Павлик стал рассказывать. Андрей выслушал его, потер лоб, задумался и вдруг спросил без всякой видимой связи:
— Фотик твой как? Не испортил еще?
— Нет… Вот бы скелет мамонта найти! Это дар!.. Или нет, не надо. А то он еще и в музей не влезет. Лучше пещеру, а в ней оружие. Не какой-нибудь наконечник, а целый склад: копья, винтовки…
— Какие винтовки! Никаких тогда винтовок не было.
— Ну, стрелы. Вот бы здорово!..
И тут Павлик заметил, что Андрей смотрит на него так, словно прикидывает: да или нет?
— Чего ты?
— Да вот, смотрю и думаю: настоящий ли ты друг? Стоит из-за тебя идти на жертву или не стоит?.. Ладно, — он стукнул Павлика по спине, — так и быть, выручу. Пошли!
Они вернулись в квартиру. Андрей открыл нижний ящик шкафа и извлек оттуда странный предмет, похожий на большущую книгу. Только вместо страниц у нее были холщовые полотна с нашитыми на них застегивающимися карманчиками. На каждом карманчике что-то написано.
Пока Андрей тащил эту странную книгу к столу, из нее выпали несколько монет и со звоном покатились по полу. Павлик собрал их и подал Андрею. Тот рассовал монеты по свободным карманчикам.
— Вот, Павлик, — торжественно сказал он. — Это то, что тебе нужно.
Павлик разинул рот от волнения.
— Дар?
— И еще какой! Знаешь, что это? — Андрей хлопнул рукой по холщовой книге. — Папина коллекция монет. Тут есть очень старые. Вот эту, например, посмотрим. — Он отстегнул один из карманчиков и вытащил монету с изображением женской головы. — «Сес-тер-ций», — прочитал он по складам надпись на карманчике. — «Римская монета»… Ого! Знаешь, сколько ей лет? Две тысячи! Тут написано.
— У-у, — разочарованно протянул Павлик. — Две тысячи… Сашиному копью знаешь сколько — тридцать тысяч лет! Экскурсовод говорил. Вот бы такую монету — тридцать тысяч лет! Посмотри, здесь нет?
— Дурак! Тогда никаких денег еще не было.
— Не было? Как это не было? А на что люди покупали?
— Ни на что. Они совсем не покупали. Что найдут, то их. Или меняют… Мы уже учили про это.
— Правда? Вот бы сейчас так: что найдем, то наше… Как ты думаешь, этот сес… сестерций возьмут в музей?
Павлик протянул руку за монетой, но Андрей зажал ее в кулаке.
— Еще как возьмут. Только покажи!
— Так давай же скорей. Я ее сразу туда.
— «Давай»… Умный! Знаешь, сколько эта монета стоит? Сто рублей, наверное. Она же очень старая.
— Сто рублей! — воскликнул Павлик. — Ой-ей-ей!
— Я бы тебе ее все равно отдал — мне не жаль. Только ведь это папина монета. Вдруг он увидит, что ее нет? Что я ему скажу?.. Знаешь, Павлик, дай мне за нее свой фотик, а? Папа спросит, где монета, я скажу, что сменял. Это уже не так страшно: вещь на вещь. Потом когда-нибудь я тебе его, может, отдам.
— А что я дома скажу? — спросил Павлик, растерявшись от неожиданного предложения.
— Ты не говори ничего. А хватятся — выдумай что-нибудь. Скажи, что хулиганы отняли, или воры украли, или еще что… Ну?.. А, что там! Я ему по дружбе одолжение делаю, чтобы его имя в музее было, а он еще брыкается. Не хочешь, как хочешь.
Андрей положил монету обратно в карманчик и захлопнул книгу.
— Подожди! — взмолился Павлик. — Я же не сказал, что не хочу.
— Тогда беги скорей за фотиком… И еще котенка вашего прихвати.
— Котенка? — Павлик остановился на пороге. — Музу?
— Не знаю, Муза или как… Ну того, мохнатого. Я его научу с нашим псом из одной чашки есть. Вот потеха будет… Да что ты на меня уставился? Что тебе, для друга котенка какого-то жаль?..
Павлик вихрем влетел на пятый этаж и нажал кнопку звонка. Подпрыгивая от нетерпения, дождался, пока за дверью раздалось знакомое неторопливое шарканье и крикнул:
— Открой, бабушка, это я.
Бабушке перевалило за семьдесят. Голова совсем седая, лицо все в морщинах. Но она была еще бодрой и подвижной. Вот только на пятый этаж бабушке стало очень трудно подниматься и она все время сидела дома. Днем ей было скучно: Павлик в школе, мама и папа на работе. Читать нельзя, вышивать тоже — глаза подводят. Единственное развлечение — это радио. Как включит бабушка репродуктор в шесть часов утра, так и не выключает до самой ночи. Слушает все передачи подряд: последние известия, спортивную хронику, пионерскую зорьку, советы молодым хозяйкам, симфонии, концерты-загадки, объявления.
Но ведь репродуктор — собеседник неважный. Сам-то он говорит целый день без умолку, а вот попробуй ему что-нибудь сказать! И ничего нет удивительного, что бабушка делилась новостями со всеми, кто заходил в квартиру, будь то Павлик, почтальон или контролер «Водосвета».
— Новость-то какая, новость. «Динамо» — «Спартак — два-один, — бодро сообщала бабушка, едва успев открыть дверь. — Бобров забил два мяча. Синявский сказал, что это были… как их… Классические углы. А вот Иванов опять пробил мимо пустых ворот — подумать только! И как его в команде терпят…
Но с тех пор, как в доме появился котенок Муза, бабушке больше не приходилось томиться в ожидании слушателей. Муза прекрасно восполняла все недостатки репродуктора. Она внимательно слушала бабушку, негромко мурлыча, и лишь изредка требовала подлить молока в свою тарелочку в углу кухни.
Бабушка была очень довольна:
— Все-таки живая душа в доме. Вы все уходите, а я с ней говорю и не скучно.
Вот почему Павлик почувствовал некоторую неловкость, когда он, опустив в карман пальто фотоаппарат «Смену», схватил Музу и сунул за пазуху. Но тут же он успокоил себя тем, что завтра раздобудет для бабушки другую кошку, даже еще получше, и побежал к Андрею.
Андрей не сразу отдал монету. Придирчиво осмотрел фотоаппарат, проверил спуск, все выдержки. Потом потащил Музу в другую комнату — знакомить с Тарзаном, бесхвостым глупым псом, величиной с теленка. Знакомство началось с того, что Тарзан бросился на Музу с громким лаем. Котенок фыркнул, царапнул Андрея, вырвался из его рук и мгновенно забрался на верх книжного шкафа. Отсюда он, жалобно мяукая, с укором поглядывал на Павлика.
— Ах, ты так! — вскричал разъяренный Андрей. — Я тебе покажу царапаться!
Он побежал на кухню за метлой. У Павлика сжалось сердце.
— Не бей ее! Она же не виновата.
— А ты не вмешивайся! Моя кошка!..
Павлик ушел от Андрея с тяжелой душой. Правда, в кармане лежала римская монета, но досталась она дорогой ценой. Дома бабушка ищет, наверное, Музу. Ходит по всем комнатам, кряхтя, заглядывает под кровати. «Кис-кис-кис…» А Музы нет. И не будет. Он ее продал. Продал в рабство, — почему-то пришло ему в голову. Как в «Хижине дяди Тома» негров продавали… И фотоаппарата тоже больше нет…
Музей был еще открыт. Павлик приободрился. В конце концов он ведь не для себя выменял эту монету. Он принесет ее в дар музею. Монету поместят в витрину, чтобы все видели. А рядом положат бумажку: «Сестерций. Старинная римская монета. Передана в дар музею учеником четвертого класса 27-й школы Павлом Малышевым». Точь-в-точь, как у Саши.
Сторож, к которому Павлик обратился, послал его на второй этаж. Павлик, робея, постучал в дверь с надписью «Директор».
— Я принес дар! — выпалил он, едва войдя в комнату. — Сестерций. Вот!
Пожилой мужчина, сидевший за столом у окна, улыбаясь, посмотрел на Павлика.
— Дар принес, говоришь? Отлично, отлично… Но только, молодой человек, это ведь не сестерций, — сказал он, принимая монету. — Сестерций гораздо меньше.
…Как не сестерций? Ведь Андрей говорил… Обманул, значит! Забрал фотоаппарат, Музу — и обманул!
И тут же Павлик почувствовал облегчение. Ну, не сестерций — и не надо. Он отнесет монету обратно Андрею и заберет свою «Смену» и Музу.
Музка, Музанька…
Но как же тогда дар? Ничего, он еще найдет что-нибудь такое, такое…
Почему директор так долго разглядывает монету через стеклышко? Вдруг он ее все-таки в музей заберет? Мало что не сестерций!
Павлик забеспокоился. Он уже не хотел, чтобы монета осталась в музее. Ведь тогда Муза больше не вернется домой.
— Она же золотая! — Директор музея еще ниже склонился над монетой. — Ну да, английская золотая монета начала царствования королевы Виктории. Первая половина девятнадцатого века… М-да… Вот что, молодой человек, забирай-ка свой дар и бегом к отцу.
— Значит, не принимаете? — обрадованно крикнул Павлик. — Значит, не нужна!
К Андрею он ворвался в расстегнутом пальто, потный, тяжело дышащий, но довольный.
— На, бери свою монету, — закричал он с порога. — Никакой это не сестерций, а самая простая золотая монета.
— Что? Золотая? — Андрей выхватил монету. Глаза его жадно блеснули. — В самом деле золотая! А я думал медная. Вот здорово!
— Давай Музу и аппарат.
— Бери, — отмахнулся рукой Андрей, пробуя монету на зуб.
Павлик побежал в столовую. Муза все еще сидела на верхотурье, затравленно озираясь по сторонам. Вокруг шкафа были наставлены стулья, на полу лежала метла.
— Кис-кис! — позвал Павлик.
Муза мяукнула в ответ, но осталась на месте. С большим трудом Павлику удалось добраться до котенка и взять его в руки. Сердце у Музы билось часто-часто. Она все время делала попытки вырваться.
— Сиди, сиди, глупенькая. Ничего тебе не будет, — успокаивал ее Павлик. — Где «Смена», Андрей?
— А я… я ее одному мальчишке подарил, пока ты в музей бегал, — раздался голос Андрея из соседней комнаты. — Хочешь, я тебе лучше другую монету дам? Хочешь?
Он появился на пороге с холщовой книгой в руках.
— Ничего не хочу. Давай аппарат, слышишь?
— Ты что, глухой? Я же сказал, что подарил.
Что он говорит! Павлик только сбегал в музей и обратно, а он уже успел подарить кому-то фотоаппарат?.. Не может быть!
— Ничего ты не подарил — врешь!.. Просто хочешь его себе забрать… Правильно ребята говорят: ты жадный, жадный! Отдавай, ну! А то я папе твоему расскажу. Вот сейчас пойду и расскажу.
— Папе? — Рот Андрея полуоткрылся, из него выглянули по-заячьи длинные передние зубы. — У, фискал! А еще другом называется!