– Так ты отпустишь моего отца или нет?
– Надо же, ты прямо как созревший фрукт, такая сладкая. И кто тебе сказал, что твой отец у меня?
Я начинаю беспокоиться, но все равно говорю:
– Мой папа у тебя. Если ты знаешь про все, что творится в твоем доме, значит, либо он у тебя, либо ты можешь достать его.
Повелительница костей снова зевает и облизывается. А потом раскручивает трость и убирает руку. Трость крутится сама по себе, словно стоит на гладком полу.
– Вы только посмотрите на нее, – говорит она своим обезьянам. – Вы случаем не голодны? Не хотите отведать ее?
Обезьяны открывают рты и верещат.
У меня остался последний козырь:
– Я знаю, где ты можешь раздобыть кости, кости леопарда. Есть один человек, он…
– Поедатель леопарда? – Ее тросточка замирает. Повелительница изображает безразличие, словно я говорю о пустяковом деле, но я-то чувствую, что попала в точку.
– Он не ест леопарда, он…
– Рассказывай, что знаешь. – Она трясется всем телом, гремя украшениями, а ее платье переливается всеми цветами радуги, как волшебные чернила или как бензин на мокром асфальте.
Когда я заканчиваю свой рассказ, она подходит ко мне ближе, обезьянки тоже, но она останавливает их движением руки, и они подчиняются.
– Покажи мне свои шрамы.
Я поднимаю кофточку. Ее пальцы танцуют ваку[163], когда она касается шрамов, и я чувствую легкое жжение и боль. Ногти у Повелительницы костей длинные, как обезьяньи зубы, приблизив ко мне лицо, она заглядывает мне в глаза, в самую глубь, словно собирается собрать с груди все мои раны.
– Кое в чем ты ошибаешься. Ни один взрослый леопард, напав на тебя, не оставил бы тебя в живых. И этот доктор – не леопард. – Она облизывается, словно только что вышла из-за стола. – Это сделал юный леопард. Из новеньких. – Она убирает от меня руку. – Возможно, даже еще без узды.
– Без узды?
– Необузданный, я бы так сказала. – Она цепко берет меня за подбородок. – Найди его и приведи ко мне, тогда я отдам тебе твоего отца.
Я быстро пытаюсь сообразить. Если доктор Эменике – не леопард, значит, он не преследует меня. Но поскольку он все-таки был тут…
– Ты же не можешь сама найти отца? Вот именно. Я сделаю свою часть работы, а ты свою. К тому же меня леопард почуял бы. – Снова поднимается ветер. – Я слишком долго тут задержалась. – Повелительница костей и обезьяны отступают назад в траву. – Будь осторожна, пытаясь выяснить, кого преследует леопард. Необузданный леопард непредсказуем и опасен. Впрочем, ты уже сама это знаешь. Если хочешь, я могу облегчить тебе задачу. Но тогда ты будешь должна мне еще кое-что.
– Когда я получу от тебя весточку? – Я уже кричу, так как Икуку Нди-Ммуо силен, клонит к земле траву и деревья.
– Ты сама поймешь, когда все произойдет. Леопарды всегда проявляются во время смут. Я же – Повелительница смут.
Ветер становится все сильнее, поднимая в воздух песок и пыль, унося Повелительницу костей и ее обезьянок туда, откуда они прилетели.
У меня между ног кровь, ляжки прилипают друг к другу. Мне бы сейчас сходить в душ, но еще не стемнело, а я не хочу, чтобы кто-то увидел мои раны на груди. Я гадаю, как же найти того, кто пытается отыскать меня, и тут вспоминаю, что кое у кого есть братья, которые являются самыми большими сплетниками в «Новусе». Вот я и спрошу, к кому приезжал доктор Эменике.
Глава 43
Ночью большинство девочек из крыла Б, напуганные тем, что жертвенное дерево срубили под корень, перебежали спать в комнаты крыла А. Они боятся, что теперь в отместку деревенские нападут на них. Боятся, что разрушенный алтарь, после всех жертвоприношений, совершаемых там на протяжении долгих десятилетий, теперь выпустит наружу какое-то зло. Ведь все понимают, какой силой обладают верования. Любой человек, к какой бы вере он ни относился, знает, что нельзя трогать святыни.
Вся эта беготня вызывает недовольство смотрительницы. Она семенит по коридору как мышка, врывается в комнаты и бьет своей клюшкой прикорнувших нарушительниц дисциплины.
– Нельзя! – Ее старческий голос звучит противно и визгливо. – Не положено. Я не позволю вам лисятничать в моем доме.
Озомена не понимает, что значит «лисятничать», но примерно догадывается. Смотрительница не разрешает спать вместе даже родным сестрам, вытаскивая их из постели. Но девочки, дождавшись, когда смотрительница вернется к себе, прибегают обратно, ведь инстинкт самосохранения сильнее страха темноты. И эта игра в людо продолжается всю ночь. Между тем деревенские школьники спят, ни о чем не беспокоясь.
Озомена просыпается не сразу, пытаясь понять, слышит ли она реальный звон или он из ее снов. Она резко садится в кровати. Звон стоит как при пожаре. Девочки уже мечутся по комнате, натягивая обувь, халаты, свитера или кардиганы поверх ночнушек и пижам. Озомена чувствует в мышцах прилив адреналина. Она быстро просовывает голову в длинный свитер.
– Что случилось? – кричит она.
– Тревога! Всем срочно покинуть помещение! – Префект Акудо поспешно одевается и бежит к дверям, на ходу поправляя толстовку. Озомена машинально начинает застилать постель, но, опомнившись, бросает это дело. Она чувствует, как от волнения под свитером уже намокли подмышки.
Перед общежитием собралась толпа девочек: все дрожат от страха, возбужденно переговариваясь, а потом спешат к месту построения возле школы, распределяясь по классам. Чуть дальше то же самое делают мальчики. Небо прорезала тонкая полоска света, обещая, что день все-таки наступит. Озомена крутит головой, выискивая своих подруг. Нкили машет ей из дальнего конца шеренги, она стоит рядом с Чинонсо. Озомена машет в ответ и пытается отыскать Обиагели. Широко зевая, Квинет встает перед Озоменой, чтобы потом протиснуться между девочек, но Озомена тычет ей в ребра, чтобы та переместилась в конец ряда. Звон не прекращается, нервы Озомены уже на пределе. Наконец звонарь Бобби бросает железяку на землю и тоже становится в строй. Наступает зловещая тишина.
Все глядят на доктора Винсента, тот выходит вперед в костюме-сафари. «У него было достаточно времени, чтобы во всем разобраться. Значит, все не так и плохо», – думает Озомена. По обе стороны от доктора Винсента стоят учителя: мистер Ибе, мистер Эбиере, но ближе всех – мисс Узо. Подходит, ковыляя, смотрительница, и префект Нвакаего помогает ей встать рядом с остальными. Мистер Осугири нервно включает и выключает фонарик, водя им вдоль рядов детей.
Где-то в зарослях рычит леопард, и Озомена резко поднимает голову, прислушиваясь. Надо быть начеку. Это не совпадение. Что бы там ни случилось, это нечто очень серьезное.
Доктор Винсент откашливается, приготовившись сказать речь. Он маленького роста, кривоногий, порывы ветра полощут его шорты.
– Доброе утро, «Новус».
– Доброе утро, доктор Винсент, – хором отвечают дети.
Владелец «Новуса» снова откашливается. Потом вытаскивает носовой платок и высмаркивается. Потом убирает его обратно и хлопает по карману, словно проверяя, что платок никуда не делся. У него американский говор, и голос звучит так, словно у него заложен нос.
– Мы хотим сделать важное объявление. Как вам известно, три недели назад из нашего престижного заведения исчезла студентка, предположительно она была похищена.
По спине Озомены пробегает холодок.
– В результате этого несчастья двойняшки Тайво и Кехинде выпали из нашего школьного сообщества. Возможно, вы не знаете, но поиски Этаоко не прекращались ни на день. Мы получили указание сохранять спокойствие и работать как прежде, пока нигерийская полиция отрабатывала версии. Главное было – не спугнуть преступников.
Доктор Винсент сложил руки на животе и продолжил:
– Вчера мне позвонил комиссар полиции и сообщил, что благодаря отважным действиям его коллег, обыскавших вокруг школы зону в двадцать километров, в одном из недостроенных зданий было обнаружено тело Этаоко. Часть органов отсутствовала. Владелец здания, а также еще один подозреваемый были взяты под арест…
Тут поднялся вой, крики, кто-то даже упал в обморок. Мальчишки, находящиеся в том возрасте, когда уже ломается голос, загудели, выкрикивая угрозы неизвестно в чей адрес. Мистер Ибе кричит, требуя, чтобы все немедленно успокоились. Никто не реагирует даже на призывы мисс Узо, хотя обычно она умела угомонить ребят. Озомена снова слышит рык леопарда и оглядывается. Где же Обиагели? Все приходят в движение, доктор Винсент продолжает что-то говорить, Озомена бродит среди детей, пытаясь разузнать про Обиагели. По идее, занятия никто не отменил, но учителя удаляются на совещание, оставив детей на попечение префектов.
Озомена идет, опустив глаза. Случившаяся трагедия напомнила всем, как именно пропала Этаоко, и теперь многие косятся на нее. Скоро начнутся расспросы, что да как, хотя ей ничего не известно об исчезновении Этаоко. На какое-то время от нее все отстали, а теперь снова начнут донимать, но она слышала зов леопарда, нужно поскорей добраться до него. Неизвестно, почему леопард не появился прямо на линейке, но Озомена благодарна, что он не сделал этого. Сейчас главное – вести себя непринужденно. Ребята идут группами, многие плачут. Чинонсо повисла на Нкили, и та уже еле терпит эту кривляку. Озомена хочет помочь подруге, но Чинонсо цепляется к другой школьнице. Нкили поспешно вытирает слезы, Озомена молча гладит ее по плечу, она не умеет успокаивать.
– Ты не видела Обиагели?
– Я и сама ее искала. Готова поспорить на шоколадку, что ей хоть бы хны и она до сих пор дрыхнет. – Нкили хмуро улыбается.
Возле общежития царит всеобщее возбуждение. Кто-то распахнул двойные двери комнаты привратника, да так и не затворил их. Девочки инстинктивно собираются в толпу, словно готовясь совершить молитву. Они стоят потерянные, и тут префект Чикодири начинает ритмично хлопать в ладоши, отдельные ученицы затягивают свой любимый гимн, потом остальные хором подхватывают его. В общее песнопение вливаются альты и басы мальчиков, стоящих неподалеку. Мелодическая волна подхватывает Озомену, сокрушая барьеры между верованиями и половыми различиями, ибо все объединены общей трагедией. Ученики возносят руки к небу, лопоча на своем особом языке, некоторые даже падают на колени. К ним присоединяется Чинонсо: сжимая в кулачке четки, она бормочет слова молитвы, ритмично раскачиваясь.