- Господи, Боже ж ты мой! Да что же это такое?
Василий обеими руками оттолкнул Арсения и побежал вниз. Казалось, вот-вот споткнется и упадет, но все обошлось.
Никому Арсений не стал рассказывать об этом случае, даже Анне. Но как-то иначе стал относиться к Василию, серьезней, что ли. Прежде причислял Василия к простоватым парням, с которыми и поговорить-то не о чем. Но не может быть прост и примитивен человек, в душе которого живет большая любовь. Даже нечто трагическое увидел Арсений в неприметной фигуре Василия Зыкова.
И буквально в тот же день Арсения вызвали в деканат. В приемной сидел в сером костюме импортного пошива молодой человек, явно ровесник.
Секретарша декана, кивая на гостя, сказала:
- Товарищ к тебе, Корнеев.
- Спасибо, - вежливо поблагодарил посетитель секретаршу и уже все внимание обратил на Арсения. - Надо поговорить.
Уже в коридоре сообщил:
- Я сказал - из горкома комсомола. Так что можешь не беспокоиться.
И выставил перед глазами Арсения свой документ.
- Валерий, - дополнительно назвался лейтенант. - Может, выйдем на улицу?
- Ну, мне называться излишне, - ответил Арсений. - Я правильно догадываюсь?
Они пошли пешком по нелюдной улице в сторону недалекого вокзала. Он начал разговор.
- С твоим личным делом ознакомился. Крестьянин по рождению. От земли, так сказать. Отец погиб на войне. Мать колхозная труженица. Сам похвально отслужил армию. Гвардии сержант. Опять же примерный студент. Перспективный. Все прекрасно. Вот и не могу понять!
- Чего же?
- Что тебе еще надо?
- Да вроде я и не прошу ничего.
- Ты же наш, советский. Я это чувствую. Не какой-то там Синявский или Даниэль. Диссиденты! Но они там, за бугром, выживут, а ты там задохнешься. Они смогут, а ты не сможешь без Родины.
И он умолк. Молчал долго. Вышли на вокзальную площадь. Видимо, прибыл пассажирский поезд, потому что на площадь высыпало много народа с вещами и устремилось к автобусной остановке и стоянке такси. Никто не обращал внимания на двух молодых людей, молча идущих рядом.
- Да, статейку я прочел, Арсений, - сказал лейтенант, будто вспомнил.
- Какую статейку?
- Твою. У тебя получается. Есть слог, стиль. Я в этом секу.
- Ну, какой там слог! - не согласился Арсений. - Эту статью я тоже читал. Не помню, кто подсунул.
- «Читал», - тонко улыбнулся лейтенант. - Не сам ли писал?
- На самом деле? - постарался выразить удивление Арсений. - Донесли, что я написал? А если поклеп?
- Я не за тем пришел, чтобы выяснять - ты или не ты, - сухо сказал лейтенант. - И не валяй Ваньку.
- Если не за тем пришел, то зачем? - спросил Арсений.
- Ты же хороший парень! - воскликнул лейтенант и, похоже, искренне. - Куда лезешь?
- Никуда я не лезу. В своей статье не нахожу никакой крамолы. Написал, что думаю.
Арсений собирался послать статью Брежневу, потому просил Анну напечатать один экземпляр. И она не стала бы без спроса что-то делать. А что Римма нашла, Арсений не знал. У лейтенанта была своя версия.
- Знаю, кто тебя сбивает с верного пути, - сказал он. - Устроил в доме сборища.
- Ну какие это сборища! Люди встречаются, говорят…
- Да знаю я эти разговоры! Он же молчит больше. Вот и весь вопрос, о чем молчит? С тобой-то откровенен.
- Лейтенант, - усмехнулся Арсений, - не пытайся, я в стукачи не гожусь.
- Тогда передай, если сильно тоскует по тем местам, где побывал, можно вернуть.
- Касьяныч ни при чем. Уж в это поверь.
- Не знаю, как ты его называешь, но это враг.
И Арсений увидел близко глаза этого человека - они смотрели, не мигая. Этого можно добиться долгой тренировкой, и срабатывает недурно, однако Корнеев был не из робкого десятка. Он прикинул, что ему грозит. Чего он Синявского вспомнил? Могут, что ли, выдворить из страны?
И, словно угадав его мысли, лейтенант усмехнулся, отвел взгляд в сторону и сказал скучающим, тоже натренированным, видать, тоном:
- Значит, по-твоему, Коммунизм строить не надо? Как такое может прийти в голову, если человек здоров? Возможно, ты нуждаешься в психиатрическом лечении?
Арсений слышал, что так называемых «инакомыслящих» устраивали в дурдомы.
- Похоже, начались угрозы? - спросил он спокойно.
- Я тебе добра хочу, Арсений, - неожиданно сказал лейтенант и, похоже, искренно. - И знаешь почему? Потому что мы с тобой в окопах будем рядом. Брось фигней заниматься и других толкать… В горкоме с тобой побеседуют. Чего-то ты не понимаешь. С Ванеевой вопрос сложней.
- Она ребенок, не трогайте ее, умоляю.
- Есть статья Уголовного кодекса - агитация и пропаганда с целью подрыва советского общества и государства. Она печатала и распространяла антисоветский материал.
- Бред какой-то, - растерянно произнес Арсений.
Лейтенант сказал жестким голосом:
- Бред не бред, а лет семь лагерей строгого режима светит. Этого хочешь? Хочешь, чтоб сибирские морозы перевоспитали. Отправят с бригадой лесорубов в тайгу. Одну с мужиками, с уголовниками. Этого хочешь? Не жалко девчонку?
Он молча смотрел на Арсения немигающими глазами.
- А ты чего хочешь от меня? - напрямую спросил Арсений.
- Забудь старые знакомства. Начисто забудь! Советую по-дружески. Особенно девчонку. Она без тебя не будет печатать всякую чушь. Обещаешь забыть?
- Оставите ее в покое?
Лейтенант обещал дела не заводить. Арсений дал слово «забыть». И на том беседа завершилась. Правда, уже отойдя на расстояние, лейтенант обернулся и сказал:
- А Коммунизм мы построим, Арсений.
И пошел дальше.
Касьянычу, конечно же, Арсений во всех подробностях рассказал об этом свидании. И, угрюмо помолчав, добавил:
- Погублю Анну, себе не прощу.
Со времени знакомства с Арсением времени прошло с месяц. Анна чувствовала, что впервые за свою короткую жизнь какие-то хорошие надежды осветили душу, будто в пасмурном храме зажгли все свечи. Она никогда не унывала и прежде, но судьба не особенно ее баловала. Мама родила уже в свои сорок пять лет, скорее всего - потеряв надежду выйти замуж и пугаясь одинокой старости. В четырнадцать девочка осталась сиротой, мать умерла от почечной болезни. Сирота оказалась на попечении сердобольной бабы Дуни, переехавшей из деревни в однокомнатную квартиру, доставшуюся Анне в наследство. Об отце Анна так ничего и не выяснила. Баба Дуня старела, уже не могла работать дворничихой, на ее жалкую пенсию не прожить было, сбережения матери иссякли, надо было зарабатывать. По окончании средней школы устроилась нянечкой в детском саду и заочно поступила в учительский институт. Год назад баба Дуня умерла. Все тревожилась, как теперь ее девочка будет одна. И сегодня Анна успокоила бы старушку, что никакая она не одинокая, что есть у нее друг, очень надежный человек. Арсением зовут.
Анна уверяла себя, что они с Арсением только друзья. А девчонки в доме Касьяныча спрашивают:
- Ну, как? Поделили Арсения?
Никого она не делила ни с кем и не собиралась. Как так можно думать? Ведь жизнь очень сложна, между мужчиной и женщиной могут возникать очень красивые, светлые и добрые отношения. Чокнулись все на этой любви!
Но, видимо, Римма считала несколько иначе. Как-то лучшая подруга схватила ее за плечо и стала шипеть, как сварливая баба, что ей надоело каждое утро слушать по телефону, что «вы опять ночевали вместе», что это переходит все границы приличия и терпение ее лопнет.
- А кто доносит? - возмутилась Анна. - Зачем? Мы же ничего не украли.
- Сказать, кто? - спросила Римма.
- Говори.
- Василий. Расчет такой - соперника убрать. Думал, арестуют Арсения, ты Васе достаешься. А и впрямь! Выходи за него. Арсения не отдам, он мой.
После этого Анна спросила у Арсения:
- Кто настучал, знаешь? Что тебя вызывали… Василий. Вот кто.
В доме Касьяныча Василий впервые после ссоры подошел к Анне. Она стояла у порога и разглядывала гостей.
- Как живем? - спросил Василий.
- Ничего живем, - ответила она, не глянув на него.
- Арсения не было, - доложил он. - Уже несколько дней.
Она вопросительно уставилась на него, и Василий объяснил:
- Его теперь Римма ни на шаг от себя не отпускает. Опекает как малого ребенка.
- Ты донес? - прямо спросила Анна. - Насчет статьи?
- Да ты что! - аж отскочил от нее Василий.
И так засуетился, что стало его жалко. Стоит бледный, шариковую ручку сует.
- Выколи мне глаз, коли так.
А с Риммой что-то непонятное творилось. Арсений даже пугливо терялся, с таким обожанием она стала к нему относиться. Какой уж он подвиг совершил, чтобы этакий-то восторг заслужить! Но Римма вела себя так, будто отныне для нее никого не было на свете, кроме Арсения, и ему она решила посвятить себя до последней минуты, а точнее, секунды своей жизни. Что только пылинки не сбивала с плеча, а так охватила обложной опекой, готова была растаять, - по ее словам, - коль он того захочет.
В семье Римма чувствовала себя все хуже. Мать еще как-то терпела, хотя презирала ее мещанскую, обывательскую суть - хрусталь и ковры в доме выводили девушку из себя. А с отцом вообще говорить не могла, его твердокаменные взгляды бесили, она тут же начинала кричать, впадая в истерику. В те годы возникла тема «отцов и детей». Партия, как это всегда делала, тут же заклеймила болтунов и заявила, что в социалистической стране такой проблемы нет и быть не может. Легче сказать «нет» и кулаком ударить, чем разобраться в сути. А ведь со времен Адама и Евы дети считали себя умнее родителей. Уж так оно повелось.
Однажды Арсений вернулся вечером в общежитие и не обнаружил своих вещей. Сосед по комнате объяснил, что приходила Римма, все добро Арсения уложила в дорожную сумку и уехала на такси, оставив адрес. На столе белел клочок бумаги, Арсений взял, ворча на соседа:
- Ты чего смотрел?
- Разбирайтесь сами, - отмахнулся сосед. - Я тут при чем?
Пришлось ехать по адресу. Арсению дверь открыла радостная Римма и затащила за руку. Он оказался в уютной однокомнатной квартире.