Соратник господина Пети по части исполнения супружеского долга, а долг оный столь тяжек, что для его исполнения требуется не менее двух мужчин, был благородным сеньором и богатым землевладельцем, коего король на дух не выносил. Запомните это хорошенько, понеже сия подробность чрезвычайно важна для данного рассказа. И так случилось, что однажды коннетабль, настоящий шотландский дворянин, увидел жену Пети и захотелось ему с ней встретиться с глазу на глаз в час утренней молитвы, что было и учтиво, и по-христиански, и побеседовать, дабы обсудить некоторые научные вещи или науку вещей. Госпожа Пети почитала себя достаточно сведущей, а кроме того, как уже было сказано, отличалась порядочностью и благоразумием и потому отказалась выслушать коннетабля. Когда все уговоры, доводы, уловки, намёки, посулы и мольбы оказались бесполезны, коннетабль поклялся своим большим чёрным кокдуем, что уничтожит её любезника, несмотря на то что тот был человеком влиятельным. Насчёт женщины он никакой клятвы не дал. Это указывает на то, что он был хорошим французом, поелику в подобных обстоятельствах некоторые, дабы отомстить за оскорбление, крушат всё подряд и убивают четверых из трёх. Тем же вечером коннетабль поставил свой большой чёрный кокдуй на кон, когда король и госпожа де Сорель{132} играли в карты перед ужином. Его Величество сим пари был весьма доволен, поняв, что может без хлопот и затрат избавиться от раздражавшего его дворянина.
– И как вы собираетесь справиться с этим делом? – с чарующей улыбкой спросила госпожа де Сорель.
– Ха! – хохотнул коннетабль. – Поверьте, моя госпожа, я не хочу лишиться моего большого чёрного кокдуя.
Что же в те давние времена называли большим кокдуем? Ах! Это столь сложный вопрос, что можно ослепнуть, изучая древние книги, но ясно, что это было нечто весьма значительное. Однако наденем очки и поищем. «Дуй» в Бретани означает «девица», а «кок» – это что-то вроде сковородника с ручкой, от латинского «coquus» – слова, которое во Франции преобразилось и стало означать того, кто ест, пьёт, лижет, сосёт, лакает, варит, парит, тушит, жарит и всё поедает, а больше ничего не умеет и потому опускается и разоряется, что вынуждает его воровать или попрошайничать. Из чего учёные могут заключить, что большой кокдуй – это кухонная утварь в форме сковородки, предназначенная для жарки девиц.
– Так вот, – продолжал коннетабль, коего звали господином де Ришмоном{133}, – я скажу нашему прево, что ему по приказу короля следует отправиться на сутки в деревню, жители которой подозреваются в измене и сговоре с англичанами. Мои голубки обрадуются его отъезду, ровно солдаты, получившие жалованье, и как только они вознамерятся поужинать вдвоём, я верну прево и пошлю его именем короля обыскать дом, где будет ворковать эта парочка, и покончить с нашим другом, который воображает, будто ему одному можно сей капюшончик напяливать.
– Что сие значит? – недоумённо спросила Дама Красоты.
– Я вам позже объясню, – улыбнулся король.
– Идёмте ужинать, – вздохнула госпожа Аньес. – Скверный вы человек, коннетабль, надо же, умудрились двумя словами оскорбить и женщин, и монахов!
Надо сказать, что жена прево уже давно мечтала провести со своим любезным кавалером всю ночь, с вечера до утра, у него дома, ибо там можно было кричать сколько угодно, не будоража соседей, а у себя дома она боялась, что её услышат, довольствовалась любовью украдкой, крохами да каплями и отваживалась лишь на рысь, когда ей хотелось скакать во всю прыть. И вот на следующий день около полудня прислужница её поспешила домой к молодому сеньору, дабы предупредить его об отъезде славного прево, и попросила господина любовника, от коего она получала щедрые подарки и потому относилась к нему лучше некуда, готовиться к любовным утехам и к ужину, поелику вечером лучшая половинка господина прево прибудет изголодавшаяся и жаждой истомившаяся.
– Прекрасно! – отвечал сеньор. – Передай своей хозяйке, что я никоим образом не заставлю её поститься.
Солдаты коварного коннетабля, следившие за домом сеньора любовника, заметив, как тот запасается бутылками да кушаньями, доложили своему хозяину, что всё идёт согласно его задумке. Граф Ришмон, злорадно потирая руки, живо вообразил, как прево расправится с соперником. Коннетабль немедля послал к прево королевского гонца с приказом возвращаться в Бурж, дабы схватить в доме названного сеньора английского лорда и разрушить задуманный этими господами дьявольский заговор. Но прежде чем исполнить приказ, прево было велено явиться к королю, дабы договориться о том, как и с кем в данных обстоятельствах должно обойтись. Прево, возрадовавшись возможности увидеться с королём, поспешил в обратный путь и так торопился, что прибыл в город, когда любовники на вечерне своей лишь первый раз ударили в колокол. Повелитель страны рогоносцев и её окрестностей, повелитель ветреный и своенравный, устроил всё таким образом, что жена Пети мило беседовала со своим возлюбленным в тот самый час, когда законный её супруг говорил с коннетаблем и королём, и, редкий случай для семейной жизни, оба, и прево, и жена его были весьма довольны.
– Я как раз говорил монсеньору, – сообщил коннетабль склонившемуся в поклоне господину Пети, – что всякий мужчина нашего королевства имеет право казнить жену и её любовника, коли он застанет их за верховой ездой. Но наш милосердный государь настаивает на том, что следует умертвить лишь всадника, а ту, на ком он гарцует, пощадить. Скажите, мой дорогой прево, как бы вы поступили, доведись вам столкнуться с сеньором, гуляющим в милых лугах, кои по законам человеческим и божеским полагается орошать и возделывать только вам?
– Я уничтожу всё, – отвечал прево, – к чертям растопчу траву и землю, цветы и семена, косточки и плоды, живого места не оставлю и по ветру развею и женщину, и её сообщника.
– И будете неправы, – заметил король, – это противоречит законам церкви и королевства нашего. Королевства – поелику вы отнимете у меня моего подданного. Церкви – поелику вы отправите грешника на тот свет, не дав ему исповедаться и причаститься.
– Сир, я восхищён вашей глубочайшей мудростью и признаю смиренно, что вы светоч правосудия нашего.
– Так, значит, дозволено прикончить только всадника? Аминь, – сказал коннетабль, – убейте его. Ступайте скорее к указанному сеньору, да смотрите держите себя в руках и не забудьте о своём долге относительно изменника.
Мой прево, надеясь справиться с поручением, уже мнил себя будущим хранителем печати Франции. Он покинул дворец, собрал своих людей, прибыл куда следует, расставил дозорных вокруг дома, приказал стеречь все входы и выходы, именем короля неслышно пробрался внутрь, выяснил у слуг, где находится их хозяин, и посадил их под арест. Потом один тихо поднялся наверх и постучал в дверь, за которой двое любовников бились на известных вам шпагах.
– Открывайте! Именем короля!
Жена узнала голос мужа и хихикнула, ибо она вовсе не дожидалась королевского приказа, чтобы заняться тем, чем занималась. Однако ей тут же стало не до веселья: смех уступил место страху. Сеньор завернулся в плащ, подошёл к двери и, не подозревая, что речь идёт о его жизни, сказал, что он благородный человек и принадлежит двору Его Величества.
– У меня приказ как раз от монсеньора короля нашего, – настаивал прево, – не оказывайте сопротивления, вы должны принять меня сей же час.
Сеньор вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.
– Что вам здесь нужно?
– Мне приказано задержать врага нашего государя, коварного злоумышленника, англичанина, коего мы советуем выдать без промедления. Засим я должен отвести его вместе с вами во дворец.
«Это, – подумал сеньор, – не иначе как козни коннетабля, коему отказала моя милая. Надо как-то выбираться из этой западни».
Затем, обернувшись к прево, он, презрев опасность, решил рискнуть всем и обратился к господину рогоносцу с такими словами:
– Друг мой, как вы знаете, я почитаю вас за человека любезнейшего, насколько любезным может быть прево, исполняющий свой долг. И посему полагаю, что могу вам довериться. В моей постели находится самая прекрасная дама королевского двора. Что до англичан, то тут я ничем не могу порадовать господина де Ришмона, пославшего вас в мой дом. Скажу прямо, всё это есть следствие того, что мы с господином коннетаблем, с коим король вошёл в долю, побились об заклад. Оба обещались разузнать, кто является дамой моего сердца, а я поставил на то, что им это не удастся. Да, и поверьте, никто не презирает англичан так, как я, ибо они захватили мои владения в Пикардии. Теперь, посудите сами, разве честно – использовать правосудие ради выигрыша в споре? Эх, господин коннетабль, как бы вам при всех чинах ваших не пришлось краснеть! Мой дорогой Пети, пусть ваши люди обыщут весь дом, от подвала до чердака, но в мою спальню прошу зайти только вас, осмотрите её, переверните вверх дном, делайте что хотите. Позвольте мне лишь чем-нибудь прикрыть лицо прекрасной дамы, которая в сей момент одета как архангел. Так вы убедитесь в том, что это не англичанин, а женщина, но не узнаете, чья она жена и кто её муж.
– Охотно, – согласился прево. – Однако я старый лис, меня на кривой не объедешь, и потому хочу удостовериться, что это в самом деле придворная дама, а не англичанин, ибо у англичан кожа белая и гладкая, как у женщин, это я точно знаю, понеже вздёрнул их на виселице без счёту.
– Так и быть, – согласился сеньор. – Раз меня обвиняют в измене и речь идёт о моей чести, я уговорю даму согласиться забыть на мгновенье о стыдливости своей. Думаю, ей хватит любви и сочувствия, чтобы помочь мне избавиться от любых подозрений. Давайте я попрошу её повернуться лицом вниз и показать вам то, что никак не заденет её имени, а вам будет довольно, чтобы признать в ней благородную даму.
– Хорошо, – отвечал прево.
Дама, слушая во все уши, скомкала и спрятала под подушку все свои вещи, скинула с себя знакомую мужу сорочку, обернула голову простыней, оставив на виду те пышные розовые округлости, что находятся пониже поясницы.