Всегда Мудищевы слыли,
Зато большими елдаками
Они похвастаться могли.
Свои именья, капиталы
Спустил Луки распутный дед,
И мой Мудищев, бедный малый,
Был нищим с самых юных лет.
Судьбою не был он балуем,
И про Луку сказал бы я:
Судьба его снабдила хуем,
Не давши больше ни хуя.
Настал и вечер дня другого,
Купчиха гостя дорогого
В гостиной с нетерпеньем ждет,
А время медленно идет.
Под вечерок она в пахучей
Подмылась розовой воде
И смазала на всякий случай
Губной помадою в пизде.
Хоть всякий хуй ей не был страшен,
Но тем не менее в виду
Такого хуя, как Лукашин,
Она боялась за пизду.
Но — чу! — звонок. Она вздрогнула,
Прошло еще минуты две —
И вот является к вдове
Желанный гость. Она взглянула:
Пред ней стоял, склоняся фасом,
Дородный, видный господин
И произнес пропойным басом:
— Лука Мудищев, дворянин.
Одет в сюртук щеголеватый,
Причесан, тщательно обрит,
Он вид имел молодцеватый —
Не пьян, но водкою разит.
— Весьма приятно; я так много
О вашем слышала… — Вдова
Как бы смутилася немного
Сказать последние слова.
— Да-с, это точно-с, похвалиться
Могу моим… Но, впрочем, вам
Самим бы лучше убедиться,
Чем доверять чужим словам.
И, продолжая в том же смысле,
Уселись рядышком болтать,
Но лишь одной держались мысли —
Скорей бы еблю начинать.
Чтоб не мешать беседе томной,
Нашла Матрена уголок,
Уселась там тихонько, скромно
И принялась вязать чулок.
Так, находясь вдвоем с Лукою,
Не в силах снесть Тантала мук,
Полезла вдовушка рукою
В прорез его суконных брюк.
И от ее прикосновенья
Хуй у Луки воспрянул вмиг,
Как храбрый воин пред сраженьем,
Могуч, и грозен, и велик.
Нащупавши елдак, купчиха
Мгновенно вспыхнула огнем
И прошептала нежно, тихо,
К нему склонясь: — Лука, пойдем!
И вот уже вдвоем с Лукою
Она и млеет и дрожит,
И страсть огнем ее палит,
И в жилах кровь бурлит рекою.
Снимает башмаки и платья,
Рвет в нетерпеньи пышный лиф
И, обе сиськи обнажив,
Зовет Луку в свои объятья.
Мудищев страшно разъярился,
Тряся огромною елдой,
Как смертоносной булавой,
Он на купчиху устремился.
Ее схватил он поперек
И бросил на кровать, с размаху,
Заворотил он ей рубаху
И хуй всадил промежду ног.
Но тут игра плохая вышла:
Как будто кто всадил ей дышло,
Купчиха начала кричать
И всех святых на помощь звать.
Она кричит — Лука не слышит,
Она сильней еще орет,
Лука как мех кузнечный дышит
И знай себе вдову ебет.
Услышав крики эти, сваха
Спустила петли у чулка
И шепчет, вся дрожа от страха:
— Ну, заебет ее Лука!
Но через миг, собравшись с духом,
С чулком и спицами в руках,
Летит на помощь легким пухом
И к ним вбегает впопыхах.
И что же зрит? Вдова стенает,
От боли выбившись из сил;
Лука же жопу заголил
И жертву еть все продолжает.
Матрена, сжалясь над вдовицей,
Спешит помочь в такой беде
И ну колоть вязальной спицей
Луку то в жопу, то в муде.
Лука, воспрянув львом свирепым,
Матрену на пол повалил
И длинным хуем, словно цепом,
Ей по башке замолотил.
Но тут Матрена изловчилась,
В муде Мудищеву вцепилась,
Остаток сил понапрягла
И два яйца оторвала.
Взревев, Лука успел старуху
Своей елдой убить, как муху,
В одно мгновенье наповал,
И сам безжизненно упал.
Наутро там нашли три тела:
Лежал Мудищев без яиц,
Матрена, распростершись ниц,
И труп вдовы окоченелый.
КАТЕНЬКА
По всей деревне Катенька
За целочку слыла,
И в самом деле Катенька
Невинною была.
В деревне той все девушки
Давно перееблись,
Нигде не встретишь целочки —
Любой скажи: ложись!
Терешка был хват-молодец
И парень хоть куда.
Знакома между пиздами
Была его елда:
Под нею девка всякая
Обдрищется сейчас
И не дает уж более,
Испробовав в тот раз.
«Кобылу еть приходится! —
Терентий говорил. —
А еть порой так хочется,
Что просто нету сил!»
Однажды наша Катенька
Шла к речке за водой.
Терешка из-под кустика
Кричит: — Катя, постой!
Игрушка есть хорошая,
Из Питера привез!
Ты ею, раскрасавица,
Утрешь всем девкам нос!
Остановилась Катенька —
Терешка был пригож!
Что, мол, кричишь, Терентьюшка?
Отсель не разберешь!
— А вот, купил я а Питере,
Гляди, каков пузырь!
Его надуть, так годен он
Для междуножных дыр!
Достал тут из-за пазухи
Резиновый он хуй:
— Смотри-кась, надувается!
Его меж ног просуй!
Как только там зачешется —
Просунь его слегка, —
И вот тебе, Катюшенька,
Не надо мужика.
Спасибо скажешь, Катенька,
Узнавши в ефтом скус.
А коли не пондравится —
И это не конфуз:
У нас побольше сыщется —
Потешу им тебя!
Поверь ты мне, Катюшенька,
Ведь говорю любя!
Сказав «спасибо», Катенька
Помчалась за водой.
Наполнив ведра, с радостью
Спешит скорей домой.
С подарком же Терешкиным
Несется за сарай
И ну в пизду игрушку ту
Втыкать, вскричав: «Ай-ай!»
Ой, больно! Знать, Терентий-то
Не ту игрушку дал!
Пойду к нему — другую он,
Получше, обещал.
Терешка наш у мостика
Катюшу стережет.
И видит: раскрасневшись вся,
Она к нему идет.
— Тереша, знать, не эту ты
Игрушку подарил,
А между ляжек чешется,
Так хочется — нет сил?
— Другую дам я, Катенька!
Пойдем со мной в кусты!
Хоша она заветная,
Но нравишься мне ты,
И вот тебе, друг-Катенька,
Ее я подарю!
Ложись скорее на спину
И расставляй дыру!
Недолго думав, парень наш
Свой хуй в пизду всадил.
Вся помертвела Катенька,
И вырваться нет сил.
Катюшу отмахал он тут,
Пожалуй, раз с пяток.
Наебшись, вынул хуй он свой,
Обтерши о листок.
Глядит: Катюша мертвая
(Заеб до смерти, знать!),
А на траве под жопою
Говна, чай, с фонтов пять!
Поник своей головушкой
Преступник молодой,
И отошел от Катеньки,
И скрылся за горой.
По всей деревне Катенька
За «елочку слыла,
Но все же смерть приятную
От хуя приняла!
СКАЗКА О ПОПЕ ВАВИЛЕ
Жил-был сельский поп Вавило,
Уж давненько это было,
Не припомню, право, где,
Ну… у матери в пизде.
Жил он сытно и привольно,
Выпить был он не дурак,
Было лишь ему то больно,
Что плохой имел елдак.
Так, хуишко очень скверный,
Очень маленький, мизерный;
Ни залупа не стоит,
Как сморчок во мху торчит
Попадья его Ненила,
Как его ни шевелила,
Чтобы он ее уеб —
Ничего не может поп.
Долго с ним она вожжалась
И к знахаркам обращалась,
Чтоб подняли хуй попа —
Не выходит ни кляпа.
Попадья была красива,
Молода и похотлива
И пошла по всем давать,
Словом, сделалася блядь..
Кто уж, кто ее ни еб:
Сельский лавочник, холоп,
Целовальник толсторожий,
И проезжий, и прохожий,
И учитель, и батрак —
Все совали свой елдак
Но всего ей было мало,
Все чего-то не хватало.
Захотела попадья
Архирейского хуя.
Долго думала и мнила,
Наконец и порешила:
К Архипастырю сходить
И Владыке доложить,
Что с таким-де неуклюжим
Жить она не может мужем,
Что ей лучше в монастырь,
А не то, так и в Сибирь.
Собралась на богомолье,
Захватила хлеба с солью
И отправилась пешком
В архирейский летний дом.
Встретил там ее кутейник,
Молодой еще келейник,
И за три полтины ей
Посулил, что Архирей
Примет сам ее отлично
И прошенье примет лично,
Что хотя он и суров,
Но лишь только для попов.
Вот в прихожую поставил
И в компании оставил
Эконома-старика,
Двух просвирен и дьяка.