- Вы извините…
- Да нужны мне твои извинения! Я сразу почувствовал, что ты за орешек. Почуял - не с добром пришел. Копаться начнет - что я, да кто я? Но ничего, ничего! Меня на лопатки не уложить. В начале девяностых, помню, набросились, яко псы лютые. Как только не обзывали! Совок, приспособленец, коммуняка, холуй! Ну, и где они сегодня, эти критики? А я делал кино и делаю. Я ни о чем не жалею. Я прожил богатую событиями жизнь, поездил по земле, повидал страны и континенты, нахожусь в почете и нужды не знаю. А чего Корнеев добился, чистоплюй?
Игорь видел, что Колыханов заметно опьянел, продолжать разговор толку не было, и он поднялся.
- Система его сломала! - размахивал руками Колыханов. - Жертва! Его вызывали. Кто-то настучал! Так, может, я? Как же сразу не догадался! Ведь за этим пришел. Ты же приплелся, заранее думая, что я настучал. Твой Корнеев мне нужен был. Так что стучать резона я не имел. Отца родного спроси. Уж он-то знает!
Колыханов буквально выпроводил Игоря из квартиры, а когда выставил за порог, бросил:
- Вот у него был резон!
И хлопнул дверью.
Колыханов стоял в прихожей и прислушивался к своему состоянию, к тому переполоху, что происходил внутри. Что же он наделал, корреспондент вшивый! Теперь три дня - коту под хвост. Колыханов месяцами держался нормально, а потом срывался, иногда по пустяку, и ровно трое суток пил втемную.
Опасения Вали, что судьба готовит ей новые неприятности, кажется, начинали оправдываться. Игорь вернулся от Колыханова в мрачном настроении. Прошел в кабинет, сел за стол и молча уткнулся в какую-то бумажку. Там читать-то было несколько строк, а он уперся взглядом и не поднимал глаз. Валя выждала, сколько могла, минут пять, и все-таки спросила:
- Как дела?
- Никак, - прямо-таки буркнул Игорь.
И мало того, что на вопрос не ответил, так сразу же поднялся, порывисто двинулся к двери, правда, на пороге все же, видимо, усовестился и бросил:
- Я к шефу.
В кабинет шефа Игорь ворвался в таком волнении, что сметливый Арсений Фомич поднял руку и сказал:
- Не все сразу.
Игорь не ожидал этих слов и сбился с мысли, которая занесла его сюда как вихрь.
- Садись, - опять же спокойно, как врачеватель, попросил Арсений Фомич.
Игорь опустился на стул возле двери.
- Теперь - выдох, - улыбнулся Корнеев. - Начни по порядку. Колыханов тебя выставил? Он не любит тех, кто им не восхищается. Забыл тебя предупредить.
Арсений Фомич осекся, встретив истерзанный, будто изъеденный мукой, взгляд Зыкова.
- Я могу вас спросить? - тихо уточнил Игорь.
- Конечно, - поторопился уверить Арсений Фомич, не понимая, что происходит с парнем.
Сцепив замком пальцы рук на животе и глядя в пол, Игорь проговорил:
- За статью… тогда давно… вас вызывали… я знаю…
- Была трогательная беседа, - подтвердил редактор.
- Кто?
- Что кто?
- Кто донес на вас?
Игорь поднял взгляд на Корнеева, откинув голову, словно ждал выстрела в грудь и собрался мужественно принять пулю.
- Вы обещали, - напомнил Зыков.
Арсений Фомич не отводил взгляда, стараясь не выдать себя, и думал о том, что сказать правду легко, но только не Игорю. Корнеев знал, что другой на месте этого молодого человека плюнул бы и ногой растер, мол, за предков не отвечаю, а для Игоря, судя по всему, это будет ударом. Для него нет срока давности.
- Я не знаю, - само собой возникли слова, которые проговорил Арсений Фомич, глядя на Игоря.
И двигало им только одно - не хотел, чтобы этот чудаковатый парень испытал боль. Корнеев, трогая бумаги на столе, добавил:
- Теперь это ровным счетом и не имеет значения.
- Вы действительно не знаете?
По лицу Арсения Фомича пробежала тень досады.
- Все, Игорь, хватит, - сказал он скучным голосом. - Что-то уж больно мы нынче разговорились. Иди, работай. И у меня тут дел…
Ничего не оставалось Игорю, как подчиниться начальственному слову и уйти со своими сомнениями. Оставшись один, Арсений Фомич пытался вернуться к работе, но ничего не получилось, смотрел на буквы, а они расплывались и не складывались в слова. Намерился позвонить кому-нибудь, да отвлечься разговором, но понял, что притвориться не сможет, не получится. Да и кому звонить? У Анны точно нет телефона. А больше некому.
Валя не понимала, что происходит с Игорем, а он не мог объясниться и только все больше мрачнел. Что, если Колыханов сболтнул по злобе? Кто тогда будет Игорь, если скажет Вале, что нашел стукача? И не было у него другого выхода, как поговорить с родителем предельно откровенно, то есть объясниться на уровне совести, как сам для себя определил.
Доносительство вызывает брезгливое презрение с начала веков.
Пока Игорь мучил себя вопросами, Валя искала причины возникшей между ними недоговоренности, полностью полагаясь на свою - конечно же! - безошибочную женскую интуицию. И она решила, что, прежде всего, надо убедиться в прелестях намеченной невесты, и никакие внутренние уговоры не усмирили бабьего любопытства. Валя узнала адрес офиса Зыкова В. Н., связалась по телефону, дабы удостовериться, что хозяина нет на месте, и пришла в приемную. Конечно же, спросила, у себя ли господин Зыков. Секретарша, естественно, ответила, что нет. Валя посетовала на невезение, обещала зайти позже и ушла. Она долго слепо шагала в людском потоке оживленной улицы, стараясь успокоиться и прийти в себя. Секретарша произвела на нее сокрушающее впечатление. Гвоздева даже не осмеливалась сравнивать себя с этой писаной красавицей. Перед такой дивой ни один мужчина не устоит, тем более Игорь с его неуравновешенной психикой.
Горькими упреками, понимала Валя, только усугубишь свое положение. Терпение и покорность судьбе остаются уделом бедняжке. Мол, я тебе не помеха, поступай, как тебе угодно, только не забывай в счастливые минуты своей жизни, что на земле есть женщина, которая беспрерывно страдает, для которой дни и ночи одинаково непроглядны. Валя даже всплакнула, представив себя заблудшей в лесу овечкой, чье слезное блеяние разве только волк может услышать. Но это же сравнение вызвало невольный смех над собой - уж чего-чего, а овечьего в ее характере не было отроду.
Образ гордой женщины Вале больше пришелся по душе, чем невинная добыча волка. С тем она и утвердилась в себе, чтобы достойно встретить ту минуту, когда Игорь признается, что полюбил другую. Он не уйдет молча, украдкой, потому что совестливый. Валя даже скажет, что искренне желает ему счастья, и в тех словах не будет притворства, потому что она любит Игоря и не хочет ему несчастий, пусть лучше они будут ее долей.
Когда Игорь дозвонился до родителя, тот веселым голосом спросил:
- «Папа, помоги». Так? Сколько? Я с Наташей передам.
- Каждый раз, как звоню, ты сразу о деньгах, - с досадой произнес Игорь. - А у меня к тебе очень серьезный вопрос.
- Знаю я твои серьезные вопросы, - явно поскучнел Василий Павлович. - Что еще тебе?
- Не по телефону.
- Зайди в обед. Я буду у себя.
Должно быть, Наташенька знала о его приходе, потому что оказалась в обеденный час на месте и встретила Игоря с улыбкой.
- Здравствуй! - ответила она по-свойски на приветствие. - У меня к тебе столько вопросов по литературе! Ты обещал…
- Позвонила бы.
- Я постеснялась.
- Ну, это совсем ни к чему.
- Правда? - трогательно восхитилась Наташенька.
И дальше вела себя так, будто между ними уже окончательно установились доверительные отношения, и оттого они свои среди множества чужих людей. Она мило чирикала о том, как ей приснилось намедни, будто они с Игорем едут в поезде и смотрят в окно вагона, а за ним - широкие поля, сплошь усеянные яркими цветами.
- Красиво до жути! - призналась она.
В это время в приемную прошел Корякин, картинно остановился в дверях и сказал, глядя на Игоря:
- Стоит только захотеть, и любая женщина будет у ваших ног.
Он выдержал паузу и добавил:
- Главное - точно попасть в челюсть.
Шутка показалась смешной только Корякину, и он посмеялся один.
Игорь опасливо присмотрелся к этому человеку, и он ему не понравился, потому что много было в нем развязной самоуверенности, однако бывший красавчик, любимец женщин, явно поизносился. Мог бы вести себя скромней. Но сам Корякин так не считал.
В эту минуту заглянула в приемную полная, невеликая ростом женщина с томным лицом. Корякин тут же выпалил:
- Грудь стала больше - жить стало веселей.
Женщина не обратила внимания на Корякина, будто его и не было, спросила Наташеньку:
- Можно?
Она показала глазами на дверь шефа.
- Чуть позже, - ответила Наташенька и тоже глазами показала на Игоря.
- Думала, хоть в обед застану, - вздохнула женщина.
- Тимохина! - строго произнес Корякин. - Почему такая сонная? Опять всю ночь…
- Дурак, - перебила женщина и закрыла дверь.
- Папа ждет, - поспешила сказать Наташенька. - Иди, а я принесу кофе.
Корякин проводил взглядом Игоря.
- Сынок? - спросил он, хотя прекрасно знал, кем Игорь приходится шефу.
Едва ли что-то могло быть в городе такого, о чем менеджер Корякин не был бы осведомлен. Наташенька ничего не ответила. Она прошла в смежную небольшую комнату, но дверь за собой не закрыла. Корякин стоял, привалившись к косяку, и откровенно разглядывал чудную фигурку секретарши в коротком платье, занятую приготовлением кофе.
- Красивая женщина радует мужской взгляд, - сказал он, - некрасивая - женский.
У него была привычка каждый раз изрекать свеженькую остроту с таким видом, будто она возникла экспромтом, а на самом деле он их выуживал в интернете утром и заучивал наизусть перед зеркалом. Старался он для Наташеньки, чтобы выглядеть человеком острого ума.
Наташа глянула на него через плечо, но и на этот раз ничего не сказала, или привыкла к его откровенным взглядам, или совсем не считалась с Корякиным. Он знал об отношениях шефа и секретарши, но это его не останавливало. То, что секретарша спит со своим шефом, - дело обыденное и понятное. Но какой из шефа любовник? Смеху подобно. В неделю раз навещает, а на большее его не хватает. Главное для Корякина - не упустить момент. А уж Корякин не упустит. Всегда начеку.