На досуге надо будет подумать об этом. Вдруг и эта мысль выведет к пониманию Зла?
Зыков прошел в калитку и увидел в проеме распахнувшейся двери дома Анну Семеновну. Оказалось, она заметила его в окно на улице и теперь испуганно спрашивала:
- Что случилось? Почему один?
- Я сам… - замахал руками Игорь, очень огорчившись, что своим появлением испугал женщину. - Ни с кем… ни от кого… по личному делу.
- Гляжу - Игорь! - не могла успокоиться Анна Семеновна. - Так поздно. Не знала, что и думать. Проходи.
На улице к вечеру стало прохладно, а Игорь вышел из дома налегке, в своем неизменном льняном костюме. И вот она - сама благодать! В доме пахло печным теплом и наваристым супом, который стоял в чугунке на загнетке. Телевизор молчал, оказалось - сломался, и тишина Игорю показалась блаженством. Он почему-то очень обрадовался этой тишине и мягкому, непривычному для городского человека теплу, которым веяло от русской печи.
- Уютно у вас, - проговорил он, усаживаясь за стол, за которым когда-то хозяева обедали, отмечали праздники и обсуждали, должно быть, важные семейные вопросы. Анна Семеновна поставила посреди стола хлеб в тарелке. Но Игорь порывисто замахал руками, прося отложить ужин, потому что у него есть очень серьезный разговор. Анна Семеновна согласно кивнула и присела напротив, так что оказались они лицом к лицу и могли смотреть в глаза.
- Я не уйду, - спокойно заявил Игорь, - пока не узнаю правду. Хотя почти уверен - донес отец.
Они молчали, глядя друг на друга. И Анна Семеновна не отвела взгляд.
- Теперь и вы не отрицаете, - сказал Игорь все с тем же странным спокойствием. - Я всегда чувствовал, а в эти дни совсем стало ясно, почему мама умерла так рано. Она вышла за него по любви, а потом ей открылось, какой с нею рядом чужой человек. И сердце не выдержало. Я, Анна Семеновна, мамины глаза помню, а в них - боль. За меня - боль. Он все мамины вещи сразу выбросил и забыл о ней.
- Успокойся, Игорек, - пыталась вразумить Анна Семеновна. - Нельзя так. Не знаю, почему, но нельзя… Он ведь твой родитель.
Спокойно, не мельтеша руками, он стал говорить о том, как отец надумал его женить и какую для этой цели выбрал невесту.
- Он хочет подарить мне свою любовницу, как шубу с плеча.
- Да Бог с тобой, Игорь! Что ты такое говоришь?
- Он в этом ничего плохого не видит. Бог дал человеку ум, душу, плоть. Но появились люди, что выкинули душу, им лишнюю. Он из них, и он, мой отец. Я чувствую - по моим жилам течет его кровь. И это мерзко, будто я прокаженный.
Пытаясь возразить, Анна Семеновна прижала раскрытую ладонь к сердцу, но Игорь поднял руку, умоляя не прерывать его, и вцепился в край столешницы, словно пожелтевшее от времени дерево давало ему силу.
- Я ведь возомнил, что людям открою глаза, - продолжил он исповедь. - Разве не может прийти в голову простое решение, которое приведет к общему согласию? Я надеялся открыть формулу Зла.
- Разве же есть она? - усомнилась Анна Семеновна.
Игорь в большой задумчивости произнес:
- Я теперь знаю, Анна Семеновна, не слова нужны, а поступок.
- Какой еще поступок? - насторожилась Ванеева.
- А такой поступок, чтобы все поняли, что страшен человек без души.
- Какой же поступок надумал?
- Пока у меня в голове нет ничего, но я готов совершить поступок.
Когда-то давно другой юноша говорил Анне что-то подобное. Того юношу звали Арсением. И он был готов отдать жизнь ради счастья всех людей.
- А я как же? - спрашивала девушка. - Я-то ведь не буду счастлива без тебя.
Неужто на земле ничто не исчезает, а все повторяется во времени? И снова приходят чудаки с намерениями что-то менять в этом мире, который сотворен и направлен не по их воле…
Анна Семеновна все-таки покормила ужином гостя. Тот с таким аппетитом накинулся на борщ, что хозяйка несколько успокоилась по поводу «поступка». Проводила до калитки и долго смотрела вслед.
С той минуты как Анна Семеновна узнала о смерти девочки, будто множество мелких и острых зубов вцепилось в сердце, боль не отпускала. Какую же беду пережил бедный Арсений! Посидеть бы, поговорить…
Только подивиться можно тому, как они отчаянно одиноко прожили в одном городе, опутанном телефонными линиями, а не догадались крикнуть в трубку - «Алло!». Пришел бы срок - куда он денется! - померла бы Анна Ванеева, а Арсений и знать не знал бы, что всю свою жизнь не была она ему чужой.
Только пришел на работу Арсений Фомич, только расположился в кресле из карельской березы и убедился, заглянув в настольный еженедельник, что на этот день хлопот не предстоит, как тут же затрезвонил телефон.
- Ты? - удивился Корнеев.
Это была Анна Ванеева. Она рассказала о вчерашнем приезде Игоря к ней, особо остановившись на его желании пойти на «поступок», который крайне для него необходим. Арсений Фомич не сразу понял, чего Анна всполошилась, потом дошло - боится, что руки на себя наложит парень.
- Не придумывай ничего, - отмахнулся Арсений Фомич. - Не хватит у него духа. Поняла?
Отвечать на такой вопрос Ванеева не стала, умолкла. И Арсений Фомич растерялся.
- Ты где? - спросил он. - Алло!
- Мне-то чего придумывать, - тихо сказала она.
Ну, да, напомнила о муже. Виктор, Виктор… Арсений Фомич усиленно старался припомнить его лицо среди гостей Касьяныча, но оно упрямо не всплывало из омута памяти.
- От меня-то что надо? - грустно спросил он.
Тихая просьба Анны поговорить с Игорем как мужчина с мужчиной сильно раздосадовала Корнеева.
- Я нянька ему, что ли? - возмутился он. - У тебя больше нет повода позвонить мне?
- Как нет! - не стала скрывать Анна Ванеева. - Повидаться бы надо, Арсений.
- Вот это другой разговор.
- Но прежде помоги парню, - опять вернулась к своей просьбе. - Я ведь серьезно. Не такой он, как все…
- Да что я не вижу! - недовольно отозвался Арсений Фомич.
- Ты найдешь подход. Я знаю…
- Ну хорошо. Ладно об этом. Пригласила бы в гости. Ты ж нынче повариха. Угостила бы чем. А то я в основном на пельменях сижу.
- Приезжай.
- Когда?
- Когда хочешь, - и прервала разговор.
Так поспешно Анна Семеновна отключилась, потому что увидела в окно заводчика. Хозяин вывалился из машины, как колобок, и засеменил на коротких толстых ножках, уже ругая кого-то визгливым бабьим голосом. И так вот будет до вечера кричать на всех. Молодой же еще, едва за тридцать перевалило, а оброс салом, живот висит до колен - честное слово! - и не подойдет, не поговорит толково, а вопит издалека на рабочих, потом плюхается на стул и начинает куда-то звонить бесконечно, словно весь город знаком. К Анне Семеновне хозяин относился всегда вежливо. А как-то признался:
- Вы на мою покойную маму похожи.
А как и чем - не стал объяснять, но голос прозвучал мягко.
Застыв с трубкой в руке, Арсений Фомич посидел молча, да так и не понял, огорчил Анну тем, что навязался в гости, или она разволновалась и прервала разговор. Почудилось, что голос ее дрогнул.
Чутье не обмануло Корнеева, у Анны Семеновны что-то уж больно закружилась голова, так что в глазах зарябило, и сердце забилось учащенно, словно расшалилось, как непослушное дитя. Да шутка ли! Она всю жизнь вела мысленный разговор с Арсением и не думала, что может продолжить наяву.
Опустившись на табуретку, Анна Семеновна прислушалась и с удивлением поймала себя на мысли, что уже и про Игоря забыла, и про все на свете, только закипевшая вода в большой кастрюле вернула ее к действительности - надо готовить обед, иначе рабочие кирпичами закидают. Ей показалось очень смешной картина расправы голодных кирпичников с нерадивой поварихой, и она прыснула в ладонь. Н-да, нервы!
За своим столом Корнеев тоже немного нервничал, но по другому поводу. Как ему быть? Что делать с этим Игорем? Нотации читать? Смешно и не получится. Поговорить строго? Но у того с психикой явно нестыковка! Выкинет какую-нибудь глупость, потом попрекай себя. И вообще, зачем ему эти заботы? Хотел добра, а получил головную боль. И всегда так! Не принял бы на работу и жил бы спокойно. Но деваться некуда, раз Анне обещал, надо слово сдержать. В кабинет заглянула Валентина - просунула голову в приоткрытую дверь и ждет чего-то.
- Позови Игоря, - попросил редактор.
- Его нет. Он вам не звонил?
- У нас рабочий день начинается в девять, - сурово произнес шеф. - Как это нет на работе?
Выдавив кислую растерянную улыбку, Валентина закрыла дверь. А Корнеев почувствовал уверенность, потому что нашел тон, каким заговорит с Игорем, - ворчливо-начальственный. Лучше всего показать недовольство поведением сотрудника и тем остудить его горячечную голову.
Однако время шло, а звонка не было, и непривычная для него строгая мина с лица Арсения Фомича постепенно сошла, размылась, он это почувствовал. Возникло некоторое беспокойство, уже готов был пойти к Валентине и спросить, что происходит, почему не звонит. А та телефонную трубку из руки не выпускала, но ответа не могла добиться.
Все уладилось, когда возникла перед очами босса унылая фигура Игоря, которая всем своим видом выражала только одно - повинную голову меч не сечет. А поскольку начальственный пыл улетучился, то Арсений Фомич в неосознанном порыве поднялся и шагнул навстречу.
- Проходи. Садись. И давай подробно, спокойно…
Должно быть, испугало бледное лицо Игоря, его измученные глаза и отрешенная вялость в теле, будто находилось оно в крайнем истощении. Корнеев усадил Игоря на один из стульев, что стояли вдоль стены, и сам опустился рядом, что удивило и насторожило.
- К вам Валя приходила, - догадался Зыков.
- Валя! Тут сама Анна Ванеева хлопочет за тебя.
- Я вчера был у нее, - Игорь посмотрел на Корнеева. - Я даже помню, о чем мы говорили. Вы не удивляйтесь, что говорю - «даже помню». У меня в последнее время такой ералаш в голове, что во времени запутался.
- О чем же говорили? - направил разговор Арсений Фомич.