Я поднимаю глаза на духа, чувствую, что он внимательно смотрит на меня, хотя глаз его не видно. По его телу разливается синий свет, словно в нем живет электрическое замыкание, которое может убить.
– Ты обманула меня, – говорит мне дух. – Мы же договорились. Ты обещала помочь мне родиться заново.
– Но я не… – пытаюсь сказать я, но меня обрывает мама.
– Ты, кажется, не понял? – говорит она. – А ну прочь отсюда! Убирайся.
И он уходит.
Мама кладет руку мне на плечо. Она так бодро разговаривала с духом, а сейчас силы покинули ее. Вон какая худая, все косточки торчат, острые, словно барабанные палочки. Я помогаю ей прилечь.
– Поняла, как надо разговаривать с подчиненными? – говорит мама. – Теперь он точно принесет нам что-нибудь стоящее или отведет к своим ога. Только сдается мне, что он действует без их ведома… Кто бы они ни были… – Она вдруг затихает и проваливается в сон.
Глава 12
После выполнения домашки, во время которой девочки больше болтают, чем занимаются, все возвращаются в общежитие. Озомена берет свой скрученный матрас и срезает с него синюю нейлоновую веревку. На матрас натянут ситцевый чехол, поверх которого в нескольких местах фломастером нанесены инициалы Мбу. Озомена быстро стелет поверх матраса шершавую простыню сливового цвета, натягивает на подушку такую же наволочку. Подушка совсем новая, не примятая: в углу наволочки красными толстыми нитками вышиты ее собственные инициалы. Сверху девочка расстилает большое покрывало, одеяло и отгибает верхний край, как это делают остальные девочки. Без шкафчика с продуктами, который еще не приехал, ее закуток пока остается пустым. Озомена задвигает под кровать два ведерка и канистру с водой, пристегнув ее цепочкой к ножкам кровати – этот способ она подглядела у Нкили.
– Хорошо, что у тебя есть домашняя вода, а то здесь раз плюнуть подхватить тиф, – говорит Нкили. – Видела бы ты их бак с водой – ужас просто! Его вообще не моют изнутри.
– Их воду можно спокойно пить, мыться ею и стирать одежду, – вставляет Обиагели.
Озомена брезгливо морщится. Пить такую воду? Да ведь она не кипяченая.
– Но вот же, у меня есть питьевая вода, – говорит она, указывая на канистру.
– Ее бы лучше спрятать в шкафчик, – подсказывает Нкили. Понимая, что шкафчика еще нет, она прибавляет: – Но пока можешь запереть ее в моем. Пойдем, я тебе покажу.
Озомена идет за новыми подружками, стесняясь и своей новой стрижки, и неправильно пошитой одежды. Нкили с Обиагели знакомят ее с другими школьницами, а потом ее подзывают старшеклассницы, чтобы понять, стоит ли брать ее в подопечные. Как зовут ее отца? Чем он занимается? А мама кто? Сколько у нее старших братьев? Вообще ни одного? Как такое возможно? Была ли она за границей? Озомена понимает, что она не вписывается в привычные рамки. Да, она недолго жила за границей, и у нее остался небольшой акцент. Ее папа хоть и хирург, но, в отличие от некоторых школьниц, чьи отцы работают в дипломатическом ведомстве, у него нет связей в правительственных кругах. И еще – где она им возьмет братьев, если у нее только сестры? Девочки с сомнением хмыкают, но оставляют Озомену в покое, когда Нкили заявляет, что Озомену уже взяла под крыло префект Нвакаего.
Потом подружки продолжают экскурсию по «Новусу».
Общежитие разделено на два крыла. В торце – комната привратника, двери комнат с первой по восьмую располагаются в правом крыле, а с девятой по шестнадцатую – в левом. Комнату номер один занимает смотрительница, проживающая с молодой помощницей лет двадцати, и торговля продуктами проходит из ее окна, выходящего на передний двор.
– Этот ее чин-чин…[78] – Нкили пытается подобрать правильное слово. – Он какой-то не такой.
– В смысле – невкусный? Затхлый? – спрашивает Озомена. Нкили с сомнением смотрит на нее. – Столетней давности?
– Точно, – говорит Нкили, несколько раз пробормотав себе под нос непонятное слово «затхлый».
Обиагели презрительно морщится:
– У нас на центральном рынке за такое могут разгромить прилавок, а всю продукцию – втоптать в грязь.
– Ты живешь в Ониче?[79] – спрашивает Озомена.
– Да, а ты?
– Я живу в Ока, столице штата, – говорит Озомена, гордо выпятив грудь. Поймав на себе заинтересованный взгляд Нкили, она говорит: – Что такое?
– Наш водитель оттуда родом, – весело заявляет Нкили. – Он будет рад узнать, что у него тут есть землячка.
– Настоящая столица штата все равно Онича, все это знают, – замечает Обиагели.
– Погоди, дай договорить. – Нкили хлопает Обиагели по спине, прося ее помолчать. – Я вот что хотела сказать, Озомена. Смотрительница сейчас не на месте, но потом советую тебе подмаслить ее чем-нибудь. Подари ей баночку Bournvita[80], или пачку сухого молока, или булочку.
– Ладно, – кивает Озомена, хотя на самом деле не собирается расставаться с драгоценной провизией, которая дает ей некоторое чувство независимости.
– Ох, она нас так объедает, – тихо жалуется Обиагели. – И не только девочек. Мой брат сказал, что она вообще здорово на нас наживается, особенно под конец четверти, когда наши собственные продукты на исходе. – Обиагели говорит и одновременно ковыряет в носу.
– Прекрати, – в ужасе говорит Озомена.
– А что такого? – удивляется Обиагели. – В носу есть специальные волоски, которые задерживают всякую гадость, вот и надо от нее избавиться.
– Но не руками же, – говорит Нкили и всучивает подруге пачку бумажных салфеток. Та засовывает ее в карман, предпочитая салфеткам палец.
– Ты вот так запросто отдала ей целую пачку? – ахает Озомена.
Лично для нее это невообразимое богатство. Ведь бумажные салфетки, туалетная или писчая бумага – все это делается из древесины, и такую ценность не тратят на детей, разве что самую малость. Продавцы на рынке заворачивают продукты в газеты или постеры, в туалетах тоже пользуются макулатурой. Дедушкин дом в Обе – не исключение. На гвозде, вбитом в стену, конечно, висит рулон туалетной бумаги, но люди все равно отрывают кусочки газет, нанизанных на свисающую с потолка веревку. Потому что никто не привык к подобным роскошествам. А тут Нкили разбрасывается бумажными салфетками налево и направо.
– Если не прекратишь ковырять в носу, я тебя прогоню, – предупреждает Нкили.
– Ну и ладно, пока. – Обиагели щелчком пальца сбрасывает козявку на землю и уходит. На полпути ее останавливает старшеклассница и дает подзатыльник. Отсюда не слышно, что именно она говорит, но по тому, как она тычет в Обиагели пальцем, и так все ясно.
– Пойдем покажу тебе свой шкафчик, – говорит Нкили и ведет подругу в комнату номер шесть, как раз рядом со столовой. Две соседки Нкили валяются на своих кроватях, и еще две дурачатся в проходе.
– Вот мой шкафчик, – показывает Нкили. – Очень удобно, что мы именно в комнате шесть, потому что в столовку все ходят со своей посудой. Вот это принадлежит Обиагели. – Нкили показывает две желтые эмалированные тарелки, глубокую и мелкую. На обратной стороне каждой тарелки красным лаком для ногтей проставлены инициалы. – Когда твой желудок приноровится в местной пище, тащи и ты свою посуду, мы ее подпишем.
– Спасибо, – говорит Озомена, принюхиваясь к запаху жареных бананов на кухне. Ради такой вкуснятины она готова рискнуть, пусть даже потом заболит живот.
У Нкили в закутке идеальная чистота и самый аккуратный шкафчик. Секция с продуктами и личными вещами закрыта на белый навесной замок. Нкили кивает в сторону своей кровати, застеленной цветастыми простынями, без единой морщинки. Пол возле кровати также блестит чистотой.
– Не хочешь перекусить? – предлагает Нкили. – Может, печенье? – Она стоит, сжимая ключ в руке, и Озомена чувствует, как притихли остальные девочки. Она и не собирается никого объедать, а напряженное внимание соседок Нкили окончательно ее в этом убеждает.
– Нет, спасибо, – говорит Озомена.
– Да перестань, мне вовсе не жалко. – Нкили щелкает ключиком, открывает дверцу, и на пол вываливается толстенный толковый словарь, едва не ударив Озомену по ноге.
– Ой, прости. – Озомена наклоняется, чтобы поднять книгу, но Нкили ее опережает. Замерев над полом, она находит зубочистку и вставляет ее обратно в словарь.
– Это у меня вместо закладки, – поясняет она. Вернув на полку словарь, она достает раскрытую пачку круглого печенья и протягивает Озомене. – Угощайся давай.
– Ладно. – Озомена берет всего одно печенье и откусывает маленький кусочек. – Спасибо.
Отчего-то смутившись, Нкили говорит:
– Ладно, пойдем искать Обиагели.
Повесив на место замок и взяв Озомену за руку, она уводит ее на улицу. В другом конце двора, как раз напротив комнаты привратника, впритык стоят две бетонных будки с вкраплениями гальки. Это душевые: одна для старших девочек, другая – для младших. Крыши тут никакой нет, так что душевые открыты и солнцу, и дождю, и ветру. В стене между душевыми на уровне пола пробито круглое отверстие для перелива воды, сам же пол по кругу имеет уклон к центру.
– Утром главное – не тупить, – объясняет Нкили. – Надо успеть помыться раньше старшеклассниц, потому что вся их грязная вода перетекает к нам. – Нкили брезгливо морщит носик.
– А во сколько ж мы просыпаемся?
– Как прозвенит сигнал, так и просыпаемся. Я встаю раньше всех. Но если меня засекут старшеклассницы… – Нкили многозначительно умолкает. Озомене хочется спросить – зачем нарушать правила? Мысль о том, что ее новая подружка тайком моется в чужой душевой, тревожит ее, но Нкили продолжает свою экскурсию.
– За душевыми у нас – туалеты, где, конечно же, нет никакого слива. Вот туда точно не ходи, если тебе жизнь дорога.
Даже отсюда Озомена чувствует тяжелый дух испражнений, слышит гудение отъевшихся мух, где их никто не беспокоит.