«ЛЕТНЕЕ ПЛАТЬЕ» (1996) Самая очаровательная короткометражка Озона переносит нас на морской берег Аквитании. Однополая парочка отдыхает под аккомпанемент популярной песни Bang Bang (которую в другом варианте через несколько лет использует Квентин Тарантино для фильма «Убить Билла»). Сочиненная Соло Боно и впервые исполненная в середине 1960-х годов его тогдашней женой Шер, эта песня вошла в репертуар Нэнси Синатры и Фрэнка Синатры, Мины и Далиды. Но в фильме Озона она звучит в исполнении французской певицы Шейлы и в переводе, заметно отличающемся от оригинала. «Нам едва исполнилось десять, мы играли в жандармов и воров… Пиф-паф, он подстрелил меня…» В американском варианте детям всего по пять или шесть, и они скачут на деревянных лошадках, но суть от этого не меняется. Детская игра перерастает в жестокую дуэль взрослых чувств и отношений, которые можно интерпретировать и как однополые. Люк (Фредерик Манжено) прямо говорит Себастьяну (Себастьян Шарль), почти голышом манерно танцующему под Bang Bang: «Надоела эта музыка голубых. Перед соседями неудобно».
На самом деле ему надоел Себастьян с его кривляньями, Люка одолевает юношеская истома, он сам не знает, чего хочет, разве что побыть в одиночестве. Прыгает на велосипед и мчится на пустынный пляж, сбрасывает одежду, плавает и загорает в чем мать родила. Его уединение нарушает девушка (Лусия Санчес), ей, как и ему, восемнадцать (хоть она выглядит старше и опытнее), самое время заняться любовью в соседней роще. Люк признается, что для него она первая девушка, был только опыт с мальчиками, а Лусия делает комплимент: «Ты неплохо трахаешься для педика».
Тут важны детали, столь характерные для самого конца XX века – последнего лета постмодернистской невинности, которое воспринимается из сегодняшнего далека как утраченный рай. Все курят (знакомство Люка и Лусии начинается с поисков зажигалки), легко склоняются к сексу, девушка нежно надевает парню презерватив – новый атрибут любовных игр эпохи СПИДа…
Вернувшись на пляж, Люк не находит своей одежды, Лусии ничего не остается, как одолжить ему короткое платье – голубое в цветочках. В нем он и гонит на велике домой под иронические гудки встречных машин. Со словами: «Тебе не кажется, что я красивая девушка?» – он падает в объятья Себастьяна, а после бурных ласк зашивает порванное платье, несется на пристань, где его ждет Лусия. Лето кончилось, девушка оставляет парню летнее платье как сувенир и отплывает на катере. Прощальный поцелуй, за кадром звучит Bang Bang – позывные первого любовного опыта…
«ПОСМОТРИ НА МОРЕ» (1997) Морское побережье, пляж – одна из ключевых локаций Франсуа Озона. Героиня этой среднеметражной (52 минуты) ленты – Саша (Саша Хэйлс), молодая англичанка, проводит лето с десятимесячной дочкой в загородном доме, пока ее муж делает деньги в Париже. На велосипеде возит ребенка посмотреть на море, кормит ее молочными смесями, моет в ванне. Однажды на пороге появляется Татьяна (Марина де Ван) – девушка довольно мрачного вида, она путешествует и просит разрешения поставить на участке свою палатку. Между двумя героинями налаживается контакт, они вместе обедают, ездят купаться. Хозяйка дома проявляет радушие, незнакомка принимает его, что не делает ее более мягкой и любезной. Когда Саша спрашивает, не боится ли она одна путешествовать, Татьяна отвечает, что скорее это ее надо бояться. Кто подумал, будто это шутка, в финале получит полную возможность убедиться в обратном.
Из коротких фильмов Озона этот – самый жестокий. Однако почти до самого конца мы сохраняем иллюзию обычной психодрамы, лишь окрашенной озоновской любовью к полушутливым страшилкам и эротическим двусмысленностям. Это еще и женский дуэт двух диаметрально противоположных типов; впоследствии мы увидим его полнометражную (но не столь радикальную) версию в «Бассейне»; там тоже, кстати, будут англичанка и француженка.
Саша оставила позади романтический период, пиком которого было путешествие с подругой по Тунису и встреча с пастухом-туземцем: сначала он показался насильником, а в итоге продемонстрировал образец национального гостеприимства. Теперь она, замужняя женщина и мать, убеждает себя, что счастлива в респектабельном браке, только почему-то ее тянет на нудистский пляж, где можно заняться анонимным сексом в кустах. Гостья, в противоположность хозяйке, диковата: она облизывает тарелку и задает чересчур интимные вопросы про роды. Выясняется, что она то ли потеряла ребенка, то ли избавилась от плода…
Когда муж Саши приедет из Парижа навестить свою отдыхающую семью, его ждет то, что было бы слишком мягко назвать шоком.
«X2000» (1998) Рефлексия на тему надвигающегося миллениума. Урбанистический пейзаж за окном. Засохшее насекомое на стекле. И надпись: «С Новым 2000 годом!» Герой просыпается, рядом спит женщина. Он ищет лекарство от похмелья, пробирается через скопища пустых бутылок, в другой комнате два бесполых существа с одинаковой короткой стрижкой валяются на полу в спальном мешке. В окне напротив пара занимается сексом. Женщина ложится в ванну и погружается с головой в воду. Мужчина собирает осколки бокалов. По квартире ползают муравьи – популяция нового века. «Муравьи завелись», – резюмирует первые впечатления герой.
«ПОСТЕЛЬНЫЕ СЦЕНЫ» (1998) Озон соединил в этом альманахе семь новелл, некоторые из них были сняты раньше и уже показаны. Одни более, другие менее смешные, лирика вперемешку со скабрезностью. В «ЧЕРНОЙ ДЫРЕ» проститутка делает минет клиенту, одновременно исполняя «Марсельезу» (никто, заметим, не в претензии к Озону из-за оскорбления национального гимна). Этот свой фирменный трюк жрица любви выполняет по спецтарифу, непременно в темноте. Тайна «черной дыры» раскрывается, когда клиент внезапно включает свет…
Самая остроумная из новелл называется «ЧИСТЮЛЯ». Мужчина произносит перед партнершей, впервые наведавшейся к нему в гости, типичную холостяцкую фразу: «У меня такой бардак». Она снисходительно улыбается и говорит, что ей это даже нравится. Женщина не догадывается, что последует за этим. Оказывается, хозяин отвозит стирать простыни к матери в Лимож раз в год, причем только одну – ту, что сверху, а на следующий год другую. Носки носит четыре дня, потом выворачивает и надевает на другую ногу. «Но это немного неудобно, – начинает волноваться женщина. – Запах и все такое…» И в ответ слышит: «Запах – это как раз очень важно». Дело в том, что современное бесчувственное общество, одержимое собственностью, хочет уничтожить запахи: это что-то вроде хозяйствующего фашизма. Надо пробудить первородные инстинкты. Наше обоняние полностью обезображено капиталистическим обществом, которое исповедует вульгарный либерализм, разрушительный индивидуализим и обонятельный гигиенический конформизм. Ну и, кроме того, чем меньше моешься, тем вернее противостоишь инфекциям. Жизнь – это запах самца, его жидкостей, которые выделяются из носа, рта, подмышек, живота, члена, задницы… Прослушав сногсшибательную лекцию, женщина судорожно одевается и покидает квартиру. Самец нюхает оставленные ею трусики.
В остальных новеллах мы застаем в постели то юношу с пожилой дамой, то двух женщин, то традиционную пару, у которой ничего не получается (новелла «ЛЮБОВЬ В ТЕМНОТЕ»). Мужчина хочет потушить свет: «При свете не выйдет, меня это тормозит». Женщина в ярости: «С меня довольно. Вечно попадаются парни с проблемами: у одного не стоит, другой не хочет надевать презерватив, третий двух секунд продержаться не может, один хочет, чтобы его оскорбляли матюгами, другому надо палец в задницу засунуть…» Мужчина смиренно соглашается: «Да, с парнями сложно». А поскольку он опоздал на метро и вынужден здесь переночевать, спрашивает, лежа с ней в койке: «Ты не против, если я подрочу?» Женщине ничего не остается, как взглянуть на ситуацию с гуманитарной позиции: «Ну ладно, если порадовала хоть одного парня, ночь не прошла даром».
Маленький шедевр в этой коллекции экранных анекдотов – крошечный фильм «ДЕВСТВЕННИКИ». В постели двое парней-тинейджеров. Один убеждает другого, что отсасывает лучше, чем девушка: «Уверен, что они кусаются». После проверки следует признание, что оба они девственники – только в разном смысле слова. Впрочем, один из них успел расстаться с девственностью в течение тех трех минут, что длится фильм.
«ПРЕЛЮДИЯ» (2006) В основе сюжета – рассказ «Недооцененный» Анри де Монтерлана, французского писателя XX века, известного довольно скандальными (в том числе женоненавистническими) взглядами и поступками. Но в данном случае, особенно в интерпретации Озона, сами эти взгляды становятся объектом едкой иронии.
В Париже, в холостяцкой квартире, Брюно (Луи Гаррель) в компании старшего приятеля-гея Пьера (Матье Амальрик) ждет Розетту (Ваина Джоканте). Девушка в который раз опаздывает. Брюно подсчитал, что за 8 месяцев она опоздала в общей сложности на 2087 минут, или почти на 36 часов. И каждый раз приводит самые неправдоподобные объяснения. Например: ливень сломал форточку, и она спасала книги от наводнения. Или еще мотивировочка: оказывается, «у нее в семье все опаздывают». Брюно страстно влюблен в Розетту, но не может позволить ей своими опозданиями унижать его. Нет, он не станет подкаблучником, не даст Розетте злоупотребить женскими чарами. Он требует уважения к своей личности, в конце концов. В общем, Брюно собрал волю в кулак и принял суровое мужское решение: если сегодня Розетта опоздает, как обычно, на 45 минут, между ними все будет кончено…
Диалог двух мужчин отточен, выполнен в лучших традициях французского интеллектуального романа. Особенно яркими афоризмами блистает Пьер: «Что за безвкусица? Где французская элегантность? Женщину надо обожать именно за ее опоздания… Если она не опаздывает, это вообще не женщина, таких надо забивать камнями, как во времена античности поступали с гермафродитами… Если бы тебя приговорили к казни на гильотине, тебя бы бесило не то, что ты должен умереть, а то, что палач задерживается». Брюно надулся, как мышь на крупу, и пытается возражать: «Разве в любви нет справедливости, гордости?.. Раньше, если актер опаздывал на спектакль, он просил извинения у публики на коленях». У Пьера подобные аргументы вызывают только смех: «Бедный Плутарх, твои разговоры окажут честь роду человеческому… Уже тридцать лет твердят о свободной любви, но ведь всякая любовь – это рабство… Когда я ждал мальчика, идущего на свидание со мной, я радовался его опозданию, потому что представлял, что за это время потерял его, и осознавал, насколько он мне на самом деле б