- Прости меня, сын, за ту девицу. Я в ней ошибся, оказалась обычной вертихвосткой. Уволил!
И уже обращаясь ко всем, доверительно продолжил:
- Я о своей бывшей секретарше. Кто-то сплетню пустил - мало ли врагов! - что она моя любовница. Донесли Игорю. Он поверил. Но она ж мне не в дочки, во внучки годится. Ну не потерял же я совсем совесть!
Получилось очень убедительно, особенно вздох. Теперь надо было действовать дальше - куй железо, пока горячо. И Василий Павлович даже с какой-то обидой продолжил:
- Колыханов опять же наговорил всякого. А мой Игорь ему поверил. И виноват отец во всем, хоть пожизненное давай. Ну как так можно? Анна, Арсений, хоть вы скажите ему.
За столом стало тихо. Игорь сидел, сильно ссутулившись, голова повисла как тряпичная, Валя обняла его и встревоженно смотрела то на Анну Семеновну, то на Арсения Павловича, ждала ответа. Те сидели, опустив головы. Один Василий Павлович был светел лицом, на котором одно только и читалось, как он жаждет правды. Риск - благородное дело. Василий Павлович поднялся и предложил:
- Вы потолкуйте, а я сбегаю… Тоже ведь привез кое-что к столу.
Теперь можно было выбраться из-за стола, направиться к двери и выскочить на улицу, что и сделал Василий Павлович, чтобы отдышаться и оценить ситуацию. После его ухода Игорь будто ожил, вскинул голову, одной рукой замахал в сторону Корнеева, другой - Анны Ванеевой и жалобным голосом просил:
- Только ничего не говорите. Я знаю, что вы скажете. Помню, вы уже говорили. Дайте подумать. Мне надо подумать.
- Хорошо, хорошо, - успокаивала его Валя, обнимая.
Арсений Фомич, будто ничего и не было, а шел обычный застольный разговор, стал рассказывать случай из детства.
Мечта этим новогодним вечером напиться в стельку таяла. Тишка поносил судьбу самыми гнусными словами. Почему одним только хорошо, а другим только плохо? Отовсюду его гнали, просили хоть на этот вечер оставить в покое. Домов-то в деревне раз-два и обчелся, и он уже трижды стучал в каждый. По первому разу угостили, правда, за порог не пустив. Второй раз уже не все налили. А по третьему разу ничего не вышло. Гнали - «Совесть же надо иметь?» А при чем тут совесть, если выпить хочется? Его сильно мучила жажда, и только по этой причине готов был согласиться на кружку кислятины, которую предлагала Ванеева. Вот и направился к ее дому, придушив гордыню.
Но когда увидел возле калитки здоровенный внедорожник, то обомлел. На таких машинах ездят только те, у кого кошелек трещит по швам от долларов. Да что ж она за птица, эта баба, если к ней приезжают на таких тачках? Тишка подкрался к окну дома и через щель между занавесками увидел за столом посреди горницы людей. О чем-то говорили, но слов не разобрать было. Тут один из мужиков поднялся и направился к двери. И только Тишка выбежал из калитки, как вышел на улицу этот мужик. Оказался хозяином машины. А Тишка замешкался и очутился как раз возле автомобиля. Вот и посыпались на него угрозы:
- Чего тут крутишься? Руки вырву, если коснешься авто. Убирайся прочь!
Мелкой рысцой Тишка отбежал подальше и не стал возникать, понимая, ничем хорошим для него это не кончится. Молча ругался и скрипел зубами от ненависти и своего полного бессилия.
- Пристрелю, - пригрозил мужик. - Понял?
- Глотка жалко, - праведно укорил Тишка, услышав, как звякнули в сумке бутылки.
Но мужик пошел в дом. Ему было не до Тишки. У него своя забота. Как повели себя Ванеева и Корнеев? Они-то знали правду. Но если откроют ее Игорю, то как это называется? Донос. И никак иначе. Какие ж тогда они благородные да порядочные, какими считают себя? Василий Зыков как раз и рассчитывал на благородство, решившись за столом на рискованный шаг.
Он с порога понял, что не ошибся, услышав веселый голос Корнеева. Он рассказывал, как мальчишкой заблудился в лесу, а тут появилась Баба-яга с клюкой и вывела его на опушку. Он жил года два в полной уверенности, что Баба-яга не сказочный персонаж, пока впервые не оказался в соседней деревне и не встретил старушку со знакомым сучковатым посохом в руке.
Все посмеялись. В это время подошел к столу Василий Павлович с бутылкой дорогого коньяка, сел и вывинтил пробку.
- Старый год-то надо проводить, - сказал добродушно он. - А то обидится.
- Надо, надо, - закивала Валя. - Не стоит его обижать.
Все были настроены по-хорошему, заметил Василий Павлович и почувствовал себя уверенно. Один Игорь сидел понуро и разглядывал свои руки, будто не узнавал, но для Зыкова старшего не имело значения его теперешнее настроение, потому что дорогу к сыну цветочками осыплет женщина, сидевшая рядом.
С каждой минутой вчера еще незнакомая Валя все больше нравилась Василию Павловичу. И главное ведь что? Смотрит на него с любопытством, но очень даже добрыми глазами, в которых нет ни малейшего неприятия. Значит, вполне могут невестка и свекор подружиться для жизненной пользы Игоря.
Поглядывая на Василия Павловича, Валентина думала, что в человеке много нехорошего. Себе самой иногда удивляешься - и откуда столько злости или глупых мыслей? Святых людей нет, лошадь на четырех ногах, и та спотыкается. Надо бы поговорить с Василием Павловичем, чтобы хоть он не сердился на сына, что тот напраслину на него наплел, а постарался понять. Тогда и тот навстречу пойдет. И Валентине в мечтах увиделось полное согласие между отцом и сыном, которое принесет она, любимая супруга и милая невестка.
Иные, истинно мятежные чувства будоражили Тишку. Он вспомнил, как ходил по этой улице в опрятном костюме и с учительским портфелем в руке, все с ним здоровались уважительно, спрашивали о своих детях и зазывали в гости. Былое благополучие корова языком слизала, следа не осталось. А кто виноват? Кто поломал его жизнь? Те, кто жирует сегодня. Это они появились в девяностые годы и сделали безработным бобылем Тишку. Ты пропадай, мол, а мы будем ананасы жрать! Не-е, он им аппетит испортит. Он им такое устроит, что мало не покажется! Он этим вредителям речугу толкнет такую, что они рты разинут и закрыть забудут. А для пущей острастки еще и окна побьет. В холоде не посидят, разбегутся. Ужо!
И он двинулся к дому «мадам», подобрался и прильнул к окну, между занавесками разглядев сидевших гостей за столом. И надо же было угадать ему к тому моменту, когда все в дружном согласии подняли стаканы да чашки, а один даже большую кружку, и стали пить. В глазах Тишки потемнело, в горле так пересохло, что дышать стало трудно, и такая злоба замутила мозг, что рука сама полезла в карман.
- Счас я вам устрою, - шептал он, чувствуя озноб по всему телу. - Счас…
Он чиркнул спичкой и поднес огонек к торчащему между бревен клочку мха. Даже не ожидал того, как стремительно поползло поначалу игривое, чуть приметное пламя по иссохшим за многие десятки лет бревнам, как под стрехами налилось краснотой и зашумело.
- Горим! - первая всполошилась Валентина, вскочила и стала толкать ничего не понимающего Игоря к выходу.
- Документы, Анна! - крикнул Корнеев и подождал ее, пока она металась уже с сумочкой в руке, потом нашла подаренную книгу, прижала к груди и побежала к двери.
Василий Павлович схватил свою туго набитую торбу, что стояла у порога, и помог Валентине спуститься с крыльца, руку подал. Последним выскочил из горящего дома Корнеев. Прошло не больше минуты, а пламя уже охватило весь дом и огромным столбом рвалось вверх с таким гулом, словно началось извержение. Василий Павлович отогнал машину подальше от пекла. Игорь прижимал к себе Валю и зачарованно смотрел на огонь, не видел он прежде такого бешеного разгула стихии. Анна Ванеева и Арсений Корнеев стояли рядом и молча глядели на пламя, которое жадно пожирало дом. Тишка успел отбежать к изгороди, перевалился через прясло, плюхнулся на лежавшие там сопрелые уже доски, но подняться сил не хватило, и он закрыл глаза, притаился. Было жарко, правда, с одного боку. Но Тишка терпел.
Неожиданно пушечно хлопнула бутылка шампанского. Василий Павлович показал на свои ручные часы и крикнул сквозь грохот огня:
- С Новым годом, дамы и господа! С Новым годом!
Он поднес бутылку Валентине и та, недолго думая, отпила глоточек, передала шампанское Игорю, тот тоже глотнув, протянул Анне Семеновне, та жадно сделала три глотка и выставила руку с бутылкой. Корнеев и Зыков потянулись одновременно, руки застыли возле бутылки. Возникла этакая немая сцена, но Анна Семеновна выбрала Корнеева и ему подала шампанское. Арсений Фомич видел, как судорожно дернулось лицо Василия Павловича, и нашел выход. Он спокойно отпил вина и чуть торжественно вручил бутылку Гвоздевой со словами:
- Поднеси будущему свекру, Валентина!
Получилось, что не из его рук. Все облегченно засмеялись, а Василий Павлович схватил бутылку и обрадовано закричал:
- С Новым годом!
Из темноты возникли какие-то пьяные мужики и бабы, расплескивая воду в ведрах, но крыша уже обвалилась, поздно было тушить. Несколько детей - много ли их в полуживой деревне! - стояли молча и смотрели на пламя, которое поднималось до облаков. На задах огорода в стороне от людей безмятежно спал Тишка на досках, и что-то приятное снилось ему, потому что на плоском лице его проступила блаженная улыбка.
Надо было ехать в город.
Будущую невестку Василий Павлович усадил на переднее сиденье, рядом с собой, остальные устроились позади. Валентина вообще-то никогда не ездила на такой дорогущей машине. Оказалось, что это не так уж плохо. Прежний муж имел «Москвич». Так разве сравнишь! Но главным для Валентины было то, что она чувствовала себя на месте, словно век ездила в иномарках. Окажется в загородном коттедже свекра и тоже наверняка привыкнет с первой минуты, будто так и должно быть - она у себя дома. А это означает, что родилась Валентина Гвоздева для безбедной жизни, да не сразу на свою дорогу вышла. Однако грезы о будущем ее только тешили, а на самом деле Валя готова была идти и по тернистому пути с Игорем, дороже которого ничего быть не могло. Но ехать в роскошной машине с милым все-таки лучше, чем иди тернием.