бумажками – на водосточных трубах и фонарных столбах. Откликнувшись на одну из таких вакансий, Саша пришла в круглосуточный бар. Однако из сбивчивых и весьма размытых объяснений хозяйки довольно быстро поняла, что обслуживание клиентов в этом заведении предполагало не только разнос напитков.
– Думаю, вы нам подойдете, – задумчиво произнесла хозяйка, в очередной раз оглядывая Сашу с головы до ног. – Только улыбайтесь чаще и будьте чуточку раскрепощеннее. – И тут же, увидев, что Саша накинула на плечо ремень сумки и начала пятиться к выходу, она удивленно взмахнула синими накладными ресницами. – Куда вы засобирались? Что не так? Вы ведь деньги можете заработать. Неплохие деньги.
Это собеседование немного отрезвило Сашу, и она стала отбирать объявления более тщательно. Прекратила реагировать на желто-розовые дрожащие приманки. Ограничила поиск надежными сайтами.
С одной из найденных в интернете вакансий ей могло бы повезти: магазин косметики и парфюмерии искал продавщицу «с опытом и приятной внешностью». Опыт у Саши был, приятная внешность тоже. На фотографиях магазин казался вполне приличным: светлым, уютным, глянцево-сиреневым. К тому же он находился на самой окраине Анимии – всего лишь в пятнадцати минутах езды от Сашиной съемной квартиры. И, судя по карте, практически возле автобусной остановки – нужно было только перейти улицу. Однако, явившись по указанному в объявлении адресу, Саша обнаружила наглухо закрытую дверь. Неприветливое и непреклонное молчание. Окна магазина оказались затянуты тяжелым полиэтиленом, сквозь который виднелись валявшийся на полу строительный мусор и опрокинутый стул.
Расстроившись очередной неудаче до жгучего кома в горле, Саша отправилась бродить по городу. Целый день ее бесцельно носило по улицам – будто сорванное ветром объявление о поиске продавщицы-консультантки. Лишь ближе к вечеру Саша замедлила бессмысленный механический шаг, остановилась на какой-то площади. В угрюмой задумчивости опустилась на металлическую влажную скамейку, забрызганную колой. Несколько минут неподвижно сидела, разглядывая лодыжку своей левой ноги, лежащую на колене правой; маленькую царапину между плетеными ремешками босоножки. Саша вдруг поняла, что очень устала. Бессильные, истощенные мысли распадались в голове, словно не состыкованные фрагменты мозаики. Словно не состыкованные части Анимии.
И тут в кармане коротко провибрировал телефон.
На электронную почту пришло письмо от Frux-Travel. Саше «с большим удовольствием» сообщали, что совсем скоро появится подходящая для нее вакансия. Одна из сотрудниц собирается в ближайшее время уйти в декретный отпуск, в связи с чем должно освободиться место встречающего гида. И в следующий четверг в одиннадцать тридцать Саше предлагалось подойти в офис «для выполнения формальностей». Для обсуждения условий и, возможно, подписания контракта.
Прочитав письмо три раза, Саша выключила экран. Взгляд снова безжизненно скользнул вниз, на пыльную босоножку, на поцарапанную щиколотку. А затем провалился еще ниже – на скомканный фантик в подсохшей лужице колы. Внутри по-прежнему тяжело звенела усталая гулкая пустота, бесконечно распадающаяся на части. На множество маленьких гулких пустот. И между ними сквозило разве что легкое удивление – от того, что ей так внезапно и так просто предложили нечто долгожданное, сокровенное.
Саше было странно, что она совсем не чувствует радости. Как будто ее негромкая мечта больше не была мечтой. Не была теплой нутряной драгоценностью. Подсердечным сокровищем. Главным жизненным стержнем. Как будто ее мечта – нелепая? детская? перезрелая? – не доплыла до заветного берега совсем чуть-чуть, схлопнулась, исчезла в темных водах усталости. Закончила свой путь на дне сильно затянувшейся, упрямой юности – затопленным ржавым корабликом.
Но нет, такого не могло быть. Иначе все сразу стало бы абсурдным, совершенно несуразным. Все жизненные смыслы скатались бы в бесформенный ком. Не ради такого исхода Саша жила последние три месяца. Последние двадцать семь лет. С того далекого сентябрьского дня, когда Оля Савицкая принесла в класс ту самую стопку глянцевых фотографий.
Саша подумала, что радость вот-вот должна возникнуть среди внутренних пустот. Должна политься бурным потоком откуда-то из полутемной бездны душевного нутра. Из глубины терпеливого многолетнего ожидания. Да, Саша просто утомилась, ей жарко, душно, тяжело дышать, но это сейчас пройдет. Вот-вот она ощутит прилив воздуха, и крепкая узловатая веревка, туго стягивающая легкие, начнет развязываться. Совсем скоро радость вырвется из полутьмы, свободно польется в сердце. И непременно затопит все сомнения.
Но радость так и не полилась. Безразличные секунды продолжали прошивать время – маленькими удушливыми стежками. Складываться в ровные строчки нескончаемой усталости. Возможно, радость действительно не возникла – даже где-то глубоко, в полутемной скрытой бездне душевного нутра. А возможно, она просто не успела нахлынуть, застыла где-то на подступах к сознанию.