Не желая светить шрамами, я вонзила его с внутренней стороны бедра и едва это почувствовала — так сильно болел живот. Рука тряслась, и мне пришлось поддерживать запястье, чтобы линии были прямыми. Вырезав прямоугольник два на три, я сунула край лезвия под кожу и начала водить туда-сюда, отделяя кожу от плоти под ней. Показалась кровь, размывая линии, так что я переместилась под кран, чтобы порез оставался чистым. Поработав лезвием, как пилой, я подцепила кожу ногтями и потянула, проверяя, отойдет ли она. Кое-где я не смогла ее отрезать, и мне пришлось сунуть ногти поглубже и рвануть — снизу вверх. Кровь забрызгала стенки ванной и алым водоворотом ушла в слив. Был момент жгучей боли, но потом наступило онемение, продолжавшееся, даже когда лоскуток кожи оторвался от тела, чавкнув, как влажная липучка.
Пару секунд я его просто разглядывала. Он казался какой-то диковинкой, словно и не являлся частью меня. Я была восстанавливающейся мясной фермой, а мать всегда кормит отродье своим телом.
Кожа была мягкой и скользкой.
Куда вкусней, чем у Дерека.
Девчонки были лучше на вкус. Теперь я это точно знала.
Ненавидела отметину, оставшуюся на идеальном теле, но, боже, я была такой вкусной. Она затянется. Я не резала слишком глубоко, продезинфицировала рану алкоголем и закрыла марлей. В моем шкафчике было полно дорогих кремов, которые могли не дать появиться шраму. Даже если он останется, то в потайном месте, где очень немногие смогут его увидеть. Кроме того, всегда можно обратиться к пластическому хирургу.
Да у меня и не было выбора. Звереныш рычал, и только это его успокоило бы. Скормить ему клочок кожи лучше, чем ждать, пока он прогрызет мой живот. Но я не могла свежевать себя, как оленя. Аутосаркофагия в прямом смысле сводила в могилу. Мне нужна была человечина, и много. Всегда лучше делать запасы. Я была так расточительна с Дереком, выкинула и растворила хорошее мясо (хотя, конечно, не все оно было нежным, от некоторых частей — слишком жестких и жилистых — пришлось бы избавиться в любом случае). Теперь я за это расплачивалась. Лоскуток кожи, который я скормила траходемону, успокоит его ненадолго. Пришло время хорошенько подумать. Мне требовался план.
Я поиграла с мыслью об убийстве бездомного: его бы никто не хватился, но испугалась, что жертва может быть грязной или больной. То же самое можно было сказать о шлюхе с сайта знакомств. Я хотела человечины, но вовсе не желала подцепить СПИД или хлебнуть патогенов. Выбирая жертву, я знала, что она будет относительно молодой. Небольшой и чистой, не успевшей испортиться.
К счастью, таких в моем окружении было много. Целая школа, полная свежего мяса. Из качков можно было наделать стейков и котлет, но меня влекли нежные тела девушек. Я чувствовала, что будет меньше отходов, с ними проще разбираться, хрупкие фигурки скорей поддадутся ножам и зубам.
Достаточно легко найти случайную жертву. Любая девочка из школы будет рада тусить со мной, и Кейтлин прекрасный тому пример. Я могла завести первогодку в лес без разговоров. Она бы пошла со мной, слишком восхищенная, чтобы почуять опасность. Ее тело будет мягким и нежным, еще хранящим детскую припухлость. Потрошить такую будет куда легче, чем тушу Дерека.
Но в этом плане был изъян.
Любая девчонка, с которой будет зависать суперзвезда школы, растреплет об этом. Похвастается друзьям. Все будут знать, с кем она гуляла, когда исчезла. Лучше бы мне отправиться в лес со старой знакомой, которую и уговаривать не придется.
Но кто из моих подружек созрел?
29
Мы с Дакотой редко тусили вдвоем, но вопросов бы это не вызвало.
В редких случаях, когда я звала ее в гости, она всегда соглашалась. Это подчеркивало ее значимость. На самом деле Дакота была просто дополнением ко всему, что устраивали мы с Эми. Мой интерес убедил бы ее, что она стала популярней. Вот и вся мотивация, которая ей требовалась.
— Конечно, — сказала она. — С радостью.
— Прекрасно. Дом будет в нашем распоряжении.
— Твой папа уехал на целую вечность, да?
— Он заключил договор, а теперь они осматривают место строительства новых зданий.
Последний урок закончился, и мы забрали из шкафчиков нужные книги. Я дождалась конца дня, чтобы поговорить с ней. Тогда у нее не будет времени рассказать кому-нибудь еще, куда она собралась и с кем. Обычно Дакота садилась на автобус. Она была рада поехать со мной, но попросила остановиться у ее дома — закинуть учебники. Дакота была девочкой с ключом — одна из причин, по которой я ее выбрала. Она приходила и уходила, когда угодно, никогда не спрашивая разрешения у матери. Ее мама работала полный день и возилась с пятилетней дочкой, ребенком от второго мужа, который ушел в туман, как и отец Дакоты. Я встречала ее пару раз. Она была типичной американкой, сохранившей следы былой красоты, но измученной и преждевременно постаревшей от стресса и разочарований. Эта женщина считала, что ее дочь способна о себе позаботиться, и Дакота пользовалась подростковой свободой, даже бравировала ей.
— А у тебя дома никого? — спросила я.
— Да. Мама работала утром, но написала эсэмэску, что остается на сверхурочные. Мария у няни — у нашей подруги детский сад на дому. Мы постоянно ее там оставляем.
Она не спросила, почему я интересуюсь. Задумалась, вероятно, о близящихся каникулах и высунула руку из окна, ловя ветер. Низкий V-образный вырез открывал глубокую ложбинку, говорившую, что Дакота вскоре станет еще более роскошной и пышногрудой красоткой, если, конечно, до этого доживет. Глядя на ее дыни, я представила, что варю одну в кастрюле, пока мясо не расползается, словно филе.
Я хотела заманить ее куда-нибудь. Мне не нужны были новые трупы в доме. Я скорей бросила бы тело, чем снова заморочилась расчлененкой. Но плана у меня не было. Я могла бы соврать, что нашла уединенный ручей в лесу и хочу ей показать. Но Дакота не фанатела от зелени. Нужно было как-то извернуться, сказать, что это идеальное место для пикника, например. Я бы могла заманить ее в лес у подножия горы, далеко от тропинок, убить и смыться, унеся с собой спортивную сумку, полную мяса. Дерьмовый план, но что еще оставалось? Здорово было бы найти заброшенный сарай, где можно подвесить ее за лодыжки и распотрошить от пизды до грудины, разделав, как олениху. Но такой возможности не было. Пустой дом или торговый центр мог бы сгодиться, но Дакота не любила лезть в заброшки и удивилась бы, предложи я нечто подобное. Поэтому, когда она попросила заглянуть к ней, чтобы оставить учебники и переодеться после жаркого, душного дня, я поняла: это шанс. Как только Дакота подтвердила, что дома пусто и никто не придет еще несколько часов, у меня появился идеальный в своей простоте план. Убить ее там показалось мне отличной идеей. Можно было оставить тело на месте преступления, сделать вид, что это проникновение со взломом, грабеж или изнасилование, повлекшие смерть. Все же оставались поводы для беспокойства. Было светло, стемнеет только к семи. Кто-нибудь мог заметить, как я вхожу или выхожу. Люди заговорят об убийстве, кто-то вспомнит мою машину на подъездной дорожке, и меня вычислят. В школе не обратили внимания, что мы уехали вместе, но люди могли гулять с собакой или проверять почту во время нашего приезда. Нужно было действовать осторожно. Я рисковала сильней, чем хотела, но времени не осталось. Траходемон не собирался ждать, а я не выдержала бы новых мук из-за того, что не смогла раздобыть еды. Пришла пора испытать судьбу.
Дома Дакота провела меня в свою комнату в конце коридора. Я сказала, что тоже хочу переодеться, чтобы она не удивилась, что я взяла с собой спортивную сумку. Я приготовила ее утром, наполнила пакетами. Это была не новая сумка с эмблемой команды и даже не старая — просто дешевка, которую я прикупила специально для этого. Я выкину ее без труда. Мы уже тусили у Дакоты. Я знала планировку дома и могла легко найти ножи на кухне или инструменты в гараже. Не придется пользоваться своими.
Мы зашли к ней в комнату. Она бросила сумку с учебниками на незастеленную кровать и положила мобильник на комод. Выдвинула верхний ящик и достала трусики и бюстгальтер, а потом нашла в шкафу топик и шорты.
— Скоро вернусь, — сказала Дакота, отправившись в ванную напротив.
Как только она ушла, я схватила ее мобильник и проверила отправленные сообщения. Дакота никому не написала, что тусит со мной. Она автоматически входила в соцсети, так что я проверила ее фейсбук, твиттер и инстаграм на случай, если она написала, с кем и что делает. Ничего. Похоже, Дакота не любила постить о чем-либо заранее. Это снизило бы интерес к фоткам, и лайков было бы меньше.
Я отложила мобильник. Представила ее в ванной, стягивающей влажные от пота трусики. Представила, как ее пышное, сочное тело извивается подо мной, грудь к груди, языки сплетаются. Подумала, что почувствую, если наши киски соприкоснутся.
Я скинула кроссовки и прошла по коридору.
Дверь ванной была приотворена, и я медленно открыла ее, застав Дакоту голой, не считая бюстгальтера, с трудом удерживающего пышную грудь.
— Эй! — воскликнула она, прикрывая промежность. Усмехнулась, а не разозлилась. — Я еще переодеваюсь, Ким.
Я улыбнулась и смерила ее взглядом. От ее форм мой клитор набух и запульсировал.
— Ты такая горячая, — сказала я.
Теперь улыбнулась уже она. Немного покраснела, обвела взглядом комнату, но ни на чем не задержалась. Все еще прикрывала ладонью аккуратно подстриженный кустик, но другая рука беспокойно поправила волосы.
— Э-э-э, спасибо, — ответила Дакота.
— А я горячая?
Она просто смотрела на меня, не говоря ни слова, так что я стянула футболку через голову. Дакота все еще молчала, но ее взгляд притягивала определенная точка. Я расстегнула бюстгальтер, чтобы она могла рассмотреть все как следует. Звякнув застежкой, он упал на кафель.
Дакота колебалась.