— Ну, вот и все. — Волков выключил телевизор. — Главное, что фотороботы уже сделаны.
— Я так понял… — проговорил Коваленко и потянулся к бутылке. Налил командиру, потом себе.
— Ни хрена ты, Тихий, не понял… — Сергей чокнулся с ним и забросил в рот содержимое стакана. — Ты хоть подумал, что бы случилось, если б тебя побрали? С тобой, ишаком безмозглым, с группой? Сколько говна вылили бы на всю контору?
— Я просто вспомнил госпиталь, — не поднимая головы, ответил Игорь. — И потом, не побрали же.
— Твое счастье, — проворчал Волков. — Но все равно стрельба в центре столицы! Что скажет мировая общественность?!
— Да хрен с ней, с общественностью. Что теперь со мной будет, командир?
— Хороший вопрос. — Сергей закурил. — Значит, так, сейчас еще немного выпьем и отбой. Заночуешь у меня. Утром поедешь на базу. Ты, кстати, там уже трое суток кантуешься, ребят я завтра предупрежу. Сиди тихо, как подводная лодка на грунте.
— В Москву звонить можно?
— Запрещаю. Побудешь там недельку, а потом поедешь вместо Гвоздя на три месяца в Среднюю Азию, готовить тамошних «Барсов». И вот еще что — ты мне ничего не рассказывал, а я ничего не слышал. Уразумел?
— Да.
Выпили еще, вернее, выпил Игорь. Поначалу водка его не брала, потом все-таки прихватила.
— А вот теперь достаточно, — поставил диагноз Волков. — Иди спать, я постелил в гостиной на диване.
— А ты? — Коваленко встал из-за стола, его качнуло.
— Еще посижу немного. Иди, говорю! И не ори.
— Спасибо тебе, — театральным шепотом проговорил Игорь, придерживая рукой стенку, чтобы не упала.
— За водку?
— За то, что из группы не выгнал.
— Обязательно выгоню, если не поумнеешь. Считай, что последнее китайское предупреждение уже получил.
Осторожно ступая, Игорь двинулся из кухни. В дверях обернулся:
— А все-таки ты бы выстрелил?
— Может быть. Знаешь, Тихий, — вдруг сказал Сергей, не оборачиваясь, — я иногда думаю, что стрелять надо в других.
Троим охранявшим тело «видного бизнесмена» офицерам ФСБ объявили по строгому выговору, и только один из них огорчился. Переведенный всего полгода назад в Москву из Курска, старший лейтенант еще не до конца расстался с иллюзиями и продолжал строить планы покорения столицы.
Сату Орсаев сразу же после случившегося был увезен из Москвы, а на следующий день посажен в поезд и отправлен на родину. Почти сразу же, чтобы успокоить нервы, он немного пыхнул в тамбуре под стук колес. Не получилось, нервы продолжали побрякивать. Тогда достал со дна сумки «ТТ» и решил немного прогуляться и развлечься. В своем вагоне шуметь не решился: купе через стенку оккупировали трое серьезного вида, коротко стриженных мужиков, у которых тоже могли быть стволы.
В тамбуре плацкартного вагона перекуривали и о чем-то негромко беседовали два офицера, возвращавшихся к месту службы на Северном Кавказе после краткосрочных отпусков. Офицеры теперь ездят исключительно в плацкарте — и это правильно, не баре ведь. А в СВ путешествуют чиновники и буржуи среднего калибра. Олигархи в них не ездят, западло тратиться на билеты, когда есть собственные вагоны.
— Ну что, русские свиньи… — вежливо вступил в разговор Сату и приподнял свитер, чтобы те увидели, что у него есть.
Он даже не успел понять, что сильно погорячился, потому что немедленно получил в морду и вылетел из вагона на рельсы, прямо под колеса идущему навстречу составу. Офицеры аккуратно закрыли за ним дверь и вернулись на места, согласно купленным билетам, беседовать дальше и пить водку. Ни тот ни другой не владели приемами рукопашного боя или модным в определенных кругах дзюдо и даже не служили в спецназе или десантуре. Обычные чернорабочие в погонах, зампотех танкового батальона и командир мотострелковой роты. Просто в тот день никакому Рембо не рекомендовалось произносить при них слово «свинья» и чего-нибудь, от него производного.
Провожая одного из них на вокзале, жена сказала, что забирает ребенка и уезжает на Урал к маме, потому что даже свиньи не заслуживают того, чтобы существовать в таких условиях. Она же не свинья, молодая и довольно симпатичная женщина, а потому еще запросто сможет устроить жизнь.
— Ты чё расхрюкался, как свинья? — спросил второго, тридцатитрехлетнего капитана, командира роты, командир батальона, тоже капитан. Отличный, перспективный офицер, двадцати шести лет от роду. Два боевых ордена, три командировки на Северный Кавказ (все — заочно), папа в штабе округа. — Какой перевод, какая больная мамочка? Служи где Родина прикажет!
К сведению любителей бытового хамства, перед тем как обозвать кого-нибудь или послать куда подальше, неплохо все-таки на секунду задуматься. Вдруг человеку кто-то уже успел испортить настроение, и он воспримет ваши слова слишком близко к сердцу. Будьте добрее к людям, иногда это крайне полезно для здоровья.
* * *
Вернувшись через четыре месяца в столицу, Коваленко разыскал-таки любимую девушку, побеседовал и узнал, что все у нее хорошо. Прекрасно учится, много читает, занимается аэробикой. Познакомилась с одним хорошим человеком, сотрудником «Банка Москвы», у них отношения. Колечко он ей так и не подарил: пока его где-то носило, дверь в комнату сломали и вынесли оттуда все, что было можно и нельзя.
В чем же, спросите, мораль? Да в том, что нечего шляться по кабакам, проще надо быть и скромнее. Если бы Коваленко выбрал для предложения руки и сердца Третьяковскую, например, галерею или Музей земледелия при МГУ, то наверняка бы не только обрел семейное счастье, но и сэкономил столь необходимые для совместной жизни деньги. Да и тот же Алхазур Джанхотов, реши он круто расслабиться в «Макдоналдсе» на «Юго-Западной» или «Крошке-картошке» на «Профсоюзной», глядишь, и прожил бы чуть дольше.
И все-таки история, как говорят классики, сослагательного наклонения не имеет, а потому все случилось как случилось.
Глава 8
— Такая вот джигурда вышла, — сокрушенно покачал головой Костя. — Едва, блин, разрыв сердца не заработал.
— Говори за себя, — вступил в разговор вернувшийся из кухни Женя. — У меня точно инфаркт был, — поставил на стол поднос и упал в кресло. — Командир, у нас здесь валидола, случаем, нет?
— Зачем тебе?
— Веришь ли, до сих пор сердце колет.
— А у меня руки трясутся, — скорбно сообщил Берташевич.
— Значит, нет, — догадался Сироткин. — Ну, тогда мы с Бертой по соточке, исключительно в медицинских целях.
— Максимум по сто пятьдесят… — добавил тот, и они, дружно вскочив, помчались на кухню к холодильнику. Через пару минут вернулись, заметно повеселевшие, и тут же принялись за еду. Сволочи…
Впрочем, по порядку. В 9.58 клиент приехал в офис. В 11.23, когда он только-только принялся сопеть, раздался звонок. Несмотря на протестующие вопли партнерши, прервался, коротко переговорил, сказал: «Еду», — и на всех парах рванул из офиса, даже не извинившись перед дамой за имевший место быть форс-мажор. Та, бросив ему вслед «козел», отправилась на кухню и принялась сердито греметь посудой.
Выйдя из офиса, фальшивый Вадим поймал частника и добрался до метро. Оттуда доехал до «Смоленской». Выбрался из метро в начале Арбата, прошел мимо «Макдоналдса» и направился к кафе на противоположной стороне. Женя с Костей двинули следом и едва не спалились, потому что…
— …Стоял у входа в кафе и внимательно так смотрел, кто идет. Хорошо еще, что я свернул к киоску за сигаретами, а то точно узнал бы.
— Дальше.
— Наш клиент прошел мимо него и зашел в кафе. Тот постоял еще минут пять и тоже следом. Я — пулей во двор, позвонил оттуда Берте, чтобы тоже шел туда, сидел тихонько и не выходил, пока я не скажу.
— Так.
— Я вошел, устроился через пять столиков от этих двоих, заказал чаю с булочками, у них там выпечка классная.
— Очень ценная информация, а что они?
— Сделали заказ, нашему пиво принесли, а тому кексу — кофе. Ну, сидели, говорили. Наш ему что-то рисовал на салфетке.
— А потом?
— Потом наш ушел, а тот посидел еще минут десять, расплатился и тоже пошел на выход.
— А салфетка?
— Перед уходом положил в карман.
— Клиент, — вступил в разговор Сироткин, — когда из кафе вышел, протопал до «Макдоналдса» и остановился. Постоял, покурил, подождал второго. Тот подошел, они еще немного постояли рядом, поболтали, потом наш пошел к метро, а тот следом в отдалении.
— Контрнаблюдение, — грустно проговорил Кирилл.
— Точно, — согласился я и, обращаясь к Сироткину, спросил: — Он тебя засек?
— Думаю, нет.
— Думаешь или уверен? — уточнил Крикунов.
— Я уверен только в том… — начал было Женя, но встретив мой взгляд, постарался спрятать эмоции, — девяносто процентов, что нет. Не спорю, парень он зоркий, но я прятал физиономию под козырек кепки и вообще шел несколько в другую сторону.
— А Берту?
— Берта вошел в кафе рядом с еще двумя мужиками, а потом — он его никогда раньше не видел.
— Теперь, если можно, об этом красавце поподробнее. Откуда он тебя знает?
— Учились когда-то вместе.
— На притворщиков?
— Точно.
Да, значит, хвост за ним не пустишь, срубит на раз-два. В адрес по месту жительства и работы тоже не сунешься, наверняка и там и там установлены «секретки». Хреново.
— Небось отличником был?
— Старался очень, все мечтал выбиться в асы. Когда нас разогнали, страшно расстроился, даже слегка запил.
— Данные на него помнишь?
— Стрельцов Владимир, только толку-то с этого. У нас там имена-фамилии были сплошь служебные.
— Облом.
— Но… — тут Сироткин сделал трагическую паузу, — но так получилось, что спустя полгода мы с ним опять учились вместе. На курсах, помнишь такие?
Еще бы мне не помнить. От…ского вокзала сорок минут на электричке. Дальше выйти из первого вагона, перейти через мост и сесть в автобус на площадке перед овощным магазином. Через три остановки покажутся железные ворота и КПП. Каждый из нас в свое время отучился там кто год, а кто — чуть меньше.