Отпрыск искренне верил, что мир можно спасти, можно изменить и достичь некоей гармонии. Родитель считал это бредом. Никого и ничего спасать не надо, все давно устроилось, улеглось в русла и течет так, как предрасположено природой.
Неужели за свою историю человек хоть этого не понял? Все пытается перестроить мир на свой лад, муравей. И только хуже делает.
Дикое дерево жизни - сей образ Василий Павлович сам придумал - не надо путать с инфантильными садовыми растениями, которые можно постригать под свой каприз и которые без человеческого ухода тут же одичают, а то и засохнут. Дикое дерево жизни растет без всякого принуждения, распускает ветки, какие хочет, и от свободы, от полной независимости крепнет корнями. Это дерево не нужно опекать, бесполезны попытки его поправить, оно сохранит свои формы в любом случае и отвергнет всякое вмешательство.
Человеку дана только одна возможность устроиться на этом дереве. Сколько места захватил, от тебя зависит. И цивилизация не меняет сути, она приносит только удобства на ветках дикого древа, но принципы жизни остаются неизменными. А принципы заключаются в том, что на дереве всем места не хватает, есть покрепче ветки, а есть и слабые, хочешь удержаться, действуй, ты не спихнешь, тебя спихнут. Этот посыл был фундаментом всех остальных умозаключений Василия Павловича Зыкова. А он любил умозаключения.
А сынок думал иначе, у него одно было измерение - человек. Родитель тут же начинал махать руками, мол, знаю я твои измерения, слышал тысячу раз эту ахинею, сыт по горло. Мол, вся эта философия человеколюбия - одна относительность, фантазии на пустом месте. Глянь, мол, на облака, красиво, а дом на них не построишь. Вот такова и вся филантропия - умиляет, а как всех прокормить? Как всех счастливыми сделать? Ответишь на эти два вопроса, тогда приму твою правду. А нет, катись со своей дурью.
Когда-то Василий Павлович служил инженером на подшипниковом заводе, получал весьма скромную зарплату и не имел никаких перспектив для роста. Место главного инженера занимал молодой человек с отменным здоровьем. А время накатило смутное, начало девяностых, зашевелилась дозволенная частная инициатива, вдоль городских улиц появились пестрые киоски, первые видимые признаки мелкого предпринимательства.
Если другие могут, то почему Василий Павлович должен скромничать? Он стал расспрашивать преуспевающих предпринимателей, как они затевали дело, как находили начальный капитал, как определяли пути к прибыли. Удивило то, с какой охотой новоявленные коммерсанты рассказывали о своем успехе, при этом каждый думал о себе, что он и уникален, и умней других. На самом же деле аналитический ум Василия Павловича легко выявил общие правила или законы делячества, иначе бизнес в начальном его облике назвать было трудно.
Поначалу Василий Павлович стал компаньоном, но длилось это недолго, в один прекрасный день стало ясно, что двум хозяевам в одном деле тесно. Не могут впереди роты идти два старших командира. Один поведет налево, другой - направо, и строй рассыплется. Даже на кухне две хозяйки не поладят, обе будут стараться взять верх. А ситуация была такая.
Бизнес есть бизнес, сердобольные им не занимаются. Василий Павлович оттеснил своего компаньона, человека старой формации, бывшего директора мебельной фабрики, а вскоре вовсе освободился от него, как от ненужного балласта. Не вникнув в суть, сын этот поступок отца назвал подлым и никакие оправдания не принимал.
Посещение Игоря сбило с привычного рабочего ритма, Василий Павлович смерть как не любил отвлеченные мысли, а тут полезла в голову разная чепуха вроде того, что зря он надрывается, нет у него достойного наследника, отпрыск мигом развалит все, что с таким трудом воздвиг отец. И надо бы найти решение.
Именно в эти минуты пришла мысль о том, что прямо-таки необходимо женить своего охламона. Если умная энергичная женщина возьмется за Игоря, да при таком спонсоре, как Василий Павлович, из этого рохли всю блажь можно выбить, как пыль из мешка. Эта внезапно возникшая мечта уже успокоила Василия Павловича, но тут узко открылась дверь, в нее протиснулся долговязый отпрыск и привычно замельтешил руками, как стрекоза крылышками.
- Отец, - обратился с мольбой на лице Игорь, - я же главного не сказал. Ты не мог бы помочь редакции? Там бы провести ремонт, мебель поменять, компьютеры… Старье же все. Пятьдесят лет не было ремонта.
- А с чего это я должен? - удивился Василий Павлович. - Кому это я должен? Кто твой редактор?
Как только Игорь назвал Арсения Фомича, лицо родителя пятнами пошло.
- Сегодня же, - вмиг охрипшим голосом проговорил отец, - пиши заявление. Я тебе запрещаю работать у этого человека. Не послушаешься, ни копейки от меня не получишь больше. Наследства лишу!
- Что он тебе такого сделал, что я должен бежать от него? - растерялся Игорь.
- Сегодня же увольняйся.
- Отец, я не пешка, которую можно передвигать, как вздумается. Я хочу знать, почему должен бежать от человека, который ко мне добр.
- Нашел добряка!
- Чем он так тебе досадил, что простить не можешь?
Откуда было Игорю догадаться, что Василий Павлович пришел в ярость, опасаясь того только, что Корнеев расскажет о подметном письме. Игорь не поймет комсомольского порыва отца и не простит этого поступка. И вообще, Корнеев сильно помешает планам Василия Павловича приручить отпрыска одним только тем, что позволит Игорю заниматься писаниной.
- Досадил? - усмехнулся Василий Павлович. - Я ему не по зубам. Но я свидетель того, как он совратил невинную девушку и бросил. Я ее спас, а так наглоталась бы таблеток. И прощай, молодая и красивая! Случайно оказался рядом.
- Как ее звали?
- Анной.
- Фамилия? - быстро спросил Игорь.
- Ванеева, - машинально под его напором ответил Василий Павлович.
- Он эту девушку отобрал у тебя?
- Что за глупости! - возмутился Василий Павлович. - Ее любил мой друг Витька. Кстати, если бы не Корнеев, Витька жил бы себе да жил.
- Убил на дуэли? - усмехнулся Игорь. - Этот Корнеев?
- Вот ты шутишь да усмехаешься, а ведь я серьезно говорю - уходи. Он тебя прибрал, чтобы мне напакостить. Нет другой причины подбирать тебя. Хоть раз послушайся родителя.
- Чем-то он тебе сильно досадил, я чувствую, - догадался Игорь. - Чем?
- Все! - решительно заявил Василий Павлович, развернул за плечи сына, уперся обеими руками в спину и выставил из кабинета. Игорь не сопротивлялся, потому что был в некоторой растерянности, и весьма удивился, узрев перед собой миловидное личико молодой секретарши. Игорь посмотрел назад, увидел, как захлопнулась дверь, и с удивлением обернулся к девушке.
- Мы не договорили, - сказал он.
Секретарша мило улыбнулась. Но когда Игорь сделал шаг к двери, она решительно встала на пути и трогательным голосом проворковала:
- Только через мой труп.
- Я не успел выяснить, - стал убеждать секретаршу Игорь.
- Хорошо, хорошо, - ласково проговорила секретарша и доверительно коснулась ладошкой груди Игоря. - Хотите кофе? Вы все мне изложите, я запишу и подам Василию Павловичу в печатном виде. Это рационально. Правда же?
Ее улыбку можно было назвать только очаровательной, другие слова меркли при виде этого сияния голубых глаз и ровных зубов. Игорь Зыков смешался, стал отступать к выходу от этой ослепительной улыбки.
- Да, да, - лепетал он. - Конечно, конечно…
Красивых девушек он боялся как привидений.
Утром Зыков с нетерпением отправился на работу, ему понадобилось поговорить с сотрудницей по имени Валя. Игорю почему-то нравилось это имя, о чем он прежде и не догадывался. По дороге вспоминал вчерашний разговор с отцом, и в голове возникали вопросы, на которые нужно было срочно найти ответы.
Отец в гневе называл сына блаженным. Уже в детском саду Игорь отличался необычной отзывчивостью, которая доходила до самоуничижения. В любую минуту мог уступить игрушку, как бы она ему ни нравилась, другому ребенку. За это никогда почему-то не благодарили, должно быть, привыкнув и считая, что он иначе и не должен поступать. Он мог смотреть, как кто-то играет с его игрушкой, и в этом находил странное наслаждение, словно чужая радость согревала каким-то образом душу.
Сколько помнит себя Игорь, отец и мама часто спорили. Отец был старше на десять лет, ей стукнуло семнадцать, когда они поженились. У них был разный опыт жизни и разные взгляды людей неодинакового воспитания. Она росла в обеспеченной семье, будучи дочерью директора крупного завода. Родители же отца Игоря работали на том самом заводе, она уборщицей, он вахтером. Родом они были из деревни, пахали в колхозе, потом уже с ребенком на руках подались в город искать лучшей жизни.
Отец Игоря, Василий Павлович, познакомился с будущей женой на заводском октябрьском вечере. Она в тот год окончила школу, попыталась поступить в театральный институт, но с треском провалилась и вышла замуж за своего настойчивого ухажера. Потом родился Игорь, и учебу пришлось отложить. Мама была довольна замужеством очень недолгое время. На заводе случилась крупная авария, были человеческие жертвы, и маминому отцу дали срок, который он отбывал в низовьях Енисея. Там он нашел другую женщину и остался после освобождения. С бывшей женой не переписывался, но каждый месяц присылал деньги, алименты платил. С дочерью поддерживал связь до самой смерти, но в основном присылал к праздникам открытки. А в одной из них сообщил, что работает директором леспромхоза, числится на хорошем счету, что ему полюбился этот край с охотой и рыбалкой, где даже воздух другой, чище, и просил дочь не осуждать его, невозвращенца, уж такова, видать, его планида.
После суда над бывшим директором в семье будто поселилось лихо, оно все более отдаляло друг от друга маму и папу, семилетний Игорь оказался между ними. Ему было жалко родителей, он чувствовал, до конца не понимая, как несчастливы они и как им тяжело вместе. Отец не продвигался по служебной лестнице и винил в этом жену, мама все больше замыкалась в себе, оттого ее сердечная болезнь усугубилась и привела к смерти.