Скажем, надоели ходики, гирьку отцепи, они и притихнут. Электронные часы не станут мигать, коль отключил питание. А звезды в ночном небе мерцают и мерцают, отсчитывая секунды, и никакая сила их не остановит.
Годы шли, и удержать их не было возможности, да и охоты тоже.
Без Аленушки мир для Арсения Фомича стал пуст. Конечно же, не сидел сиднем, работал, общался с людьми, и было их много, с кем приходилось знаться, но мир был пуст, потому что для него ничего дорогого в нем не осталось. Имея множество знакомств, он был одинок.
Ему было пятьдесят шесть лет, когда случилась та непредвиденная встреча, которая поначалу показалась даже досадной и ненужной для его жизни, которая была больше похожа на медленное, смиренное умирание.
В погожий сентябрьский день хоронили старого журналиста, когда-то известного, обласканного властью, а теперь забытого вкупе с теми страстями, что волновали в кои-то времена честной народ. Никто не задавался вопросом, на каком году жизни умер старик, настолько он выглядел дряхлым. И худ покойник был до невероятности, кожа да кости, должно быть, соки жизни, данные природой этому телу, употребились до последней капли, и только тогда пришло успокоение. И, конечно, в газетном некрологе не было привычного слова - «преждевременно». По причине столь почтенного возраста покойного похороны прошли без единой слезы, без единого скорбного вздоха. Небольшая группа людей, собравшаяся у могилы, с постными лицами следила, как подпитые парни из похоронной службы забили гроб, спустили в яму, закопали и свежий холмик завалили венками, купленными за казенный счет. Только одна женщина положила у изголовья букетик полевых цветов. Корнеев не сосредоточил на ней внимания, только и промелькнула мимолетная мысль, что в долгополом платье и поношенной вязаной кофте тетенька напомнила серую мышь.
Солидные господа, проводившие старика в последний путь, не сразу разошлись, а минут пять постояли в молчании, потупив взгляды. Это были мужчины странно чем-то схожие между собой. Должно быть, и впрямь работа накладывает на людей отпечаток. Старик когда-то был редактором популярной газеты, и на его похороны пришли главы нескольких местных изданий, люди одной с ним профессии. Только маленькая женщина со своим букетиком полевых цветов не вписывалась в этот своеобразный клан. Потому и держалась в сторонке, а, возложив цветы, тут же опять отошла от малочисленной толпы и остановилась у толстенной вековой сосны, доверительно коснувшись рукой ее морщинистой коры.
- Ну, ему отдыхать, а нам работать, - сказал полный мужчина с мясистым лицом и первый надел шляпу.
Он когда-то наследовал кресло покойного и счел нужным не только поместить некролог в своей газете, но и позвонить коллегам по перу, чтобы они придали своим присутствием солидность похоронам. Откликнулись далеко не все, но некоторые все-таки приехали, и полный господин был доволен собой. Без него старика никто и не вспомнил бы. Правда, и он не узнал бы о смерти своего предшественника и учителя, если бы не звонок соседки покойника. А позвонила та самая женщина, что теперь стояла под раскидистой сосной, маленькая и тихая, с искренней печалью на лице. Полный господин, естественно, не помнил о звонке женщины, уже занятый отложенными на короткое время заботами, и прошагал мимо, глянув мельком и отчужденно на унылое существо явно из кладбищенских завсегдатаев! Да и откуда было знать ему, что звонила она? По телефону с ним изъяснялась дама, несомненно, интеллигентная, даже изысканная в манере говорить складно и грамотно.
Как-то так получилось, что Корнеев последним отошел от могилы и чуть отстал от других.
- Арсений, - услышал он рядом.
С недоумением повернув голову, он наткнулся взглядом на близкое лицо женщины и узнал моментально. А ведь столько лет не виделись!
- Здравствуй! - улыбнулась женщина и поспешила выручить Арсения Фомича, по-своему поняв его растерянность. - Анна. Ванеева.
- Да узнал, узнал! - уверил Арсений Фомич. - Здравствуй, здравствуй, Анна Ванеева!
Пепельного цвета кофта и юбка женщины, заметно поношенные, а того более стоптанные туфли говорили о том, что живется ей очень даже небогато. Увидеть Анну Ванееву в таком виде Арсений Фомич и предположить не мог даже при большом старании. Это же Аннушка! Та самая…
- Как ты тут? - наконец-то вырвалось у Арсения Фомича удивление. - Вот уж сюрприз!
Она явно прочитала по глазам все, что минуту назад творилось в душе старого знакомого, и теперь успокоено вздохнула - признал.
- Ну, уж сюрприз!
- Честно, как ты здесь оказалась?
- Дядя Леша был моим соседом. Много-много лет…
- Вот как!… А мы его как коллегу проводили. Надо же! А? Дикое совпадение.
Она шагнула на асфальтированную дорожку, легко и даже как-то по-дружески оттолкнувшись от дерева. Арсений Фомич пристроился рядом, и они неторопливо пошли по аллее. Арсений Фомич сдерживал свое любопытство, хотя очень хотелось узнать, как живется и можется старой знакомой. Она оглянулась на свежий могильный холмик и стала объяснять:
- Раньше я каждый день забегала к нему, что-нибудь приготовлю, уборка там, постирушка. Дядя Леша жил один в трехкомнатной квартире. На одной площадке со мной. К нему только я и приходила из соседей. Других он отвадил. Почему-то не любил. Потом я переехала загород, не каждый раз навестишь, долгая дорога. Да и накладно. Но не забывала. На этот раз застала его в кресле. Говорит: «Еле дождался». Он попросил, и я помогла ему перебраться на кровать. Пошла на кухню, вернулась с чаем, а он уже не дышит. Так легко умер. Даже завидно.
- У него никого из родни?
- Говорил, что всех пережил.
- Когда-то был во славе и силе. С первыми лицами республики дружил. Противников не жалел. Говорят, любил повторять: «Бить надо раз и наповал».
- Я знала его одиноким стариком. И ко мне он был добр.
- Значит, раньше была соседкой, а потом переехала. Почему загород? Могу спросить куда?
- В деревню.
- С чего это вдруг?
- Не вдруг. Так сложились обстоятельства.
- Не представляю тебя в деревне. Потомственная горожанка…
- В городе за квартиру надо платить. Я была без работы.
- Погоди, погоди… А муж? Ты же выходила замуж.
- Ишь ты, помнишь! - почему-то невесело улыбнулась она. - Да, выходила.
- Как же звали твоего мужа? Выскочило из головы.
- Это тебе важно?
- Да, собственно…
- Виктором звали, - все же ответила она, и в голосе прозвучала печальная нотка, но еле уловимая.
- Да, теперь я вспомнил.
Она опустила голову и молчала.
- Я не знаю твоих обстоятельств, - начал Арсений Фомич, досадуя на свое любопытство, - и спрашивать не стану. Хотя догадываюсь. Мне приходилось слышать, что выселяют, если за квартиру не платить.
- Я сама, не стала ждать. Продала и уехала.
- И как там, в деревне?
- Живу потихоньку, подворьем кормлюсь. А тут повезло, работу нашла. В трех километрах от дома частник открыл кирпичный заводик. Рабочим готовлю обеды. Я всегда хорошо готовила. А ты все при журнале, я знаю.
- При журнале, - кивнул Арсений Фомич.
Конечно, за годы, пока не виделись, Ванеева сильно изменилась, но Арсений Фомич сразу отметил - не подурнела. Есть такие женщины, что в любом возрасте обретают свою привлекательность, весьма соответственную летам. Арсений Фомич, как теперь оказалось, хорошо помнил, какой она была в молодости - стройное тугое тело, высокая грудь, сильные, чуть полноватые в икрах ноги, круглое смешливое лицо и светлые пышные волосы - все в ней соответствовало тому, что люди называют русской красотой. Но привлекательная внешность была не единственным достоинством Ванеевой той поры. Ее голубые очень живые глаза смотрели на мир приветливо, с тем внутренним покоем, что бывает у людей духовно устроенных. Она могла озорничать, смеяться, всех тормошить в компании, много танцевать и вообще дурачиться, но когда затевалась толковая беседа, становилась тихой, вдумчивой, удивительно внимательной. Рядом с ней возникало такое ощущение, что она все понимает, улавливает даже самые смутные чувства собеседника.
Кто ее мало знал, попадали под очарование и теряли головы, начинали объясняться в любви, приняв ее участливость за расположение к ним. Тогда глаза Ванеевой принимали стальной оттенок, а на лице появлялась отчужденность и даже какая-то горечь, обида. Она могла тут же подняться и оставить собеседника, не извинившись. Она не нуждалась в любовных признаниях, ей ничего не стоило выбрать поклонника, но хотелось содержательных бесед и не с подругами, а с мужчинами, которых считала умней.
Между Анной и Арсением в те времена возникали чудные беседы, даже теперь почему-то вспомнилось блаженное чувство взаимного понимания. В человеке всего много заложено, за ниточку потянул, ангельское благодушие выудил, еще чуть глубже копнул, нечистого разбудил. Человек безмерен в страстях и мыслях, сам того не знает, что в нем гнездится. Тогдашняя Анна порой своими замечаниями просто-напросто удивляла, открывая в нем особенности, о которых сам не подозревал. Арсений Фомич всегда после бесед с Ванеевой чувствовал себя содержательней и умней.
Конечно, она изменилась, не было тугих щек и озорно вздернутого носика, не было гладкой шеи и чистого высокого лба, но не увяли они, а обрели мягкую бабью пригожесть, чуть печальную, но от того еще более трогательную.
- Значит, все в журнале? - зачем-то повторила она.
- Все при нем. С ума сойти! Как-то увидел на даче подшивки. Накопилось за годы. И знаешь, что подумал? Уже хватает на погребальный костер.
- Что за юмор!
- Черный, по-твоему? Да нет же! Небольшая сенсация - «главный редактор журнала «Кадр» кремирован в пламени изданных им журналов». А что? Оригинально.
- Тебе всегда хотелось быть оригинальным.
- Не всегда, но когда-то была такая слабость.
Дотронувшись до локтя Арсения Фомича, призывая тем следовать за ней, Ванеева свернула с асфальтовой аллеи на узкую дорожку между оградками. Это была часть кладбища с давними захоронениями. У одной из оградок она остановилась. Арсений Фомич не без труда разобрал надпись на мраморной плите и удивленно поглядел на нее.