Карим опустил взгляд:
— Что это?
На момент ей захотелось спрятать руку за спину, Сафия и сама еще не успела осознать результаты теста. Но какой в этом смысл? И она молча показала ему тест.
— Беременна?
Карим изо всех сил пытался справиться с эмоциями — такими сильными, такими незнакомыми. Гордость. Восторг. Нежность. Страх.
— Ты беременна нашим ребенком?
Он мечтал об этом, но отгонял от себя эти мысли. А теперь… Сафия носит под сердцем его плоть и кровь. Карим медленно вдохнул, пытаясь вобрать в свои легкие достаточно кислорода, — безуспешно. Он не знал, что чувствовать по поводу передачи генов неизвестного отца другому поколению. По поводу создания новой жизни. Лучше сосредоточиться на Сафии.
— Тебе плохо? — Он крепко взял девушку за руки, обеспокоенный ее бледностью. — Пойдем, тебе нужно присесть и отдохнуть.
От ее вздоха сердце забилось с удвоенной частотой. Внезапно Сафия вырвалась и спрятала руки за спину, словно не желая его касаний. Снова эта поза, излучающая горечь и тоску. А ведь Карим уже начал надеяться, что они справились. Она казалась более довольной, более спокойной с ним с тех пор, как они преодолели кризис правления. Начала чаще улыбаться, вести себя более расслабленно не только в постели. У него появилась надежда на то, что их брак сможет сработать. И он давал ей время, предпочитая не давить. И хотя ему хотелось большего, он был готов ждать. Неужели он ошибся? Но нет, ей точно нравилось быть с ним. Такую нежность невозможно сымитировать.
— Сафия?
Она очнулась и вышла из ванной. В гостиной она села в кресло, предпочтя его более удобной софе. Карим налил ей воды.
— Кажется, тебя новость не слишком радует.
В отличие от него. Пережив первое удивление, он испытывал такую радость, что едва мог сдержаться. Сафия… беременна их ребенком. Казалось, эта новость сотрясает все его тело. И даже сомнения о том, сможет ли он быть достойным отцом, отступали перед лицом этого чувства триумфа.
Он смотрел, как она сделала глоток воды и медленно, словно боясь его уронить, поставила стакан на стол.
— Я знаю, мы не говорили о втором ребенке, но…
— Все в порядке, Карим.
Ужасающая пустота в ее глазах окатила ушатом холодной воды и погасила всю радость.
— Я исполню свои обязанности. В конце концов, поэтому ты на мне женился. Я знала, что ты захочешь ребенка. Просто не ожидала, что это произойдет так быстро.
— Сафия? — Где та страстная женщина, какой он ее знал? Та заботливая мать, сердечная королева, соблазнительная жена? — Ты не хочешь ребенка?
Ему уже не удавалось сохранить ровный тон, но Карима это не волновало, его словно сбили с ног.
— Конечно, хочу. — Казалось, она с трудом сдерживает слезы. — Я просто…
Нет, невозможно больше мириться с этими барьерами и дистанцией. Карим осторожно взял ее за подбородок и заставил посмотреть на себя.
— Скажи. — Мягкий, но не принимающий отказа тон.
— Мне просто нужно время, Карим. — Сафия с горестной усмешкой покачала головой. — Ребенок в таком браке, как наш… Не обращай внимания. Просто гормоны.
— Нет. — Он подвинулся ближе, чувствуя, что наконец они коснулись проблемы, которая незримо существовала между ними. — Что ты хотела сказать?
Сафия поджала губы, словно пытаясь сдержать рвущиеся наружу слова, но ей это не удалось.
— Это нормально, что женщины в подобных браках нужны для появления на свет наследников. Просто иногда это… больно.
Карим отшатнулся, чувствуя, как его снова начинают переполнять эмоции, но тут же снова взял себя в руки. В ту ночь, когда он узнал о своем рождении, было очень больно. Его словно лишили какой-то очень важной части. Но сейчас было хуже. Сафии — его Сафии — было больно в их отношениях. А он-то думал, что просто дает ей время.
— Не говори так!
— Почему? Это правда. — Она глубоко дышала, словно приводя в порядок мысли. — Ты хороший человек, Карим. Хороший правитель. И ты чудесно обращаешься с Тареком. Лучше, чем я даже смела надеяться. Не переживай. Со временем я привыкну.
Привыкнет! Словно это обязанности, от которых она не может отказаться. Но разве не так? Сафия вышла за него замуж ради Тарека и своего народа, и поначалу это полностью устраивало Карима. Но не сейчас. Не в силах устоять на месте, Карим пересек комнату и вернулся обратно. Поначалу он говорил себе, что Сафия не заслуживает ничего лучшего. Потом узнал правду и поверил, что, если приложить достаточно усилий, она снова начнет быть к нему неравнодушной и простит ошибки. Но только сейчас, глядя в ее бледное лицо и заострившиеся черты, он полностью осознал глубину ее жертвы. И бессмысленно продолжать отрицать: то, что начиналось как брак по необходимости, превратилось в подарок судьбы. Он опустился на колени и прижал ее руки к сердцу. Невозможно было проигнорировать ее слова о подобных браках, о привычке, сделать вид, что они ничего не значат. Даже если откликнуться на них означало рискнуть всем. Это самая крупная ставка в его жизни, но о проигрыше Карим даже не думал. К тому же и раньше он сдерживался только потому, что не хотел на нее давить.
— Наш брак не ради этого, Сафия.
— Да, он ради будущего. Ради Тарека и…
— Как бы мне ни был важен Тарек, — он старался говорить как можно мягче, — речь не о нем. И даже не о малыше, который сейчас у тебя под сердцем.
— Да, еще есть Ассара. Ты великолепно справляешься.
— И не об Ассаре.
Наконец она подняла голову, и он смог увидеть ее глаза. Как часто ему удавалось довести ее до экстаза и увидеть в них наслаждение. Как часто в них танцевали искорки удовольствия, когда он ездил с ней верхом или когда они все вместе играли с Тареком.
— Я хочу этот брак, Сафия. Я хочу тебя. Всегда хотел. Даже когда делал вид, что это не так.
И сейчас, когда настал момент правды, Карим чувствовал, что это дается ему гораздо легче, чем он думал. Его учили не говорить об эмоциях, словно просто упоминание о них как-то обесценит его мужественность. Что за чушь. Он никогда не чувствовал себя сильнее или решительнее.
— Я люблю тебя, Сафия. Люблю каждой своей клеточкой, каждой мыслью, каждым своим вздохом.
— Не надо! Пожалуйста, не надо!
Сафия попыталась высвободить руки, но он крепко их держал.
— Я бы предпочла слышать правду, чем то, что, как тебе кажется, я хочу услышать.
Она поджала губы, и сердце Карима сжалось. Все ее страдания — из-за него. Потому что он причинил ей боль. И причинял все эти годы.
— Я честен с тобой, Сафия. Впервые в жизни я делюсь своими чувствами. — Он помолчал, давая ей свыкнуться с его словами. — Не знаю, могу ли я когда-нибудь загладить свою вину. За то, что когда-то поверил худшим предположениям о тебе. За то, что ни разу за все эти годы не поинтересовался, как ты.
Он отнес ее на софу и сел, усадив ее себе на колени. Казалось правильным держать ее так, такую мягкую и теплую, в его руках. Он не хотел ее отпускать, а девушка не пыталась освободиться. Хороший знак?
— Мне было так больно, Сафия, потому что, даже когда я не признавался в этом себе, я все еще любил тебя. Но это не оправдание — и у меня нет никаких оправданий. Ты нуждалась во мне, а я развернулся к тебе спиной.
Он осекся, представив, что ей пришлось пережить. В страхе за сестру, горюя об отце, перед лицом необходимости выйти замуж за незнакомца. Темные глаза смотрели прямо на него, и впервые Карим не пытался скрыть свои чувства. Его любовь вырывалась наружу таким потоком, что тот грозил разорвать его изнутри.
— Карим?…
— Это правда, любовь моя.
Он поцеловал ее ладонь, но тут же снова собрался с мыслями. Нужно было сказать еще кое-что.
— Я был горделивым, заносчивым принцем, привыкшим к вниманию женщин, к выполнению моих прихотей. Я видел, что ты неравнодушна ко мне, и воспринял это как должное, даже не задумываясь о чувствах. Если бы тогда я понял, что мои чувства по отношению к тебе были чем-то особенным. Никогда ни к кому я так не относился, как к тебе, Сафия. И когда ты исчезла, меня словно разорвали пополам. Но я винил в этом изменившиеся обстоятельства своей жизни.
Он покачал головой, изумленный своей слепотой.
— Было слишком больно думать о тебе — особенно когда я услышал о твоем браке с Аббасом. Я делал вид, что чувствую ярость, уязвленную гордость из-за того, что поверил в твое неравнодушие.
— Я была неравнодушна, Карим.
Тогда да. А сейчас?
— Когда ты приехала ко мне в Швейцарию, я вел себя как избалованный сопляк, пытаясь причинить тебе боль.
— Тебе удалось. — Она скривила губы, но окрепший голос и снова засиявшие глаза внушили ему надежду.
— Я был слеп, любовь моя. Так много времени мне понадобилось, чтобы понять: это ради тебя я приехал в Ассару. Не потому, что мне была нужна корона, но потому, что хотел быть с тобой. Стать твоим мужем.
Сердце забилось сильнее. Неужели он один этого хотел?
— Ты приехал сюда ради меня?
Карим кивнул, у него не осталось слов. Было сказано все — даже то, о чем он сам не догадывался. Очередь за ней. Поверит ли она ему?
— Потому что ты любил меня?
— Люблю. Я люблю тебя.
Слезы покатились по ее бледным щекам.
— О, милая. Пожалуйста. Не могу видеть твою печаль.
Невыносимо. Неужели своими поступками он уничтожил все, что она когда-то испытывала к нему?
— Глупый. Я плачу от счастья.
— Счастья?
— Да. — Она наконец улыбнулась. — Тебе правда предстоит многое узнать о женщинах.
Карим первый был готов признать ограниченность своего опыта.
— Скажи, — поцеловал он ее ладонь.
— Что я счастлива?
Впервые за долгие годы он ощутил, как из груди исчезло тяжелое ощущение, лежавшее там грузом.
— Я любила тебя все эти годы, Карим, и никогда не переставала.
— А сейчас? — Он не заслуживал ее любви, но отчаянно нуждался в ней. — Я могу жить без короны, Сафия. Без почестей и восхвалений. Но я не могу жить без тебя.
— Тише. — Она приложила пальцы к его губам и крепче прижалась к нему. — Тебе не нужно. Теперь мы есть друг у друга. Я люблю тебя. Всегда любила. И всегда буду.