С этого дня бабка начала Варьку учить песням. Как верха брать, как паузу сделать в неожиданном месте, как вторить, как выводить первый голос, опережая и в нужном месте поджидая других.
Варька слушала по радио знаменитых певцов. Они ей казались не живыми людьми, а каким-то вымыслом, чудом. Бабка водила Варьку к священнику, чёрному старику в длинном платье. Священник ставил пластинки на электропроигрыватель.
Иногда в город приезжали артисты. Варька пробиралась в переполненный рыбацкий клуб. Слушала певцов. Певцы держались важно – пели плохо.
Варька пела всё время, даже когда молчала. Просыпалась ночью, залезала на подушку – и давай выводить песню.
Батька её шлепал за это. Она ему мешала спать.
Когда пошла Варька в школу, петь застеснялась. Все поют про ёлки, про гусей, про другое – детское. Варька стоит, молчит. Ей стыдно, – нет в этих песнях ничего: ни щемящей тоски, ни ликующей радости – ничего нет, только звуки пустые, как погремушки.
Ставили Варьке двойку. Варька молчала. Переправляли на тройку. С тем и переходила во второй, в третий класс.
В третьем классе учительница пения Сима Борисовна услышала, как Варька пела на улице.
На уроке она спросила Варьку:
– Ты умеешь петь, а почему не поёшь?
– Не хочу я петь о зубных щётках, – сказала она, отвернувшись угрюмо.
– Да?.. – учительница постучала карандашом по роялю. Спросила, почти не разжав губ: – Что же ты хочешь петь?
– Играйте, – сказала Варька. Уставилась на учительницу тёмными глазами, заполненными острым блеском.
Варька запела сильно.
– Взвейтесь кострами синие ночи, мы, пионеры, – дети рабочих!..
А когда кончила петь, сказала:
– Эту я петь согласна.
– А ещё? – спросила учительница, покусывая полные губы.
– Про степь… Или вот эту. – Варька хлебнула воздух. – Исходила младёшенька все луга и покосы…
Класс сидел тихо. Учительница подыграла Варьке одной рукой.
Несколько следующих уроков учительница с Варькой не разговаривала. Варька, чтобы не обижать её, пела вместе со всеми вполголоса. Учительница больше рассказывала ребятам о музыке и играла сама.
Как-то она оставила Варьку после уроков. Проиграла ей несложную мелодию. Варька села к роялю и повторила её после учительницы. Она схватила её прямо с пальцев.
– Ты училась? – спросила учительница.
– Не-е…
По щекам учительницы пошла тень, сгустилась на скулах в красные пятна.
– Позови мне родителей сейчас же, – сказала она.
Варька заревела, побежала домой. Она била портфелем по деревьям и по заборам. Дома была бабушка. Пашка и Петька дудели под столом и колотили снизу по столешнице палкой, они болели.
– Тебя в школу зовут, – сказала Варька бабушке.
– Нехай, – отмахнулась бабка. – Чи у меня своего дела нет? Мне вон бельё стирать надо.
– Нет, ты поди, – Варька вцепилась в старуху, потянула её за юбку. – Зачем она говорит, что я вру.
Бабка поглядела в заплаканные Варькины глаза. Потом надела свое самое нарядное платье с оборками. Покрыла голову толстой клетчатой шалью и, выпятив грудь и поводя локтями, направилась в школу. В классе пения она без спросу уселась на стул, расправила широченную юбку и только после этого посмотрела на учительницу.
– Говори, милая, не тяни. Мне ещё белье стирать надо.
– Ваша внучка училась музыке? – спросила учительница как можно сдержаннее.
– И-и, милая, – протянула бабка. – На какие такие деньги мы ей рояль купим? У неё одна музыка: Варька, туда! Варька, сюда! Варька, побеги. Варька, носы малым вытри. Вот и все её ноты.
– Учительница молчала, глядела в чёрный рояльный лак на своё отражение. Бабка уселась поудобнее, тронула учительницу за плечо.
– Слышь, девка, сыграй. Мы тебе с Варькой споём в два голоса.
– Что сыграть? – тихо спросила учительница.
– Про фуртуну.
Учительница слабо улыбнулась.
– Я не знаю… Вы пойте, я подберу.
Бабка откашлялась. Сделала несколько вдохов, словно разогреваясь, и повела низом:
– Задула фуртуна на море…
– Ой, люто задула, – подхватила Варька высоко и пугливо.
Они пели о двух рыбаках, об отце и сыне, погибших во время шторма. О старой матери и молодой жене с малым ребёнком. Как молодая жена проклинает море и долю рыбацкую. И убеждает старуха невестку: «Если замуж пойдёшь второй раз, только за рыбака иди. Рыбак твоего сына не обидит, станет любить его, как родного. Иначе нельзя рыбаку – фуртуна задует, погибнет рыбак, останутся его дети, и другие рыбаки станут любить их и жалеть, как родных».
Учительница даже к клавишам не притронулась. Когда бабка и Варька закончили песню, глаза у неё были влажные, в красных обводах.
– И вы не учились, – пробормотала она.
Бабка шумно сморкнулась в большущий, словно наволочка, платок.
– Если бы училась, я бы сейчас в Москве проживала, в самом высоком доме. На лифте бы ездила…
Учительница повернулась к Варьке. Сказала:
– Каждый день будешь оставаться после уроков.
– За что?
Учительница подпёрла руками голову.
– Вот именно, за что?.. – И добавила:—Буду учить тебя музыке.
Варька училась легко. Пальцы у неё были гибкие, сильные. Учительница показывала упражнения и уходила, оставив её одну в пустой школе. Ноты роились в Варькиных глазах, как пчёлы возле летка. Из месяца в месяц она постигала их строй и музыку песен.
В пятом классе весной учительница сказала Варьке:
– Скоро в рыбацком клубе концерт. Ты сыграешь.
– Не буду, – сказала Варька. – Я для себя играю.
– И песни поёшь для себя?
– И песни для себя. Для кого же?
Учительница села к роялю.
– Варька, – сказала она, – я всё время думаю о тебе. Мне не хочется тебе говорить, но я должна. Ты пойми, Варька, талант обязывает служить людям. Тогда он похож на родник. Тогда у него смогут напиться многие. Тогда они смогут унести его в своём сердце. И это будет счастьем для тебя и радостью для других.
Варька уловила в её словах горечь.
– Смешная вы. Плюньте, и всё тут.
– Не понимаешь ты, Варька, – ответила ей учительница.
– А мне наплевать! – Варька поднялась, пошла к двери. – Я на сцене-то онемею, как рыба, а может, зареву. Народ ведь от скуки в клуб ходит. Нешто я их веселить стану.
Когда Варька уходила, обернулась в дверях. Учительница плакала, уронив голову.
Она не перестала учить Варьку, но больше уже не заговаривала с ней ни о таланте, ни о выступлениях в рыбацком клубе.
Зато бабка с тех пор обезумела словно. Она принялась копить деньги на это проклятое пианино. И хвастает на базаре.
– Вы, – говорит, – все тут село, селом и останетесь. Когда Варька моя артисткой станет, я к вам на самолете прилетать буду, чтобы смеяться.
ВАРЬКА РЕВЁТ БЕЗ СТЫДА
Когда Варька пришла домой, на крыльце её встретили Пашка и Петька. Они посмотрели на неё с испугом.
– Тебя ж ведь не драли, чего ж ты ревела? – спросил Пашка. – У тебя всё лицо полосатое. Иди холодной водой умойся.
Петька смотрел на неё и мигал.
– Я знаю, от кого ты плакала. Ты от себя плакала.
Пашка поливал ей из кружки. Петька держал мыло и полотенце. Губы у Варьки были горькими.
– Батька с бабушкой чуть не подрались, – сообщил Пашка. – В школе какой-то отчёт, и деньги нужно выплатить завтра, иначе на батьку в суд подадут.
Отец гладил брюки. Встряхивал их, сбивал пальцем пылинки. На стуле висел его новый выходной костюм. На полу стояли новые сапоги.
– Продавать понесу, – сказал отец. Сказал не зло, с облегчением.
– Где жить станем? – спросила Варька.
– Перебьёмся, – сказал отец. – Самоеды большие уже, в детский сад бегают. Я, Варька, на «Двадцатку» пойду.
– Там механик есть.
– Тогда на другой сейнер пойду. Сегодня капитан Илья флот пригонит, обязательно станет матросов и механиков брать.
Варька чувствовала в отцовских словах уверенность.
Бабка бегала по дому. Хваталась что-то делать. Выскакивала во двор. Лицо у неё двигалось, брови, и уши, и нос, и подбородок, и щёки зажили отдельно, толкались и спорили между собой.
Бабка посмотрела на Варьку с испуганным вздохом.
– Отдай! – крикнула Варька.
Бабка убежала на улицу, но вскоре вернулась спокойная.
– Брось, Петро, – сказала она. – Нешто я допущу, чтобы ты оборванцем ходил. Побудь тут. Принесу тебе деньги. В долг возьму. Отдадим помаленьку.
– Не нужно, – сказал отец. – Перебьёмся.
– Мне лучше знать! – закричала старуха. – Ты, может, в одних исподних с Ксанкой по улице прогуливаться пойдёшь? Хлопцы подросли, теперь тебя и оженить можно. – Бабка накинула на плечи толстый клетчатый платок. Подошла к зеркалу. – Варька, со мной пойдёшь, – приказала она.