Ожившая надежда — страница 38 из 40

- Славно придумала! Молодец!

- У меня картошка есть, - сказала Анна Семеновна. - Со своего огорода.

- Займись картошкой, - предложил Корнеев, - а я большой спец резать колбасу.

И вот они неспешно занимались каждый своим делом, устроившись так, чтобы удобно было разговаривать. Она сидела на низкой скамеечке, у ног ведро, куда бросала кожуру картошки. Арсений Фомич вспомнил, точно на такой лавочке мама доила корову. Он примостился за столом, ловко орудовал ножом, кусочки ветчины и колбасы обкладывал зеленью, затем показывал готовое блюдо Анне Семеновне. У него так искусно получалось, что она только хвалила.

Постелили вдвоем скатерть на стол, носили и ставили тарелки с едой, присаживались на кухне и снова принимались за готовку, а беседа текла, что ручей, сама по себе. А началось с того, что стали выяснять, сколько ж лет не виделись, и поразились сами тому, как был велик этот срок.

- Расстались парень с девушкой, - посмеялась Анна Семеновна, - а встретились старички.

- Мы не молоды, но и не стары, - не согласился Арсений Фомич. - И давай не кряхтеть. Я считаю, что старости нет, есть дряхлость.

И тут они согласно поговорили о том, что в каждую пору жизни человек мыслями и чувствами должен соответствовать своему возрасту, тогда и желания будут посильными, и свет будет мил. Анну Семеновну охватило чувство, от которого больно и сладко заныло сердце, а почудилось ей, будто Арсений из тридцатилетней давности пришел к ней прежним, только немножко волосы поседели. Она понесла на стол очередное блюдо, да не какое-то, а с красной рыбой, семгой. Там вытерла кулачком выступившие слезы, и уже спокойная вернулась в кухню.

- А ведь ты мало изменился, Арсений, - заметила она. - Я не о внешнем…

- Мне нельзя меняться, - сказал он, не оборачиваясь.

- А это еще почему?

- Аленушка не узнает при встрече.

И дальше обоим захотелось помолчать. Она занялась картошкой, бросила в закипевшую воду, а Корнеев закончил последний салат. Вспомнили, что есть еще повод выпить вина - за встречу. И только стали устраиваться за столом друг против друга, как послышались на крыльце шаги, потом кто-то громко постучал в дверь и тут же ее распахнул. На пороге стоял Игорь, а из-за него выглядывала смеющаяся Валя.

- С наступающим Новым годом! - в два голоса прокричали они и вошли в дом.

Анна Семеновна суматошно поспешила навстречу, приняла цветы, поцеловалась с Валей, схватилась свободной рукой за сумку, но тут прозвучал приказной голос Корнеева, который появился из-за перегородки, разделявшей горницу от прихожей и кухни:

- Мыть руки и к столу!

- Арсений Фомич! - явно обрадовался Игорь.

- Я так и знала, - воскликнула Валя, - что вы здесь!

- Вам что сказано? - напомнил строгий начальник. - К столу! К столу! Картошка стынет.

В доме стало шумно, Валя рассказывала, как они хотели пригласить к себе Анну Семеновну, а потом решили сами ехать, Игорь во всем соглашался с Валей и почему-то повторял ее слова - «Игорь говорит мне…», «Да, я говорю ей…», «Я ему предлагаю…», «Да, она мне предлагает…» Анна Семеновна смеялась, счастливые люди всегда немножко смешны, а Корнеев терпеливо ждал, пока молодые скидывали куртки, мыли руки и скамью пристраивали к столу. Сели рядом, умолкли. Хрусталя у Анны Семеновны не было, но нашлись два граненых стакана и две чайные чашки. Вот их и наполнил сухим вином Корнеев.

Игорь не узнавал своего начальника - всегда собранного, сдержанного, чуть отстраненного и будто застегнутого на все пуговицы. А тут что-то пообмякло, видать, на душе, и сидел он простецким мужиком, отмахавшим день косой и захотевшим расслабиться в разговоре.

И Анна Семеновна Зыкову показалась странной. Она была оживлена и будто светилась изнутри. Ее лицо заново открылось Игорю, а прежде пряталось за какой-то призрачной пеленой обыденности, как за вуалью. Игорю же думалось, что эта женщина живет покорно судьбе, незлобиво относясь ко всему на белом свете и никого в своих бедах не виня, оттого облик ее остается трогательно мягким, без уродливых морщин, непременно проступающих с возрастом на лицах завистливых людей. Но в этот вечер на лице женщины не было покоя, оно постоянно менялось от каких-то внутренних живительных переживаний. И глаза светились.

Только поднялся Арсений Фомич тост предложить, как послышались за дверью шаги.

- Ухажер пришел, - сказала Анна Семеновна, поднимаясь.

Она вышла в сенцы, где с еловой веткой в руке стоял серьезный Тишка.

- У тебя гости, - сказал он. - Заходить не буду. Рюмочку вынеси, я выпью за наступающий… Закусь ни к чему.

Вернувшись в дом, Анна Семеновна спросила гостей, есть ли водка или только сухое вино привезли. Оказалось, что сорокаградусную никто не прихватил, не видя в ней нужды. Анна Семеновна принесла из кухни эмалированную объемистую кружку, попросила разрешения, наполнила до края и вынесла ожидавшему Тишке.

- Что это? - принюхался он.

- Хорошее вино, - похвалила Анна Семеновна.

- Я кислятину не пью, - обиделся Тишка и вернул кружку.

Он ушел, всем своим видом показывая, что глубоко оскорблен таким издевательским отношением к себе. Анна Семеновна даже растерялась, вернулась в дом, поставила полную кружку на кухонный стол и сказала гостям:

- Сухое не пьет.

- А кто это? - спросил Корнеев.

- Да Тишка. Алкашик.

- Гордый, - заметила Валя.

И снова со стаканом в руке Арсений Фомич поднялся, все умолкли, а он откашлялся в кулак и не успел слова сказать, как по окнам полоснул яркий свет, прямо ослепительный. Вале было ближе, она подалась к окну и поверх занавески выглянула во двор.

- Какая-то машина, - сообщила она. - Большая.

- A-а, есть у нас тут богач, - отмахнулась Анна Семеновна.

- Но она остановилась, - заметила Валя.

- Не туда заехал, - предположила Анна Семеновна. - Ничего, выедет, не заблудится.

- Выпьем вот за что, молодежь, - предложил Арсений Фомич. - Мы с Анной Семеновной давние знакомые. Но случилось так, что пути-дороги разошлись наши. Я уж думал - навсегда. Но есть высшая справедливость. Есть. И нашлись мы. И есть мы. И вы нашлись. И есть вы. Давайте с этой верой жить. За справедливость! За встречу!

Но не дано было им и на этот раз выпить. Кто-то требовательно постучал в дверь.

- Вернулся твой ухажер, Анна, - предположил Арсений Фомич.

- Изменил принципу, - уточнила Валя. - Трудно ему далось!

- Не похоже, что он, - усомнилась Ванеева и направилась к двери.

А та уже распахнулась, и порог переступил Василий Павлович Зыков. Чуть не столкнулись, оба растерянно застыли. Анна Семеновна уж никак не ожидала такого гостя, а Василий Павлович предположить не мог, что увидит за одним столом и сына, и Корнеева, и женщину, о которой тут же догадался - кто. Уже хорошо, что не мымра кривоносая. Неизвестно, сколько длилось бы растерянное молчание, если бы Корнеев не крикнул:

- Проходи, не стесняйся!

- Может, я не ко времени? - не решался идти к столу Василий Павлович.

- Ничего, ничего, - подал голос Корнеев. - Не заблудился, сюда ехал. Хозяйка, посуды не хватает.

Он был добродушно приветлив.

- Что ж я найду-то? - озаботилась хозяйка.

- А кружка? - находчиво напомнила Валя, вскочила и с кухонного стола принесла кружку.

Вкрадчивым взглядом ухватил Василий Петрович фигуру Вали. Конечно, такая могла окрутить неопытного отпрыска без усилий. Очень уж была в движениях мягкой, гибкой, словом - женственной. Анна Семеновна усадила Василия Павловича на свое место, а сама пристроилась на лавку рядом с Игорем. Заметила, что какой-то он странный, будто судорогой свело лицо.

Василий Павлович смотрел на Валю, потом повел взглядом по гостям, сказал с улыбкой:

- Познакомили бы…

- Ой, извини! - вырвалось у Анны Семеновны, как у воспитанной хозяйки. - Это я оплошала.

Игорь молча отвел глаза в угол, а Валя уверенно и открыто смотрела на будущего свекра.

- Твоя невестка, считай, - сообщила Анна Семеновна. - Валентина.

- Василий Павлович, - назвался будущий свекор.

Валя не видела в его взгляде враждебности, потому улыбнулась и сказала:

- Очень приятно!

- Так что, Василий, пополнения жди, - разошлась Анна Семеновна, чувствуя, что от старшего Зыкова нет повода ждать неприятности. - Кого ты хочешь больше? Внучку или внука?

Теперь Василий Павлович пристальней пригляделся к Вале, вернее, к ее талии. А она намеренно провела ладонью по уже наметившемуся животу. Игорь, напряженно застыв, ждал слов отца. Тот, умеющий скрывать чувства, деловито спросил:

- Расписались?

- Нет еще, - ответила Валя, - но собираемся. Если вы не против.

Нет, все-таки Валя не согласна, врать плохо, однако иногда очень даже полезно. Она увидела, как ее слова понравились старшему Зыкову.

- Смотри, сын, - строго сказал Василий Павлович. - Чтоб все было по-честному.

И перевел взгляд на Валю, мол, как я его? Василий Павлович преисполнился благородным чувством ответственности за внука, который уже есть и скоро появится на белый свет с победным криком, да и будет самым дорогим существом. Только родись, а уж дед позаботится о тебе, поднимет на ноги, научит жизни и наследство оставит. Неужто под Новый год и впрямь сбываются самые сокровенные пожелания? Что ни говори, а везет Василию Павловичу!

С приходом отца Игорь был очень занят, буйные страсти боролись в нем, и мысли в голове носились метельно. С одной стороны, не мог он оставаться за одним столом с родителем и делать вид, что между ними все ладно. Должен встать и уйти. Иначе он не принципиальный человек, а тряпка. С другой стороны, Игорь не мог так поступить, потому что испортил бы новогодний вечер, всем стало бы нехорошо от его мальчишеского протеста. Представил, как огорчится Анна Семеновна, как воспримет Арсений Фомич, а Валя… Это даже представить невозможно, как ей будет плохо. Оставаться за столом нельзя и уйти он не может. Что же делать?

И тут Василий Павлович, по лицу Игоря догадавшись о его настроении, пошел на рискованный и отважный шаг, он с искренним раскаянием в голосе произнес: