Озорные стихи — страница 14 из 22

Все со страхом стали рядом,

Сам наверх пошел с докладом,

И из задних из дверей

Вскоре вышел Архирей.

Взор блестящ, движенья строги;

Попадья — бух прямо в ноги:

— Помоги, Владыко, мне!

Но могу наедине

Я тебе поведать горе, —

Говорит с тоской во взоре.

И повел ее аскет

В отдаленный кабинет.

Попадья довольно смело

Говорит ему, в чем дело,

Что ее поп лет уж пять

Не ебет; к тому ж опять

Хуй его-де не годится,

А она должна томиться

Жаждой страсти в цвете лет.

Был суровый ей ответ:

— Верно, муж твой сильно болен

Иль тобою не доволен,

Может быть, твоя пизда

Не годится никуда?

— Нет, помилуйте. Владыка!

Она вовсе не велика,

Настоящий королек…

Не угодно ли разок ? —

Тут тихохонько Ненила

Архирею хуй вздрочила,

Кверху юбку подняла,

Под него сама легла,

Толстой жопой завиляла,

Как артистка подъебала,

И зашелся Архирей

Раз четырнадцать над ней.

— Хороша пизда, не спорю;

Твоему помочь я горю

И готов и очень рад, —

Говорит святой прелат. —

Все доподлинно узнаю

И внушу я негодяю,

Что таких, как ты, не еть —

Значит, вкуса не иметь,

Быть глупее идиота.

Мне ж когда придет охота,

Уебу тебя опять,

Приходи, ебена мать! —

И довольная Ненила

Тем, что святости вкусила,

Архирея уебла,

Весело домой пошла.

На другой день духовенство

Звал Его Преосвященство

Для решенья разных дел.

Между прочим повелел,

Чтоб дознанье учинили

О попе одном, Вавиле,

Досконально: точно ль он

Еть способности лишен?

И об этом донесенье

Сообщить без замедденья.

Так недели две прошло,

И вот что произошло:

Благочинный с депутатом,

Тож с попом его собратом,

К дому батьки подъезжал

И Вавилу вызывал.

— Здравствуй! Поп Вавила, ты ли?

Вот зачем к тебе прибыли:

На тебя пришел донос,

Уж не знаем, кто донес,

Что ты хуем не владеешь,

Еть совсем, вишь, не умеешь,

А от этого твоя

Много терпит попадья!

Что на это нам ты скажешь?

Завтра ж утром ты покажешь

Из-за ширмы нам свой кляп,

Крепок оный или слаб.

А теперь ты нам не нужен,

Дай пока хороший ужин! —

Поболтали, напились,

Да и спать все улеглись.

На другой день утром рано

Встало солнце из тумана.

Благочинный, депутат

Хуй попа смотреть спешат.

Поп Вавила тут слукавил,

Он за ширмами поставил

Агафона-батрака,

Ростом с сажень мужика.

И когда перед отцами

Хуй с огромными мудами,

Словно гирю, выпер он —

Из-за ширмы Агафон.

— Что ж ты, мать моя, зарылась!

Эта ль штука не годилась? —

Благочинный возгласил

И Ненилу пригласил

Посмотреть на это чудо:

— Тут, наверное, полпуда!

И не только попадья,

Не вполне уверен я,

Что любая б из княгиней

Хуй сей мнила благостыней!

— Ах, мошенник! Ах, подлец!

Хоть духовный он отец!

Это хуй-то Агафона!

И примета: слева, вона,

Бородавка! Мне ль не знать,

Что ж он врет, ебена мать! —

Так воскликнула Ненила.

И конец всему, что было.


ОТЕЦ ПРОХВАТИЙ

Поэма в трех частях


I


В Москве за Пресненской заставой

Купчиха модная жила,

Породы крупной и лягавой,

Лицом румяна и бела.

Покойный муж ее купчина

Имел громадный капитал,

Он тоже был хорош детина,

С живого шкуру чуть не драл.

Его постиг пралич нежданный,

В могилу скоро он сошел,

И капитал давно желанный

Купчихе в руки отошел.

Он был лукав, но тих и скромен,

Жену боялся как огня,

Но лишь в одном был недоволен,

Ревнуя сильно иногда.

Как голубь сизый под застрехой,

Над ней покойный ворковал,

Жена ему была потехой,

Ее до смерти он ласкал.

Покоя думы не давали.

Любовью пылкой к ней сгорал,

В подобной каторге едва ли

Кто так измученно страдал.

Лишь только после все узнали,

Когда сума купец сошел

И бедный муж в тот мир ушел,

Где нет ни горя, ни печали.

Поминки справив по уставу,

Жена, не изменяя нраву,

Не в силах страсти обуздать,

Вновь начала опять гулять.

По смерти мужа дорогого,

Кажись, неделя не прошла,

Как вновь купчиха Пирогова

Себе второго завела.

В любви три года бесшабашной,

Как сон, для вдовушки прошли

И пеленою скуки страшной

На сердце пылкое легли.

Ее теперь не занимало,

Чем прежде жизнь была красна,

Чего-то тщетно все искала

И не могла найти она.

Грустит все бедная, тоскует,

По целым дням сидит одна,

Ее тревожит и волнует.

Как сумасшедшая она.

Порой бывало, в час обычный

Ей угодить никто не мог;

Все ищет, был чтоб симпатичный,

Так чтоб не жирен и не плох.

Бывало, в полночь возвращалась

Она задумчива домой,

Со злостью в дверь она стучалась

Дрожащей, судоржной рукой.

Не знаю, долго ли томленье

Купчихи длилось, но потом

Пришла к такому заключенью,

Как пораскинула умом.

И вот она свою карету

За некой сводней шлет скорей,

Чтоб за чайком на тему эту

Поговорить интимно с ней.


II


В Замоскворечье на Полянке

Стоял домишко в три окна,

Принадлежал тот дом мещанке

Матрене Карповне тогда.

Жила без горя и печали,

Особу эту в тех краях

За сваху ловкую считали

Ее в купеческих домах.

Но эта мнимая сестрица,

Весьма преклонных лет девица,

Прекрасной своднею была,

В ее быту цвели дела:

Иной купчихе, бабе сдобной,

Живущей с мужем-стариком,

Устроит Карповна удобно

Свиданье с юным голубком.

Иль по какой другой причине —

Муж от жены начнет гулять,

Та затоскует по мужчине,

Велит к ней Карповну позвать.

Узнав купчиха сваху эту,

Она все сделала тайком,

Вдова отправила карету

И ждет к себе Матрену в дом.

Вошедши, сводня, помолившись,

На образ истово крестясь,

Купчихе низко поклонившись,

И так промолвила, садясь:

— Зачем просила, дорогая?

Иль до меня нужда какая?

Извэль, хоть душу заложу,

А для тебя уж угожу!

Не надо ль, женишка спроворю,

Не будет в этом мне труда,

Могу помочь твоему горю

На этот раз и навсегда.

Жить в одиночестве зачахнешь,

И жизнь-то будет не мила;

Жених — красавец! Просто ахнешь,

Я для тебя уж припасла.

— Спасибо, Карловна, на слове,

Что входишь ты в мою печаль,

Жених твой хоть и наготове,

Но я сойдусь ли с ним едва ль.

Матрена табачку нюхнула

И, помолчав минуты две,

О чем-то тяжело вздохнула

И тихо говорит вдове:

— Трудненько, милая, трудненько

Тебе по вкусу подыскать,

Но обожди еще маленько,

Я постараюсь отыскать.

Есть у меня здесь на примете

Жених-красавец, ей-же-ей!

Не отыскать на целом свете,

Ручаюсь жизнью я своей.

Я, грешница, сама таила

Любовь ту пылкую к нему,

Но я ему всегда постыла,

Не знаю — в чем и почему.

Собою видный, благородный!

Тебе, красавице, под стать,

Телосложением дородный,

Отец Прохватий его звать.

Да вот беда — чтоб сгинуть ей!

С женой поссорился своей,

Сидит все время он в шинке,

Один опорок на ноге.

Вдова в молчании внимала,

Потупив взор, лишь чуть краснея,

И сладость брака предвкушала,

Что для нее всего милее.

Не в силах побороть волненья,

Она к Матрене подошла

И со слезами умиленья

Ее в объятья приняла.

— Матрена! сваха дорогая!

Будь для меня ты мать родная!

Его же завтра ты найди.

Я пригожуся впереди.

Дам денег, сколько ты захочешь,

Сама об этом похлопочешь,

Одеть его ты постарайся

И вместе с ним ко мне являйся.

— Исполню просьбу непременно,

К нему я завтра же пойду,

Своим словам я неизменна,

Одену, франтом приведу.

Тринадцать красненьких бумажек

Вдова дает ей, не жалея,

И просит, чтобы без затяжек

Доставить завтра же скорее.

Любезно с вдовушкой прощаясь,

Матрена скрылася за дверь;

И вот купчиха уж теперь,

В мечтах любовных утопая,

Вся пылкой страстию сгорая,

Во ожидании гостей.


III


Отец Прохватий был суровый

Мужчина лет так сорока,