— Вот там-то мы учились под нашими родными ФИО, а потому, — Сироткин прокашлялся и торжественно произнес: — Кремляков Виталий Николаевич, тысяча девятьсот восьмидесятого года рождения. Между прочим, москвич, я у него даже в гостях был.
— И где это?
— На Варшавке, возле театра «Шалом». Мы там всей группой пару раз зависали.
— Понятно. Потом пересекались?
— Ни разу.
— Ясно. Кстати, как этот Виталий держался с нашим полковником?
— На равных, как минимум.
— Дальше.
— Дальше мы с Бертой подождали минут двадцать, потом я поехал на «Электрозаводскую», а он на Пресню.
Как выяснилось, клиент уже был на месте, в Барабанном. И пахал он там, как Карла за растрату, добрых три часа без перерыва. В 15.53, перед уходом, сделал последний звонок и поинтересовался, как обстоят дела с квартирой. Услышав ответ, пришел в хорошее настроение и даже начал насвистывать.
В 16.45 наш труженик вернулся в офис на Пресне, перекусил, но сопеть не стал, а продолжил ударно работать. В 17.20 принял первого клиента и передал какие-то документы.
В 18.10 принял второго и представил записи, подтверждающие то, что любовница хранит ему трогательную верность, а супруга — вовсе даже наоборот. Тот пришел в неописуемый восторг, расплатился, выдал премию и тут же попытался договориться о проверке нравственности еще одной «милой девушки». Островский, или как его там, отказался, сославшись на чрезмерную занятость, и проводил счастливого рогоносца до дверей.
В 19.03 в кабинет зашла секретарша и грудным голосом сообщила, что очень соскучилась, но бездушный шеф резко бросил ей, что не время и не место, и приказал собираться. В 19.12 они выехали из офиса, в 20.25 уже были дома. Перекусили, быстренько, как кролики, разок посопели, после чего Наденька предложила попить чайку и продолжить веселье, но была жестоко обломана.
— Даже не мечтай, мне завтра вставать в полпятого… — минут через десять из спальни раздался легкий храп, а из кухни — все тот же звон посуды: неудовлетворенная партнерша отводила душу, хлопоча по хозяйству.
Следующие два дня наш клиент, позабыв о лени и привычных милых глупостях, вкалывал как проклятый. Встречал приезжающих в столицу (Внуково, Шереметьево — по три человека, Курский, Белорусский вокзалы, Домодедово — по два, Ленинградский вокзал и автовокзал — по одному) и отвозил на базу за Сергиевым Посадом. Раньше, как стало известно, там располагалась какая-то войсковая часть. Когда выяснилось, что врагов у демократической России, кроме ее самой, не осталось, вояк разогнали, а какие-то шустрые ребята быстренько под шумок прихватили освободившуюся территорию с постройками. Время от времени туда приезжали желающие пострелять по мишеням, покататься на бэтээрах или попариться в бане с девками. Иногда территория просто сдавалась в аренду. Как в этот раз, для «проведения курсов усовершенствования сотрудников частных охранных структур».
А еще наш герой-полковник возил на базу какие-то ящики, совершенно не опасаясь при этом проверок на дорогах, потому что ездил в сопровождении самой настоящей милицейской машины с мигалкой. Очень в духе времени и, кстати, совсем недорого.
На второй день он отвез троих в Москву. У ВДНХ они спустились в метро и разъехались, кто куда.
— Вышел на «Маяковке», — сообщил Берташевич, — прошел около сотни метров и остановился возле кафе. Минут пять делал вид, что звонит по телефону, а на самом деле фотографировал улицу и подходы к кафе. Потом зашел туда и сразу же направился в туалет. Вышел, сел за столик. Сделал заказ, потом опять начал «звонить». Выпил кофе, покурил, посидел еще немного и пошел к выходу.
— Ты его снял?
— Конечно. — На стол легла фотография. Совсем молодой парень, на вид около двадцати лет, может, самую малость постарше. Внешность среднеевропейская, вполне заурядная, не за что зацепиться глазу. Таких по московским улицам ходят целые толпы.
— Сам, надеюсь, в кадр не попал?
— Обижаешь.
— Тебя обидишь. Что было потом?
— Вернулся на ВДНХ, сел в тачку и стал ждать остальных.
— С этим понятно. Жека?
— Дамочка между тридцатью и сорока, прикинута стильно и очень недешево. Вышла на «Парке культуры», немного прошлась…
— Сколько?
— Метров сто пятьдесят — двести, не больше. Зашла в галерею в Кропоткинском переулке, что самое интересное, все время якобы с кем-то болтала по телефону.
— А что там за выставка?
— А хрен его знает.
— Понятно. Что дальше?
— Прогулялась по залам. На картины особо не отвлекалась, все по сторонам смотрела.
— Ну?
— Что — ну-то?!. Там даже системы наблюдения нет, и из охраны всего два старпера лет по шестьдесят и без пушек. Идеальное место.
— Для чего? — полюбопытствовал Кирилл, оторвавшись от компьютера.
— Да для чего хочешь!
— Это все?
— Да. Погуляла еще немного и вернулась на точку. Хочешь прикол?
— Только приколов не хватало, что у тебя?
— Любуйся… — Сироткин выложил передо мной фото.
— Ни хрена себе! — Та самая женщина, с которой я начал четыре года назад отстрел супостатов в ресторане. Живая и невредимая, даже в меру упитанная.
— То ли ты, командир, стрелять разучился, то ли…
— То ли пора переходить на серебряные пули, — предложил Костя, любуясь фотографией… — Ничего тетка, правда, старовата, но в принципе…
— Достал уже, озабоченный ты наш. Что у тебя, Дед?
— Клиент доехал до «Тимирязевской». Вышел, прогулялся метров триста по Дмитровке, подошел к группе рабочих, зашел в передвижную бытовку. Через четыре минуты появился наружу, уже в спецовке «Мосводоканала» и оранжевом «слюнявчике». Залез в люк.
— Сколько отсутствовал?
— Чуть больше восьми минут. Вылез, переоделся и уехал на ВДНХ. Все. Вот, любуйся… — И бросил на стол фотографию.
Я посмотрел, ничего особенного, мужик как мужик. А что, собственно, я ожидал увидеть? Отодвинул все три фото в сторону и поставил на плане Москвы три жирные точки.
— Теперь о базе. — Я достал лист бумаги и ручку. — Вот территория приблизительно четыреста на триста пятьдесят метров. Обнесена забором. Подъезд по грунтовке вдоль лощинки.
— Один? — спросил Кирилл.
— Да. Можно, конечно, пешочком через рощу или полем. Ворота в юго-восточной части. Охраняются какими-то охламонами в черной униформе.
— А где речка?
— Примыкает к территории с юга и юго-востока.
— Значит, въезд-выезд всего один, — еще раз уточнил Дед.
— Совершенно верно. Они, как только прикатили туда, сразу все облазили, а потом высказали нашему красавцу… — лично наблюдал за тем, как четверо что-то энергично нашему другу втолковывали и даже размахивали руками. Я провел несколько часов в рощице возле базы и наблюдал за всем этим в бинокль. Едва, между прочим, все на свете себе не отморозил. Вроде и не так холодно, а попробуй полежи неподвижно часок, другой, пятый, сразу поймешь, что не Ташкент и не май месяц.
— А знаете, — задумчиво произнес Костя, — все-таки здорово, когда базу подбирает такой разгильдяй, — он высказался несколько иначе, но с тем же смыслом. И все дружно закивали. Когда выход и вход находятся в одном и том же месте, появляется некоторый простор для маневра и полета мысли.
— С базой все более или менее понятно, — сказал я и громко чихнул.
— Будь здоров, — вежливо проговорил Сироткин.
— Не твое дело, — любезно ответил я, — давайте вернемся к этому, — и постучал пальцем по лежащему на столе плану. — Какие мысли?
— Три точки в различных районах, — задумчиво произнес Дед, — кафе, галерея и шоссе…
— А общее у всех их… — перебил его Берташевич.
— Что все три рядом с метро, — перебил, в свою очередь, его Женя.
— Пока менты глаза протрут, все уже и разъедутся, ищи их потом, — подытожил Шадурский.
— Короче…
— Мумбай (Индия. 26–29 ноября 2008 года там произошла серия террористических актов, погибло около двухсот, ранено свыше тысячи человек), — тихо произнес Кирилл, оторвавшись от компьютера. — Самый настоящий Мумбай, только в меньших масштабах и без планируемых потерь со стороны террористов.
— Очень в духе Режиссера: быстренько отработали и скромненько скрылись, — грустно сказал я. — Если у них получится, шум поднимется…
— Ты даже не представляешь какой, — заявил Крикунов, — и, кстати, я могу сказать, когда все это произойдет.
— Иди ты! — восхитился Костя.
— С этого момента… — поднял голову от плана Дед.
— Запросто. Сегодня у нас понедельник…
— Да что ты говоришь, — съязвил Сироткин, и все дружно на него зашипели.
— Акция произойдет через три дня, в пятницу.
— С чего ты это взял, Кира?
— А с того, что именно тогда в Москве открывается международное совещание глав спецслужб. Повестка дня, не поверите, — борьба с терроризмом. Газеты надо читать, други мои, и в «ящик» заглядывать, когда новости показывают.
Наступило молчание. А о чем говорить-то? Симпатичное получится совещание по обмену опытом с террористами, главное — очень своевременное. Нет, потом нам, конечно, и соболезнование выскажут, и всяческое содействие пообещают. И в то же время тихонько похихикают, всегда, знаете ли, приятно, когда кого-то (не тебя) «опустят», причем так нагло и с издевкой.
— Юморист, — мрачно проговорил Шадурский.
— Петросян, блин, недорезанный, — согласно кивнул Берташевич.
— Значит… — начал было Сироткин, но его перебили.
— Значит, у нас три дня всего! — заорал Кирилл.
— Это понятно, — продолжил тот, даже привычно на него не рыкнув. — Я к тому, что настало время работы над прессой. — Бросил на стол несколько «желтых» изданий и с головой погрузился в чтение.
— Все равно что-то здесь не то, — упрямо проговорил я.
— А если поконкретнее? — поднял голову от экрана Кирилл.
— Понимаешь, — я достал из пачки сигарету и принялся в задумчивости катать ее по столу, — наш клиент, между прочим, специалист с репутацией, многолетним опытом и, что самое главное, с обалденным самомнением.