Симона представляла собой невероятное зрелище. Разрушение было полным и всепоглощающим, словно прекрасный взрыв, лучше, чем я предполагала. Новая воронка адского пламени сомкнулась вокруг и пожрала ее, утянула вниз, вниз, вниз — в черную бездну, откуда нет возврата. Я наблюдала за этим в немом восторге, стараясь изо всех сил изображать скорбь и шок. Казалось, серая шелуха дома Блэкли на миг исчезла, мое тело расслабилось, незримый пузырь снова сомкнулся вокруг меня, согревая душу в кровавых объятиях, наполняя сердце эйфорией и тьмой, моими трофеями. Слезы выступили на глазах, но никто не понял, что я плачу от радости.
Теперь, когда я смотрела на гроб, они вернулись. Семья Кейтлин обступила меня, сгорбившись под грузом горя, и моя киска потекла. Я не могла дождаться, когда окажусь дома и трахну себя, хотя с момента смерти я мастурбировала так часто, что промежность болела. Пока священник нудел об Иисусе, Небесах и прочем дерьме, я представляла тело Кейтлин на столе бальзамировщика со шлангами, накачивающими ее формальдегидом. Гадала, не трахнул ли он ее труп. Я бы точно не удержалась. От одной мысли о ее хладном теле меня пронзила сладкая дрожь. Она будет обнаженной и бескровной, чистой, какими могут быть лишь недавно умершие. В юных мертвецах есть своего рода поэзия, красота. Молодость усиливала чувство утраты, и я хотела размазывать слезы, пролитые скорбящими, по своему телу, пока не лишусь чувств от оргазма. Священник все бубнил, а я прикидывала, сложно ли будет прошмыгнуть ночью на кладбище и выкопать тело. Забрать его домой, как секс-куклу в духе Эда Гина[10]. Странная мысль, но она развлекла меня во время нудной надгробной речи.
Смерть Кейтлин свела город с ума. Школа закрылась на день. Люди вели себя так, словно жили в мыльной опере. Ребята, которые дразнили Кейтлин, травили в Сети и распространяли грязные фотки, как триппер, теперь говорили, какой милой она была. Чирлидерши Мэнди Кларк и Саммер Скотт вещали направо и налево о ее потенциале и о том, что собирались помочь ей попасть в команду на следующий год. Даже Эми говорила всем, как сильно ей нравилась Кейтлин, не смущаясь нас с Брайаном и Дакотой. Словно явилась из альтернативной реальности, где не поливала Кейтлин грязью на каждом шагу.
А Дерек?
Что ж, у школы появилась новая мишень для ненависти.
Теперь Дерек был проклятым сукиным сыном. Он изнасиловал и замучил невинную девочку, довел ее до самоубийства (все считали, что это именно самоубийство, несмотря на факты). Вместе с подозрениями в убийстве мистера Блэкли, Дерек сделался большим изгоем, чем Кейтлин. Перемена общественного мнения потрясала быстротой и силой. Это было так смешно. Наша школа и городок превратились в сцену, на которой разворачивалась шекспировская трагедия, и страсти только накалялись.
Отцу нужно было уехать по делам в Атланту. Я уже была там раньше, поэтому не завидовала ему, особенно понимая, что поездка затянется. Он снова и снова спрашивал меня, справлюсь ли я одна. Это раздражало. Обычно отец таким не интересовался. Это выглядело даже оскорбительным, но из-за недавних смертей он не хотел уезжать. Все же ему пришлось. Отец оставил на моем попечении дом и машину. Курить и пить стало легче. Также я разузнала о лекарствах без рецепта, которые не рекомендовалось принимать при беременности, и теперь каждый день пила касторку, время от времени пепто-бисмол[11] и иногда закидывалась ибупрофеном[12], напроксеном[13] и противоотечными таблетками. Смешивала абортивный коктейль, как я думала.
До июня оставалось несколько дней. Я была на третьем месяце беременности. Даже если бы я могла обойти вопрос с разрешением от родителей, легальный аборт стал невозможен.
Проклятье!
Мои кошмары разворачивались как грязные салфетки. Мелкий траходемон окопался в моем нутре. Я постоянно была голодна и хотела только сырого мяса. Однажды я даже разорвала пакет куриного фарша и сожрала его сырым на кухне посреди ночи. Зародыш менял меня. Скоро я почувствую, как это отродье извивается внутри, словно змея. Тошно было даже думать об этом.
Вы слышали? Ким Уайт убила себя... Она была беременна!
Я выкинула мысль из головы и посмотрела на свое голое отражение. Чувствовала, что набрала вес, но животик пока не был виден. Судя по тому, что я читала, скоро он появится. Придется ходить в мешковатых свитерах, но это только оттянет неизбежное. Надо было вырвать из себя эту тварь, тогда она подохнет. Я мечтала о кровавом фарше, выползающем из моей вагины, но надежда казалась маленькой, почти недосягаемой. Впрочем, у меня была цель, а я никогда не бросаю задуманного.
Меня разбудил звонок в дверь.
На часах было полчетвертого утра. Я застонала, гадая, не приснился ли мне звук. Пока я ворочалась, позвонили снова, несколько раз. Я выглянула в окно и удивилась.
Не может же он быть таким дураком!
Возможно, Дерек узнал, что отец уехал из города. Эми, Дакота и Брайан были в курсе. Они уже тусили вместе. А может, он слишком спятил, чтобы об этом думать. Может, Дерек хотел, чтобы отец оказался дома: тогда парень смог бы поговорить с ним о том, что случилось на самом деле. Убедить его заставить дочь... что? Сознаться?
На мне были только футболка и трусики, но я сбежала по лестнице: что бы ни произошло, тем хуже для Дерека. Он пришел к дому свидетельницы посреди ночи. Благодаря этому, я сотру его в порошок. Прежде чем открыть дверь, я убедилась, что камера без звука, снимавшая крыльцо, включена. На экране Дерек тревожно переминался с ноги на ногу — совершенно один. Под трели звонка я вошла в кухню и взяла с подставки мясницкий нож.
Открыв дверь, я подняла его. Дерек отшатнулся и вскинул руки.
— Я просто хотел с тобой поговорить, — сказал он. Сглотнул, лицо скривилось от нервного тика. — Просто поговорить.
— Руки за голову.
Дерек сделал, как сказано. Я подошла и пощупала его грудь, чтобы убедиться, что на нем нет жучка. Похлопала по ногам на случай, если он принес оружие или диктофон, но ничего не нашла.
— Я пришел один. Никто не знает, что я здесь. Это только между нами.
— Говори, если хочешь.
— Это ты, да? Ты специально это сделала?
— Сделала что?
— Той ночью. На вечеринке. Ты сказала мне, что она любит жестко. Ты напоила меня, чтобы я в это поверил. Ты должна рассказать обо всем копам. Я не насиловал Кейтлин.
— Еше как.
— Нет. Неправда. Ты сказала мне, что она любит жестко.
— А ты поверил потому, что хотел.
— Я поверил из-за того, что случилось между нами ночью, в машине.
— Неважно, во что ты поверил, придурок. Главное, что ты набросился на нее и изнасиловал, а она умоляла тебя этого не делать.
— Все было не так!
— Она не отбивалась только потому, что была обдолбана.
Его глаза сузились:
— Что ты об этом знаешь?
Я ухмыльнулась.
— Ах ты, сука, — нахмурился он.
— Полегче, тигр.
— Ты подсыпала ей какую-то дрянь, да? Хотела, чтобы я ее изнасиловал, по каким-то своим извращенным причинам. Боже, зачем тебе это?
Я пожала плечами:
— Из-за скуки? Смеха ради? Должна признаться, не ожидала, что все закончится так славно.
У Дерека отвисла челюсть. Он попятился.
— Ты больная, Ким.
— Это не меня подозревают в убийстве.
— Заткнись. Я к этому непричастен!
— Но я не вижу других кандидатур, а ты?
— У полиции нет ко мне вопросов. — Он попытался отмахнуться от моих слов. — Ты должна сказать им, что я не насиловал Кейтлин! Весь город ненавидит меня с тех пор, как она умерла. Я не хочу в тюрьму!
— Тогда тебе стоит слушаться адвоката, придурок. Уверена, он велел тебе ни с кем об этом не разговаривать.
— Я хотел достучаться до тебя. То, что ты сделала, нечестно, Ким. Неправильно! Мы можем не говорить им о том, что ты натворила, но ты должна сказать, что Кейтлин переспала со мной добровольно.
Я хихикнула:
— Зачем мне лгать? Что я за это получу?
— Ладно. Чего ты хочешь?
— Как ты сюда добрался?
— Мне пришлось уйти по-тихому, так что пешком.
Дерек жил всего лишь в двух милях от меня. Он мог пройти это расстояние минут за двадцать. Я волновалась только о том, что его могли видеть, но знала дорогу: в районе не было магистралей, да и час стоял поздний.
— Входи.
— Нет.
— Не можешь сделать даже такой мелочи?
— Почему ты этого хочешь?
— Потому.
— Потому — что?
Он меня раздражал. Либо мы это делаем, либо нет.
— Я хочу, чтобы ты вошел. Тогда я тебя свяжу.
Глаза Дерека распахнулись.
— Что?
— Я хочу поиграть в садомазо. Свяжу тебя, отшлепаю и унижу.
На миг он потерял дар речи. Слишком сильным был шок.
— Да или нет? — спросила я.
— Ты ненормальная.
— Кто может сказать, что теперь нормально?
Дерек сделал еще один шаг назад. Ночь была холодной, но он вспотел.
— Я не собираюсь этого делать.
— Тогда сгниешь в тюрьме.
— К черту! Я не дурак. Если я войду, ты скажешь, что я на тебя напал или еще чего.
— Нет, это я тебя свяжу, Дерек.
— Даже если я соглашусь, где гарантия, что ты очистишь мое имя?
Я рассмеялась:
— Гарантия? Блин, Дерек, я гарантирую тебе все, что хочешь.
— Понял. Твое слово ни черта не стоит.
— Но ты его только что получил, разве не так? Может, я тебе помогу, а может, и нет. Все зависит от того, будешь ли ты хорошим мальчиком. Хороших мальчиков ждут лакомства, а плохих секут.
Дерек напрягся:
— Ты ненормальная.
— Ты уже говорил, засранец. Хватит портить воздух. Или заходи — и мы повеселимся, — или проваливай с моей земли.