Школа гудела от новостей как улей. Исходила ядовитыми слухами. Имя Кейтлин Блэкли снова было у всех на устах, и к черту возможное наказание. Мы словно очутились в сердце оскароносной драмы, она захватила всех, хоть и не каждый в этом признавался. Даже учителей и родителей. Несмотря на нежелание отца, я продолжала ходить в школу. Не хотела пропустить ни минутки этого безумия, хотя бывало, что мелкий траходемон пытался заставить меня выблевать кишки. Я курила сколько могла (это было абсолютно отвратительно), но боялась, что запах сигарет останется на одежде. Записалась в спортзал и доводила себя до изнеможения гирями, тренажерами и всякими безумными тренировками. Я продолжала пить виски и скотч на ночь, падая в кошмары, от которых по утрам была вялой.
Когда позвонила Симона и сказала, что Кейтлин может принимать гостей, я была так счастлива, что бросилась прямо к машине. Было воскресенье, отец никуда не ехал, так что я могла ее взять. Во время поездки слушала любимый саундтрек — белый шум — на полную громкость.
Симона открыла дверь. Выглядела как после обширного инсульта. Вся — серость и разрушение. Внутри дома Блэкли царили тени и удрученность, в воздухе воняло забытым в ведре мусором, разбросанные вокруг грязные тарелки говорили о долгих, полных уныния днях. Семья погрузилась в бездны отчаяния своего нового мира. Их дом был не единственным, что лежало в руинах.
— Мама Боба заходит, чтобы помочь, — сказала Симона. — Но я просто не хочу ничего делать.
— Понимаю.
— Далтон гостит у дедушки с бабушкой. Мне хватает Кейтлин.
— Как она?
Взгляд Симоны стал отстраненным. Подбородок задрожал.
— Не знаю, вернется ли она.
Я обняла ее, прижала к себе. Вскоре Симона уже плакала мне в плечо и мне потребовалась вся выдержка, чтобы не сунуть руку ей между ног и не схватить за киску. Хотелось откусить ей губы и заляпать стены ее мозгами.
Успокоившись, Симона проводила меня наверх.
— Думаю, твой визит поднимет ей настроение, — сказала она. — Я очень тебе благодарна, Ким. Предупреждаю, что это непросто — видеть ее такой.
Кажется, я всю жизнь только об этом и мечтала — увидеть капельку спермы и соплей, участницу гонок на выживание, гребаную Кейтлин Блэкли. Она была моим шедевром, жертвой террористической атаки на душу в результате внедрения и самого ужасного из предательств. Хотела бы я, чтобы это мгновение остановилось.
Симона открыла дверь, и мы вошли в комнату. Сперва я увидела комод и вспомнила, как мистер Блэкли трахал меня на нем, называя именем дочери. Знать, что ты трахалась с тем, кто теперь мертв, было приятно само по себе. Жалюзи не подняли — в щели сочился призрачный серый свет. Пылинки и частички отмершей кожи вились в воздухе как мошкара. Пахло затхлостью, грязным бельем и использованными салфетками.
Кейтлин лежала в постели под одеялом, хотя в комнате было жарко и душно. Руки и шею покрывали синяки и царапины. Она нанесла их сама. Волосы были спутанными и грязными, и я прикинула, как давно она мылась. Представила, что мать пытается усадить ее в ванну, а она вырывается, царапается и орет, словно ей в пизду нож всадили. На столике у кровати стоял органайзер для таблеток, вроде того, каким пользуются старые пердуны, с отделениями по дням недели. Открытки были прикреплены к изголовью, отчего то казалось недоделанным мемориалом.
— Привет, Кейтлин.
Она повернулась ко мне. На лице не отразилось ничего, но глаза заблестели от слез. Ладонь показалась из-под одеяла и потянулась ко мне. Костяшки были сбиты и еще не зажили. Я взяла ее руку в свою, борясь с желанием содрать свежую кожицу и съесть ее. Кейтлин была холодной как снег и такой же белой. Руина, а не девочка. Когда она заговорила, показалось, что из ее горла лезут ржавые гвозди. Я задалась вопросом, почему она вообще так хрипит.
Кричала всю ночь?
Эта мысль меня возбудила.
— Ким, ты пришла.
— Ну конечно.
Кейтлин села в постели.
— Я боялась, что ты на меня сердишься.
— Господи, да за что?
Она шмыгнула носом, и я села на кровать и заправила прядку волос ей за ухо. Кейтлин грустно улыбнулась — на щеках появились ямочки. Казалась почти ребенком — такая маленькая и слабая.
Симона вернулась в комнату и унесла органайзер с таблетками.
— Побудьте вдвоем.
Ушла, но оставила дверь приоткрытой.
— Мне пришлось рассказать маме, — объяснила Кейтлин. — О Дереке. Она понимала, что я не буду просто так спать с парнем. Знала, что что-то было не так.
— Ты будешь свидетельствовать против него?
Ее лицо скривилось:
— Не знаю. Не думаю, что смогу.
— Тебе придется. Говорить обо всем в суде — на глазах у кучи народа.
Слезы уже потекли, мои соски стали твердыми, как камешки.
— Что в том органайзере?
— Успокоительное и снотворное.
— Ты не выглядишь спокойной.
— Еще бы, со всем этим. Знаешь, на днях я зашла в фейсбук и прочитала сообщения. Люди хотят, чтобы я себя убила!
Превосходно.
— О Кейтлин. Мне так жаль. Это ужасно.
— Разве можно после такого успокоиться?
— А ты уверена, что принимаешь достаточно таблеток?
Она сморгнула слезы:
— Делаю, что велел доктор. Они почти не помогают.
— Это потому, что доза маленькая.
Она вопросительно на меня посмотрела.
— Принимай сколько нужно, — сказала я. — Доктора ограничивают нас потому, что многие пациенты становятся зависимыми от обезболивающего. Вот и все. Если таблетки не помогают, прими больше. Сколько хочешь.
Передоз был бы прекрасным финалом для Кейтлин. Она подумала над моими словами и покачала головой.
— Я вообще их не хочу.
Проклятье.
— Знаешь, — сказала я, — думаю, мне не стоит этого говорить, но ты имеешь право знать.
Я немного помолчала. Кейтлин заерзала.
— Что? — спросила она.
— Они... они думают, что это Дерек убил твоего отца.
Ее лицо покраснело, исказилось в ужасной гримасе.
— Что? О господи. — Она закрыла его руками. — Нет. Нет!
— Думают, что они поссорились и Дерек его зарезал. Около тела были таблетки для изнасилований, вроде тех, которыми он накачал тебя. Копы считают, что все это как-то связано. Может, твой папа узнал...
— Это я виновата! — заплакала она. — Во всем!
— Почему?
— Папа так разозлился, когда по школе поползли сплетни. Говорил, что убьет Дерека. Мы ему не верили. Боже, наверное, он угрожал Дереку или сделал что-нибудь и тот убил его, защищаясь. Папа умер из-за меня!
Теперь она рыдала. Я прижала Кейтлин к груди, чтобы насладиться ее страданием.
— Все будет хорошо, — сказала я.
— Нет. Не будет! Никогда!
Кейтлин ревела, и дверь распахнулась. Вошла Симона со стаканом воды в руке. В другой, сжатой в кулак, что-то было.
— Я не хочу таблеток! — закричала Кейтлин.
— Милая, это сильная. Она тебя успокоит.
Симона наклонилась к нам, Кейтлин отшатнулась и выбила стакан из руки матери. Он ударился о стол, разлетелся на части. Кейтлин заорала, словно банши, на ее лице вздулись вены. Я вскочила с кровати, чтобы полюбоваться, как Симона пытается обнять дочь. Кейтлин отбивалась и вопила как одержимая. Когда Симона навалилась на нее, Кейтлин вывернулась и схватила крупный осколок.
Я не моргала, не желая пропустить ни секунды.
Кейтлин вывернулась из хватки матери, развернула осколок кромкой к себе и вонзила его во внутреннюю часть предплечья. Дернула вверх, разрезав руку, прежде чем Симона смогла его вытащить. Комната словно взорвалась — руки и ноги замелькали в воздухе, кровать тряслась, лампа упала со столика, мать с дочерью боролись, кровь заляпала простыни.
— Держи ее за ноги! — закричала Симона.
Я забралась на кровать и вцепилась в молотящие по воздуху ноги Кейтлин, наслаждаясь тем, что удерживаю ее, — это походило на связывание. Простыни слетели с кровати. Симона пыталась остановить ими кровь. На Кейтлин были только длинная (без сомнения, папина) футболка и трусики. Я оказалась между ее голых ног, наслаждаясь прикосновением к гладкой, детской коже. Вдохнула свежий медный запах крови, и перед глазами поплыло от желания. Моргнув, я вернулась в действительность. В наших руках Кейтлин перестала кричать и зарыдала так ужасно, что у нее начались судороги. Дышала громко и прерывисто. Снова гипервентиляция.
Симона закричала от ужаса и отчаяния. Схватила ингалятор со столика у кровати и попыталась запихнуть его Кейтлин в рот, другой рукой зажимая рану. Простыни стали красными и скользкими, изголовье и стены покрылись кровавыми пятнами и отпечатками. Кейтлин трясло так, словно она сидела на электрическом стуле. Когда Симона засунула ингалятор ей в рот, Кейтлин сжала зубы так сильно, что он треснул и разлетелся на части. Ее глаза закатились.
— Вызывай скорую! — вскричала Симона.
Я достала мобильник и вышла из комнаты. Не хотела пропустить шоу и не желала, чтобы медики приехали вовремя. Стояла в коридоре, прислушиваясь к воплям Симоны, и ждала, когда можно будет набрать 911.
— Кейтлин! — рыдала Симона. — Дыши, милая! Дыши!
Если ждать слишком долго, она решит, что я медлю специально. После нескольких тяжких минут я набрала номер и попросила прислать скорую, а потом вбежала в комнату, чтобы увидеть, как умирает Кейтлин.
Часть вторая. Ем за двоих.
23
Стоял прекрасный солнечный день, и, хотя такая погода мне обычно не нравилась, в том, что он пришелся на похороны Кейтлин, было определенное очарование.
Когда приехала скорая, она уже перестала дышать. Кейтлин потеряла очень много крови. Отойдя от кровати, Симона выглядела так, словно на нее напали с бензопилой. От искусственного дыхания толку не было, и медики достали дефибриллятор и дернули током хрупкое тело так, что оно подскочило. Мать закричала от ужаса. Несмотря на все усилия, они не смогли реанимировать Кейтлин. Она умерла прежде, чем ее погрузили в машину.