них разработок)?
— Умеем, когда захотим.
— Отлично, значит, вопрос со скрытой «броней» решен. На следующей неделе получите двадцать комплектов.
— Прекрасно.
— Плюс столько же комплектов новейших образцов модулей GPS, компьютеры и мини-рации.
— Большое вам спасибо, Герман Константинович.
— Десять комплектов японских спутниковых телефонов. Компактные, чуть больше обычного мобильника, легкие, прочные, эффективные. Если подойдут, получите больше.
— Нет слов. — И генерал чуть заметно улыбнулся, почтительно внимая расположившемуся в кресле благодетелю и кивая.
«Стареешь, дорогой, точно, стареешь». Раньше такие вопросы легко решались по телефону или через помощников. Олигарху, видно, просто нравилось трепетное отношение к его персоне тех чинов, перед кем он сам раньше вытягивался в струнку.
— И не надо слов, — легко поднявшись из кресла, Бацунин подошел к генералу. Тот вскочил. — До встречи.
— Я провожу вас.
Вернувшись в кабинет, генерал обнаружил на девственно-чистой поверхности стола сложенный вчетверо листок. Развернул, просмотрел по диагонали и, удивленно подняв бровь, спрятал в карман.
* * *
Все обо мне на целых три дня забыли, видимо, чтобы как следует дозрел. Вот я принялся дозревать, для чего постарался оставлять себе как можно меньше свободного времени. Занимался физкультурой, по два раза на день прибирался в камере, заставлял себя хихикать над приключениями мистера Пиквика. Перед сном ставил рекорды в освоении марксизма (один раз осилил четыре абзаца).
На четвертый день меня отправили к врачам. Осмотрели всего, послушали, задали какие-то странные вопросы и записали мои странные ответы. Зачем-то измерили рост, взвесили, взяли анализы и отпустили восвояси.
Еще через день за мной пришли и отвели в кабинет для допросов. На сей раз меня не стали заталкивать за решетку, а усадили за стол. Освободили правую руку от браслета, а левую приковали наручником к металлическому кольцу в углу стола.
— Добрый день, Игорь Александрович, — приятно улыбаясь, сказал человек в синем форменном мундире с тремя звездами на погонах. — Позвольте представиться, Виктор Семенович Сотник, следователь Генеральной прокуратуры. — Он и словом не обмолвился о том, что не просто следователь, а старший, да еще и по особо важным делам. Товарищ явно не страдал манией величия. — Назначен вести ваше дело.
— Очень приятно, — улыбнулся я в ответ, внимательно его разглядывая.
Так вот ты какой, важняк Сотник по прозвищу Дровосек. А по виду и не скажешь: недокормленный, сутулый типчик в очках и с бородкой, как у Чехова. Типичный интеллигент-бюджетник, не избалованный деньгами, затюканный, до колик боящийся всех, кто выше ростом. Да и тех, кто ниже. Любитель почитать Акунина с Коэльо под пиво экономкласса и поболтать с такими же гигантами мысли на кухне о судьбах российской демократии. А глаза… такие наивные, широко распахнутые миру органы зрения я в последний раз видел у сына Киры Крикунова, когда мы забирали его вместе со счастливой мамашей из роддома.
— И мне тоже. — Он достал из кармана пачку сигарет, серого «Веста» и присоединил к лежащей на столе простенькой разовой зажигалке. — Не желаете закурить?
— Спасибо, с удовольствием.
— Как вы себя чувствуете, Игорь Александрович?
— Неплохо.
— Следите за своим здоровьем?
— Начал.
— Вот видите, иногда все-таки полезно очутиться здесь. — Он опять улыбнулся. — Трезвость, время для занятий спортом обеспечены.
— Если меня отпустят, — я постарался улыбнуться не менее обворожительно, — обещаю и впредь придерживаться здорового образа жизни.
— Все может быть, — проговорил он. — В жизни, знаете ли, случается разное. Скажите мне, вы ведь в прошлом офицер службы тыла?
— Да, — честно ответил я. Такому милому человеку просто невозможно соврать. Действительно же, офицер тыла, а не Понтий Пилат, пятый прокуратор Иудеи, всадник Золотое Копье, не Шамиль Басаев и не Борис Бритва, великий и ужасный. — Подполковник запаса.
— Участвовали в боевых действиях?
— К счастью, ни разу.
— Тогда позвольте спросить, откуда у вас два шрама от пулевых ранений, один от холодного оружия и еще один — от осколочного?
— Осколочный я получил в девяносто девятом, у нас тогда случился пожар на артиллерийском складе, потом снаряды начали рваться, ну, вы понимаете…
— А пулевые?
— Один в Ростове, там контрактники напились и устроили пальбу, второй, не поверите, в Москве. Обедал себе в шашлычной, а тут какие-то горцы поссорились. Вот и задело.
— А на левой руке?
— На левой? А, это еще в детстве, уже и не помню толком, давно это было, Виктор Семенович.
— Наши медики считают, что вас ранили стрелой.
— Теперь припоминаю, точно стрелой. Играли в индейцев, дурачье, вот и…
— В детстве?
— Именно, — охотно подтвердил я.
— Едва не забыл, они утверждают, что шрамику не больше шести лет. Получается, что вы немного задержались в детстве, — Сотник укоризненно покачал головой.
— Ошибаются. — На самом деле мне действительно угодила в руку стрела. Шесть с половиной лет назад, в стране, которую я не только ни разу, по официальной версии, не посетил, но и даже затрудняюсь отыскать на карте. — С кем не бывает.
— Все может быть, — охотно согласился он, — вы, главное, не беспокойтесь. С вашей помощью мы во всем подробно разберемся. Заодно и с еще одним шрамом.
— Готов сотрудничать со следствием.
— Прекрасно, — обрадовался он, — вот с завтрашнего дня и начнем. А пока… — Он ласково посмотрел на меня. — Я распорядился выдать вам бумагу и ручку. Напишете свою биографию во всех подробностях.
— С какого момента?
— Появления на свет… — Он опять улыбнулся.
Просто какой-то «Аншлаг» у нас сегодня, а не допрос.
— Шучу, Игорь Александрович. Периоды нахождения в родильном доме и грудного кормления мы опустим.
— Спасибо, — с чувством молвил я.
— Мы же не изверги, итак, с первого школьного дня и до момента задержания включительно. А сейчас я не шучу.
Глава 19
Жена на три дня укатила навестить внуков, а потому первый вечер свободы генерал твердо решил посвятить разврату. Каждый понимает это по-своему: кто-то щекочет нервы в казино, кто-то перед бурной ночью любви томно гуляет в ресторане особь противоположного или своего пола, кто-то, живо сопереживая действующим лицам и исполнителям, смотрит порнушку по телевизору, а кто-то перебирает старые фотографии в альбоме.
Отпустив охрану, вошел в подъезд. Кивнул, вскочившему и вытянувшемуся в струнку, двухметровому «консьержу», вошел в лифт и нажал кнопку четвертого этажа. На душе пели птицы. Сейчас он придет домой, отварит картошечки, нарежет селедку и посыплет ее лучком. Когда охладится пиво, достанет из холодильника первую бутылку и начнет ужинать. А потом просто посидит на кухне, глядя в темноту за окном и думая мысли. И никто, ни одна живая душа не будет гудеть над ухом, что лук вреден для его печени, а пиво — для почек. Ближе к полуночи он включит телевизор и посмотрит под оставшееся пиво какой-нибудь старый фильм или футбол. И ни в коем случае никаких новостей или политики: обо всем, происходящем в стране и в мире, он узнавал раньше телевизионщиков, а телодвижения политиков давно уже, который десяток лет, не представляли для него загадки.
Генерал вошел в квартиру. Отключил сигнализацию, поставил звякнувший пакет на пол, разулся, снял форменное пальто с фуражкой и повесил на вешалку. Стягивая на ходу китель, вошел в гостиную.
— Здорово, Михалыч, — приветливо поздоровался с хозяином квартиры расположившийся за овальным столом в центре комнаты гость.
— Привет, Витальевич, — ответил тот. — Как же ты?.. — оторопело посмотрел на датчик сигнализации у двери. Рассмеялся и махнул рукой. — Черт, кого спрашиваю, для тебя же это просто семечки. Пиво будешь?
— Пиво тебе завтра самому понадобится.
— Даже так? Ну, тогда чаю попьем.
— С удовольствием.
— Погоди минутку, я только переоденусь.
Достал было из ящика стола диктофон, но махнул рукой и положил на прежнее место. Вообще-то его квартира была оборудована устаревшей, но достаточно надежной, постоянно работающей системой видеонаблюдения, но именно в этот вечер она не работала, и вывел ее из строя сам хозяин. В обед ему вдруг вздумалось повесить картину в прихожей. Генерал взял дрель и со снайперской точностью воткнул сверло прямо в кабель. А еще время от времени включалась стационарная прослушка, расписание работы которой хозяин не знал.
— Проходи, располагайся. Голодный?
— Нет.
— Тогда я, с твоего разрешения, — и разом заглотнул половину бутерброда.
Допив чай, оба закурили.
— А я ведь испугался. — Хозяин квартиры долил себе чаю. — Будешь еще?
— Достаточно.
— Как знаешь. Испугался, говорю. Прихожу домой, а у меня в квартире Сова. Сидит и перышки чистит.
— Испугался, — гость хмыкнул, — а за пистолетиком не полез.
— Нашел, что ли?
— А то.
Собеседники были знакомы давно, почти тридцать лет. В первый раз судьба столкнула их на двухмесячных курсах, куда руководство управления так любило и до сих пор любит посылать своих офицеров. Вместе изучали что-то жизненно необходимое, то ли тропическую медицину, то ли вязание на спицах, а может быть, поэзию эпохи Тан. Не суть важно, главное, что познакомились и прониклись некоторой взаимной симпатией. Потом пересекались на разного рода совещаниях и даже разок отдыхали вместе в санатории. Дружбы между ними не получилось (в конторе принято дружить исключительно по месту работы), но за бутылкой разок-другой посидели.
— Значит, убивать меня не будешь. — Генерал хмыкнул. — Тогда что, кошмарить?
— Что-то ты, Михалыч, развеселился.
— Это тебе так кажется. На самом деле я в полном расстройстве чувств. Прикинь, собирался человек спокойно посидеть за пивом, чтобы никто ему не дудел на ухо о том, что почки сейчас отвалятся… Кстати, как у тебя со здоровьем?