– На что это ты намекаешь? – спрашивает Озомена, от злости у нее аж зубы скрипят.
Угочи неопределенно пожимает плечами.
– Да я просто спросила, что ты тявкаешь? И все-таки: мадам Кои-Кои пришла именно в твою комнату.
– Ты что, тупая? Она туда не заходила, – возмущается Нкили. – Она просто постояла снаружи.
– Да какая разница, это дела не меняет. – Угочи проводит пальцами по своему яйцеобразному лицу. – И вообще, я не с тобой разговариваю, так что помолчи.
– Да если б ты мне такое сказала, я бы отджекичанила твой фейс, – парирует Нкили.
– Уж больно ты самоуверенная, – огрызается Угочи. – И вообще, ты мне не ровня.
Нкили возмущенно закатывает глаза.
– Да я столько знаю, что тебе ни в жизни меня не догнать. Да если б я захотела, я бы перепрыгнула через год или даже через два.
– Ты врушка и прихлебательница, – говорит Угочи. – Если б ты была такая умная, БЧ сразу бы определил тебя в другой класс.
Нкили зло шипит и презрительно отворачивается. Озомена благодарна подруге, что та вступилась за нее перед Угочи. Класс продолжает гудеть, обмениваясь слухами.
– Возможно, тут дело в местных, – говорит Тельма. Все заинтересованно затихают, потому что Тельма – самая умная, начитанная и все на свете знает.
– Солнышко, плохо тебя слышно, – говорит Угочи. – Повернись к нам, когда разговариваешь. – Ее троица хихикает и отчаянно жестикулирует. Кстати, Озомена так и не научилась их различать, такие они одинаковые.
Тельма поворачивается к Угочи и повторяет сказанное, одновременно гоняя во рту розовую жвачку.
– При чем тут местные? – спрашивает Озомена, видя, что никто не удивлен такой новостью.
Тельма изумленно глядит на Озомену, надувая пузырь из жвачки.
– Девчонки, вы что, ничего ей не объяснили? Это же касается истории нашей школы.
Обиагели протягивает руку, прося пуховку у Угочи, чтобы и самой попудриться, но ее игнорируют. Обиагели презрительно фыркает.
– Говорят, местные в обиде на нас. Будто мы отняли у них эту школу, – говорит она.
– Как можно отнять школу? – не понимает Озомена.
– Но именно так они и считают. – Тельма довольно потирает руки, готовая выложить всю историю от начала и до конца. – Доктор Удегбулам, он же отсюда родом. Человек он неглупый, поэтому получил стипендию, отучился за границей и вернулся обратно. Но до этого он долго преподавал в Америке. – Тельма щелкает пальцами, желая подчеркнуть, как это круто.
– Ну и каким же образом он отнял школу? – снова повторяет свой вопрос Озомена.
– Спокойно, сейчас я все тебе объясню. Вернувшись, он захотел, чтобы школа «Новус» была не хуже других в мире, в смысле наук и всяких технологий, ну, типа этого. – Тельма многозначительно обводит рукой класс, показывая, как у них тут все круто. – Но выделенной земли было недостаточно. Поэтому он обратился к старейшинам и к местным игве[101].
– Убери жвачку изо рта, – перебивает ее Угочи. – Ты же не жвачное животное.
Нкили снова закатывает глаза.
– Надо же, какие ты знаешь слова. А теперь заткнись и дай ей договорить. – Нкили отвечает спокойно, беззлобно, но в точку. Угочи порывается огрызнуться, но троица останавливает ее. Угочи вспыхивает, но молчит, откинувшись на стул.
– Так вот, – продолжает Тельма. – Старейшины и игве посоветовались с жителями деревни и решили выделить доктору Удегбуламу землю при условии, что когда он построит и оборудует школу, то будет учить бесплатно всех местных детей. Доктор Удегбулам согласился, но когда дошло до дела, он отказал местным.
– Но это же нечестно, – говорит Озомена.
– Он взял только тех, кто хорошо окончил начальную школу, а таких совсем немного. И при этом он заставил их сдавать вступительные экзамены. Таких детей со стипендиями меньше десяти: Дельфиния, Милдред, Огома, префект от мальчиков Бобби – это он долбит по железяке, типа звонарь. Других не помню по именам. – Называя ребят, Тельма каждый раз надувает по пузырю из жвачки.
Озомена сразу же вспомнила, как Дельфиния прогуливалась на улице, разговаривая с Бобби. Тогда она подумала, что Дельфиния пользуется правами выпускницы, ну а Бобби – он просто Бобби. Кстати, вот почему он спокойно выходит за пределы школы. Озомена в полном смятении. Раньше ей это казалось наглостью, но теперь становится понятно, кого имела в виду Нкили, называя их «этими самыми».
– Вот поэтому местные нас так ненавидят, – говорит Нкили, кивком поддерживая Тельму. А Озомена думает: вот что значит начать учебу на три недели позднее остальных. Теперь ей все растолковывают как чужой.
– Вот именно, – говорит Тельма и начинает ковырять в ухе заточенным карандашом. – Поэтому они насылают на нас ведьм и колдунов. Им надо, чтобы «Новус» закрыли, и тогда земля вернется к местной общине.
– Но при чем тут мадам Кои-Кои? – не отстает Озомена. – Ее призрак появляется во многих школах, мне моя старшая сестра рассказывала.
– Чтобы Кои-Кои появилась, кто-то должен вызвать ее дух, глупенькая, – фыркает Угочи. – Они специально насылают ее, чтобы выкурить нас отсюда.
Озомена насмешливо качает головой.
– Ты что, насмотрелась мультиков про Скуби-Ду? – язвительно говорит она, и кто-то из девочек хихикает.
Угочи зло выпячивает челюсть.
– А ты обращала внимание на дерево за крылом Б? – спрашивает кто-то из девочек.
Озомена отрицательно качает головой.
– Она ж новенькая, – фыркает Угочи. – И сама все узнает, когда наложит в штаны от страха.
Озомена презрительно кривится, а Тельма говорит:
– Там есть такое уродливое дерево с дуплом, похожим на раскрытый в крике рот, – так вот, у местных там было место поклонения. В стародавние времена они там приносили людей в жертву. – Тельма довольно улыбается, считая себя отличным рассказчиком.
– Ну нет, Тельма, хватит привирать! – протестуют девочки, но Озомена чувствует, что сквозь смешки просачивается столь знакомый ей страх.
– А вот и нет, это чистая правда, – говорит Угочи. – Мне братья то же самое рассказывали.
Тут за спиной раздается храп. Все оборачиваются на спящую Квинет.
– Ну вот, опять, – бормочет Угочи. – Опять дрыхнет, вечная второгодница.
– Да что ж ты такая невоспитанная, – с укором говорит Нкили.
– Подождите, – перебивает их Озомена. – Но почему бы доктору Угдебуламу не пойти навстречу этим людям? Пусть приходят к этому дереву и молятся своим богам.
– Ты что, рехнулась? – в ужасе восклицает Угочи.
– Нет, послушайте, – продолжает Озомена, стараясь унять гнев на Угочи. – Ну пусть хотя бы допустит к учебе побольше местных детей.
– Ты точно дурочка, – заявляет Угочи. – Тут не приют. На какие деньги будет существовать «Новус», если не взимать плату?
Эти слова вызывают новую волну ропота и шепотков.
– Не смей называть меня дурочкой! – рычит Озомена.
– Училка идет! – кричит кто-то, и девочки бросаются к своим партам, в спешке роняя с них учебники. Тельма вытаскивает изо рта жвачку и лепит ее на запястье. Угочи поднимает над собой пудреницу и кладет ее на голову спящей Квинет, таким образом обозначая для учительницы цель, кого следует треснуть по макушке.
Глава 19
Я практикуюсь писать сочинения, как вдруг чувствую запах подсохшего гнилого мяса. Я заглядываю под стол, проверяю буфет, заполненный тарелками с золотыми ободками и хрустальными бокалами. Это мама купила – все новехонькое, прямо с фабрики. Посуда у нас даже еще более красивая, чем прежде. Меня так и подмывает спросить, откуда она все это берет, на какие деньги покупает, но боюсь честного ответа. А то разболится голова, и придется пить панадол. Приближается момент откровенного разговора с мамой, но он еще не наступил.
Вонь ощущается особенно сильно возле холодильника, я открываю его и вижу там… браслет. Как вообще может пахнуть из закрытого холодильника? Я, конечно, привыкла к проделкам духа, но иногда он такое отчебучит, что у меня душа в пятки уходит. Этот браслет, как и предыдущая цацка, тоже сделан из грязного шнурка, на который нанизано множество бусин – черных, коричневых, красноватых, как наша земля, но в середине находится вовсе не бусина, а что-то такое, отчего этот браслет вряд ли может понравиться хоть кому-то.
То есть похоже на бусину, конечно, большую коричневую бусину размером с ноготь на большом пальце. Только эта бусина здорово напоминает сморщенное старушечье тельце или аки авусу[102]. Кому захочется иметь такое украшение?
Проблема в том, что мы переехали на новое место и я никого тут не знаю, а это значит, что мне трудно поставить для духа нужную девочку. При папе мы жили среди таких же людей, как и мы сами, но теперь мама перетащила нас в место, где обитают всякие профессора, доктора разных наук и прочие. А я прекрасно помню, как такие люди реагировали на людей вроде папы, они считали нас дикарями. Зачем мама решила тут поселиться, ума не приложу.
С улицы доносится детское пение, я навостряю уши. Нет, лично я не люблю игру «Огонь поутру», хотя помню ее по начальной школе. Правила такие: все садятся в кружок, хлопают в ладоши и распевают песню, пока водящий ходит за пределами круга. Потом кто-то кричит: «Огонь погасили», и водящий должен осалить кого-то из сидящих и побежать по кругу, и если другой не успевает осалить водящего за один круг, тогда водящим становится он сам.
Игра эта мне не нравилась из-за дурацкой беготни. Если идти пешком, я могу дойти хоть до Кафанчана, но чтобы бегать впустую, уж извините. Нет, мне по душе такие игры, как суве[103] или ога[104], потому что тут нужно шевелить мозгами. Или взять хотя бы людо[105] или нчо. От игроков требуется мудрость черепахи, а победителю достается много красных бобов окве. А чтобы осалить человека и убежать, много ума не надо. Короче, сплошная глупость, в которой я старалась не участвовать.