Но, господи, как мне понравилось его убивать!
Восторг, который я почувствовала в момент убийства мистера Блэкли, мерк в сравнении с диким, животным экстазом от разрывания на части Дерека Шехтера. Уже давно мои грезы покрывала корка запекшейся крови. Эта кровь наполняла эротические фантазии, преследовала меня. Оказавшись с кем-нибудь — с кем угодно — рядом, я представляла, как потрошу его, играю со внутренностями. Беременна я или нет, новое убийство было вопросом времени.
При мысли о беременности во мне зашевелился мелкий траходемон. Желание угасло, но живот сводило от нестерпимого голода. Я чувствовала себя больной и пустой. Дело было не только в аппетите. Тварь внутри жаждала крови. Посмотрев на труп Дерека, я почувствовала, как что-то царапается, дергается и рвется у меня в животе. Боль была резкой, как от камней в почках. Я согнулась и едва не упала на Дерека. Казалось, это меня ударили ножом в живот.
Время словно остановилось. Была только боль.
Он пожирает тебя.
Жрет изнутри.
Я пошла к двери — на кухню, чтобы что-нибудь съесть, но с каждым шагом боль усиливалась.
Вот оно? У меня выкидыш?
Подумав об этом, я задрожала от радости. Словно в ответ, живот снова скрутило, наполнило кислотой и иголками. Я развернулась, открыла глаза и увидела труп Дерека. Боль стихла.
— Что? — спросила я траходемона.
Он пробурчал ответ. Распоротый желудок Дерека выдохнул теплое приветствие. Теперь я чувствовала не боль, а жуткий голод и жажду, которая превратила язык в наждачку. Меня захлестнуло ужасное желание.
— Нет, — сказала я, едва не смеясь при мысли об этом.
Мои слова вызвали новый, дикий приступ боли. Я рухнула на колени, задыхаясь и дрожа, пока нечто рвало мою утробу, выцарапывая на ее стенках звезды агонии.
Выставив руки вперед, я растянулась на окровавленном брезенте в нескольких дюймах от Дерека — рвавшееся из живота бурчание сменилось оглушительным ревом в голове. Я больше не могла думать. Звук походил на комбинацию грохота приближающегося поезда и включенного на полную белого шума. Боль потускнела, сквозь нее прорезался голод, бился, как лошадь в пылающей конюшне.
Фарш больше не поможет.
Я склонилась к одной из ран.
Что ты делаешь?
Вытащила язык и лизнула кровавый порез. Меня пробила дрожь облегчения. Соленый привкус расцвел на языке, прокатился по горлу — кормить тварь. На миг настало затишье, а потом траходемон начал толкаться. Хотел еще.
Я сунула руку в дыру на животе Дерека, раскрыла ладонь, чувствуя, как меж пальцев скользят влажные кишки. Схватила, вытащила, вдохнула их теплую вонь. Запах был мерзкий и сладковатый, как у гнилого батата. Я хотела, но еще не могла шагнуть за грань. Я сделала так много, что пути назад не было, но это... это...
Траходемон заорал, как могут только младенцы, груди заныли словно он уже их сосал. Послание было ясным — наполовину мольба, наполовину угроза.
Ты или они.
До меня внезапно дошло. Я не хотела становиться матерью, но уже была ей. Инстинкт велел мне заботиться о малыше. Если противиться, природа отомстит, на сей раз под видом зародыша-каннибала. Я повесила голову, шепча ерунду, убеждая себя, что скоро все будет хорошо, нужно только быть сильной. Отложила кишки в сторону, взяла нож и принялась сдирать кожу с живота Дерека. Вырезала кусок плоти сбоку — там, где не было волос.
Давай, тебе же нравилось есть свою кожу.
Мясо было еще теплым и сочилось кровью.
К моему удивлению, оно оказалось бесподобным.
25
Потребовалось время, но циркулярная пила помогла. К счастью, была суббота и не пришлось откладывать расчленение на вечер. Я просто хотела побыстрей с этим закончить. Кровь брызгала фонтаном, я снова поработала шваброй, потом протерла все бумажными полотенцами с моющим средством. Обрабатывала его пятки и кончики пальцев шлифовальным станком, пока на них не осталось плоти. Плоскогубцами выдернула зубы, хоть это оказалось и нелегко. Мне хотелось, чтобы его не могли идентифицировать. Не все зубы поддавались — особенно крепкие я била молотком, пока они не превращались в зазубренные осколки. Убрала голову и конечности Дерека в пакеты, дважды завернула в фольгу и положила в мешки для мусора. Вскрыла торс мясницким ножом и пилой и занялась внутренностями. Удалила почки (отделив их от мочевого пузыря), селезенку, печень и поджелудочную железу. Положила их в отдельные пластиковые контейнеры, как и куски кожи с соединительной тканью. Кастрировала его и убрала съежившийся член в пакет для сэндвичей. Все это оказалось в моем холодильнике и морозилке.
Вышла из гаража. На улице никого не было. Случайный прохожий увидел бы только мешки с мусором. Я донесла конечности до машины и положила их в багажник. Вернулась в гараж и уничтожила окровавленный стул. Он был деревянным, и щепки быстро сгорели в камине. Скажу отцу, что случайно его сломала.
Осталось решить, что делать с торсом: он был тяжелым — много мяса и костей. На это мне потребовалось время. Я вспомнила детективные шоу и фильмы, которые смотрела. Наконец нашла подходящую идею, расстелила новый брезент, перекатила на него торс, упаковала, перевязала веревкой. Подогнув уголки, приклеила их липкой лентой. Перетянула еще одной веревкой по центру свертка. Внесла его в дом и потащила по коридору. Я отлично запечатала сверток — по пути к ванной на первом этаже на пол не упало ни капли крови. Было непросто засунуть останки Дерека в ванну, но я справилась. Чирлидинг, тренажерный зал и гимнастика сделали меня сильней обычной девчонки. Развернув брезент, я положила торс на дно ванны и открыла кран.
Взяв из шкафчика в прихожей бутылочку перекиси и остатки отбеливателя из гаража, облила торс, позволив жидкостям смешаться с водой. Потом кости легче сломаются — таким был мой план. Я устала от всего этого, возня с Дереком заняла большую часть ночи. Стоял уже полдень.
Я смыла с себя кровь в душе наверху, стерла запись камеры наблюдения и, еще мокрая, набрала ванну. Отмокала и расслаблялась, вспоминала утренние события, но тревога и паника ушли, вместе с болью в животе. Мелкий траходемон насытился, как и его мамочка. Мясо Дерека помогло нам обоим. Теперь, несмотря на предыдущие колебания, я хотела съесть остатки в холодильнике. Куски тела пришлись по нраву зародышу. Он перестал грызть мою утробу. Живот успокоился, как после стакана теплого молока. Когда снова начнется ужасный голод, я буду есть остатки, и звереныш не станет меня мучить. Это логично.
Но на член Дерека у меня были другие планы.
Немного подремав, я причесалась, сделала макияж, надела блузку, голубые джинсы и новую пару лоферов и вышла к машине. На пути через город я думала о домашней работе по французскому, которую предстояло закончить. Ее нужно было сдать в понедельник, а у меня не очень ладилось с языком. Я свернула на территорию нового микрорайона. Повсюду на лужайках стояли недостроенные дома. Мусорки тянулись вдоль тротуара, словно товарные вагоны. Был выходной — никаких строителей. Судя по коробкам с «Амазона» и прочей гадости, я не единственная пользовалась их баками.
Я проехала через совершенно пустой район и побросала куски Дерека в разные мусорки. Возвращаясь домой, заскочила в аптеку купить еще перекиси и отбеливателя и в магазин — за джерки[14] на перекус. Мне хотелось только мяса.
Когда я села в машину, позвонила Эми:
— Как дела?
— Нормально, — сказала я, заводя мотор.
— Похоже, ты за рулем.
— Ага.
Она надеялась на продолжение, но я промолчала.
— Может, развлечемся? — спросила Эми.
Я хотела отказаться, просто по привычке, но передумала. Дурацкие дела и разговоры пойдут мне на пользу, прочистят мозги. Для французского будет целое воскресенье.
— Конечно. Чем займемся?
Радость в ее голосе заставила меня поморщиться.
— Отлично! Ты все еще одна дома?
«Не совсем», — подумала я и мысленно усмехнулась, вспомнив о Дереке, пенящемся в ванной.
— Ага, — сказала я. — Еще немного побуду сама по себе.
— Нужно устроить новую вечеринку. Не этим вечером, но обязательно.
— Я даже не знаю...
— Поговорим об этом позже. Может, приду к тебе вечером, посмотрим кино, поедим пиццу?
Я представила, как Эми уходит в ванную: ее обдает вонью отбеливателя и крови прежде, чем она видит, что осталось от лучшего друга ее парня. Вообразила, что Эми закричит лишь раз и я проломлю ей череп топором.
— Лучше сделаем что-нибудь новенькое, — предложила я. — Я слишком долго сидела взаперти.
— Конечно, как скажешь.
— Нужно собрать команду.
— Тогда это будет вечеринка!
Я сменила тему:
— Чем занимается твой бойфренд Эштон?
— Блистает.
— Ты хочешь с ним переспать или нет?
Она ахнула с притворным возмущением:
— Ким Уайт! Как ты смеешь! Я — леди!
— Ты — шлюшка, — сказала я игриво, как человек, желающий оскорбить без последствий.
— Между нами с Эштоном ничего нет.
— Почему?
На линии повисла тишина, потом она сказала:
— Ты серьезно?
— Ага.
— А как же Брайан?
— Черт с ним.
Она засмеялась:
— Черт с ним? Он мой парень!
— Ты сама знаешь, что Эштон тебе нравится больше.
— Но люблю я Брайана. Кроме того, Эштон на меня и не посмотрит.
— Шутишь? Ты же горяча как кинозвезда. Ему повезет, если он окажется в твоей постели.
— Прекрати. Ты такая испорченная, Ким.
— Вот что, — сказала я, действительно загораясь. — Почему бы нам не устроить маленькую вечеринку, куда ты пригласишь Эштона, а не Брайана?
— Господи, ты серьезно?
— Почему нет? Посмотрим, что произойдет.
Это была детская игра по сравнению с ужасом и болью, которые я недавно вызвала, но что-то в возможности разрушить отношения Эми с Брайаном разожгло мой интерес — наверное, идея сделать больно сразу двум друзьям. Злоба Эми могла расти и расти. Мне было любопытно, смогу ли я превратить эту черту в нечто более восхитительное, острое, как нож, и горячее, как лава.