После этого Билл ложился спать с кинжалом.
В конце концов, розыгрыши вышли за все границы. Люди уезжали на ночь домой, чтобы не спать в этих комнатах. Самое смешное, что единственный реально опасный случай произошел в замке Клирвелл, когда я напился и заснул ногой в камине. Всё, что я помню, – как проснулся в три часа ночи с забавным ощущением в ноге, потом вскочил, закричал и запрыгал по комнате с горящим ботинком в поисках чего-нибудь, что могло бы его потушить. Всем остальным это показалось очень забавным.
Гизер спокойно посмотрел на меня и сказал: «Оззи, огоньку не найдется?»
Но он перестал улыбаться, когда с моего сапога упала искра и подожгла ковер. Слава богу, и Биллу за тот запас сидра, который хранился за барабанной установкой – им-то мы и потушили огонь. Честно говоря, я был поражен, что это удалось, ведь я пробовал этот сидр и ждал, что он шандарахнет не хуже коктейля Молотова.
Когда мы уезжали из замка Клирвелл, то, по крайней мере, написали большую часть материала для альбома. Оттуда мы отправились записывать его в «Morgan Studios» на Уиллесден-хай-роуд на севере Лондона.
«Morgan Studios» тогда были очень популярны, поэтому, приезжая туда, обязательно встретишь еще какую-нибудь группу. Скорее всего, вы пойдете в небольшую закусочную прямо в студии – где был дартс и бухло – и немного посмеетесь вместе. Но на этот раз, когда я зашел поздороваться с группой, работавшей в соседней студии, у меня сердце в пятки ушло. Это была группа Yes. Мы записывали альбом в «Студии 4», а они работали над «Tales from Topographic Oceans» в «Студии 3». Yes были хиппи и притащили с собой фигурки коров, чтобы в студии было как «на природе». Потом я узнал, что у этих коров даже есть вымя с электрическим приводом. Это не прикол, черт возьми. А еще там повсюду были охапки сена, белая изгородь и небольшой сарай в углу – как детский игровой домик. А я-то думал, что только наш Гизер немного странный.
За всё время работы в «Morgan Studios» единственным участником группы Yes, которого я встречал в закусочной, был Рик Уэйкман, их звездный клавишник. Он был знаменит своими сверхскоростными соло на синтезаторе «Moog», которые исполнял в мантии волшебника. Как оказалось, он был единственным нормальным паренем в Yes. Рик постоянно тусовался в закусочной, очень много пил, и его не интересовали все эти коровы и прочее хипповое дерьмо. Гораздо больше ему нравилось выходить из студии и метать со мной дротики в дартсе.
Мы с Риком тогда от души наигрались и дружим до сих пор.
Этот парень – прирожденный рассказчик. Проводить с ним время – всё равно, что смотреть передачу «Вечер с…». Как-то Рик рассказал мне, как на законнных основаниях изменил имя в паспорте на Михаэль Шумахер на случай, если копы остановят его за превышение скорости и попросят представиться. А потом, когда коп пошлет его и потребует предъявить права, то, пожалуйста – черным по белому так и написано. Такой серьезный подход к выведению людей в форме из себя заслуживает восхищения. У Рика тогда была коллекция примерно из тридцати «Роллсов» и «Бентли» – уж не знаю, когда он их водил, потому что каждый раз при встрече он был в говно. Уэйкман бухал почти так же люто, как и я. Но потом, спустя несколько лет, он пережил несколько сердечных приступов подряд, и ему пришлось завязать.
По Рику было видно, что альбом «Tales from Topographic Oceans» наводит на него смертельную скуку. Один из самых смешных рассказов связан с тем временем, когда Yes поехали в тур в поддержку этого альбома. Как-то раз Уэйкману настолько надоело одно из этих замысловатых восьмичасовых выступлений, что он заставил помощника заказать ему карри и доставить прямо на сцену. Он сидел за клавишами, ел цыпленка виндалу, прикрывшись своим плащом, и курил.
После этого в Yes он надолго не задержался.
В общем, как-то раз в «Morgan Studios», когда Рик казался еще больше скучающим, чем обычно, я спросил, не хочет ли он зайти в «Студию 4» и послушать наши новые вещи. Помню, как сыграл ему мелодию «Sabbra Cadabra» на своем синтезаторе «ARP 2600». И вот гроблю я хороший рифф своим корявым пальцем: ду-ду-ду, ду-ду-ду-ду, – а Рик смотрит на меня. И, когда я наконец остановился, Рик сказал: «Хм-м… может, вот так прозвучит лучше…» – наклонился над клавишами, и такой: ди-ли-ди-ли-ди-ли-ди-ли-ду, ди-ли-ду. Его пальцы двигались так быстро, что, клянусь, их не было даже видно.
Я сразу спросил его, сыграет ли он с нами в альбоме, а Рик ответил, что с удовольствием сыграет, если мы заплатим ему его обычный гонорар.
– Сколько? – спросил я.
– Две бутылки лучшего горького пива «Director’s».
Если не считать Рика, участники группы Yes жили как монахи. Они не ели мясо. Выглядели так, будто каждый день занимаются йогой. И мы никогда не видели их пьяными. Единственной рок-н-ролльной чертой их образа жизни была дурь, которую они курили, а у меня как раз случилась поставка феноменального афганского гаша. Очень серьезное было дерьмо. В те времена я считал себя знатоком дури, и мне хотелось узнать, что скажут об этом гаше Yes. Поэтому однажды утром я притащил брикет в студию, зашел к Yes и отломил им большой кусок. По какой-то причине единственным, кто в тот день не пришел, был Рик.
– Вот, ребята, – сказал я. – Добавьте его себе в самокрутку.
Они ответили, что сейчас же его попробуют.
Я вернулся в «Студию 4», сам скурил пару косяков, записал второй голос, зашел в закусочную выпить пятый или шестой раз за день, вернулся, выкурил еще косяк и решил проверить, как там дела у наших соседей из Yes.
Но, когда я вошел в «Студию 3», там было пусто.
Я нашел девушку-администратора и спросил: «Вы нигде не видели Yes?»
– О, они еще в обед все вдруг плохо себя почувствовали. И им пришлось поехать домой.
У нашего альбома уже было название – «Sabbath Bloody Sabbath» – в честь песни, которая помогла Тони преодолеть творческий кризис, и альбом был просто огонь. Я считаю, это был наш последний действительно великий альбом. Уже даже было готово оформление конверта: спящий на кровати парень, нападающие на него демоны, а сверху череп и число 666. Мне чертовски понравилась эта обложка. И в музыке нам удалось соблюсти правильный баланс между старым тяжеляком и новым «экспериментальным» звучанием. С одной стороны, у нас были песни типа «Spiral Architect», в которых играет полноценный оркестр, и «Fluff», похожая на «Shadows» (песня названа в честь Алана Фримана по прозвищу Флафф – диджея, который всегда ставил наши записи на «Радио 1»). С другой стороны, была «A National Acrobat», у которой настолько тяжелое звучание, что создается впечатление, будто тебя ударили по голове куском бетона. В альбоме даже была одна песня моего собственного сочинения – «Who Are You?». Я написал ее однажды вечером в коттедже Булраш, когда пьяный возился с магнитофоном и своим «ARP 2600».
Мы все были довольны альбомом «Sabbath Bloody Sabbath». Счастливы были даже Патрик Мехен и звукозаписывающая компания. Но дальше, как оказалось, все пошло по наклонной.
Мне должно было прийти в голову, что с Black Sabbath случится что-то плохое, еще когда в 1974 году мы летели в Америку и парень, сидевший рядом со мной в самолете, внезапно откинул копыта.
Сначала я услышал, как он задыхается: «Ух, уф, уф-ф-ф». А через минуту я уже сидел рядом с трупом. Я не знал, какого черта мне делать, поэтому нажал на кнопку и вызвал стюардессу.
– Да, сэр, я могу вам помочь? – спросила девушка, вся такая строгая и правильная.
– Этот парень, кажется, не жилец, – ответил я, указывая на труп, сидящий рядом.
– Простите, сэр?
– Он отбросил коньки, – ответил я, поднимая его обездвиженную левую руку. – Посмотрите на него. Он мертв, как гребаная птица дронт.
Стюардесса запаниковала.
– Что случилось? – шепотом спросила она, прикрывая его одеялом. – Он плохо себя чувствовал?
– Он задыхался, – ответил я. – Я подумал, что у него просто арахис не в то горло пошел. Потом он побелел, глаза закатились, и всё – привет.
– Слушайте, – сказала тихо стюардесса. – Давайте обопрем его на подушку у окна. Пожалуйста, не говорите об этом другим пассажирам. Мы не хотим, чтобы люди запаниковали. Чтобы предоставить вам компенсацию за неудобство, мы можем пересадить вас в первый класс.
– Чем отличается первый класс от бизнеса? – спросил я.
– Шампанским.
– Волшебно.
Это было начало Конца.
Больше всего из этого турне в поддержку «Sabbath Bloody Sabbath» я помню то, что все начали злиться друг на друга. К тому моменту Патрик Мехен превратился из волшебника на другом конце провода – который покупал тебе «Роллс-Ройс», коня или набор электромашинок – в беснующегося ублюдка, который никогда не мог прямо ответить на вопрос, сколько денег мы зарабатываем.
Между тем, Тони ворчал о том, что он один делает всю работу и у него нет никакой личной жизни. Вроде бы так оно и было. С другой стороны, Тони сам любил торчать в студии – даже стал сам заниматься продюсированием альбомов. Лично я всегда терпеть не мог сидеть там, курить и слушать одни и те же трехсекундные фрагменты гитарного соло по сто раз. Я до сих пор этого не переношу. Это сводит меня с ума. Как только я записываю свою партию, я выхожу на свежий воздух. Но с развитием технологий в семидесятых появился соблазн добавить еще одну звуковую дорожку, а потом еще и еще… Тони всё время было мало. У него хватало на это терпения, и никто никогда с ним не спорил, потому что он по-прежнему был неофициальным лидером группы.
Гизера тоже всё достало, он устал от того, что я постоянно выношу ему мозг просьбами написать тексты. Сейчас я понимаю, как его это, наверное, бесило, но ведь парень – настоящий гений. Помню, как-то раз я позвонил ему, когда мы работали в «Morgan Studios». У Гизера был выходной, и он торчал в своем загородном доме. Я сказал: «Давай, Гизер, мне нужны слова для «Spiral Architect»». Он немного поворчал, велел перезвонить через час и повесил трубку. Когда я перезвонил, он спросил: «У тебя есть ручка? Хорошо. Пиши: «Sorcerers of madness/Selling me their time/Child of God sitting in the sun…»» Я удивился: «Гизер, ты сейчас читаешь это из книги?»